Загадка Скалистого плато - Юрий Ясько

Тогда Заров попросил разрешения перенести на бумагу рисунок с блюда, объяснив это своей страстью ко всему древнему. Я разрешила. Но он не стал перерисовывать, а на следующий день пришел с фотографом Линским, тот сделал несколько снимков с блюда. И еще: Заров увидел рукопись твоего дяди — она лежала рядом с блюдом на дне сундука. Спросил, что это за бумаги. Я почему-то сказала, что старые бумаги моего покойного отца. Больше Заров ими не интересовался. А потом блюдо исчезло. Как сквозь землю провалилось. Может, его взял Линский — он приходил в конце сорок четвертого года фотографировать меня для газеты, я отлучалась, готовя угощение.

— А Заров? Живет еще здесь?

— Нет. Переехал в Пригорск. Ну, пойдем домой.

Когда они подошли к дому, Борис обратил внимание на высеченную надпись. Хозяйка перевела на русский язык: «Я, Мирзо Мирзоев, построил этот дом для мира. Да будет мир и счастье».

— Мой дед был купцом первой гильдии, а отец пошел по трудной дороге революционера. В пятнадцатом году он все свое состояние отдал большевикам.

Туриев и Ксения Акимовна поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж, через высокую резную дверь вошли в большую комнату.

Ксения Акимовна быстро накрыла на стол, говоря: сперва — еда, потом дела.

— Моя Валюшка прекрасно готовит фаршированный перец. Отведай!.. Сегодня уехала в Баку — с мужем мириться. Надоело все это… То ссорятся, то мирятся. Оба хорошие, умные, но слишком гордые. А ведь у них — сын. Чудесный мальчик, уже разговаривать начинает.

…Ночь, глубокая ночь плывет над городом, а Борис читает рукопись Виктора Туриева. Хрупкие листы бумаги источают запах лежалости. Почерк дядя убористый, нервный, но разборчивый.

Исторические справки, цитаты, взятые в кавычки… А вот интересное: «Купил на толкучке старинное блюдо. Не о таком ли блюде рассказывал мне Сослан Гагиев? Оно стояло в их сакле на самом почетном месте у очага. Дед Сослана говорил, что таких блюд всего три на всем белом свете. Блюда сотворены нашими предками, жившими в пещерах Скалистого плато. Они занимались златокузнечеством, их изделия распространялись по всему Востоку через Д-ские ворота. Думаю, это название ошибочное. Может, речь идет о Дарьяле? Дер-аль-алан — ворота аланов.

На блюде — орнамент, поразительно похожий на тот, которым пользуются до сих пор наши мастерицы при изготовлении войлочных ковров. Ахмед, продавший мне блюдо, показал статуэтку из нефрита — копию Сырдона из Нартского эпоса. Дьявольски интересную книгу можно написать, проследив путь в истории этих двух вещей — блюда и статуэтки. Ахмед статуэтку не продал за ту цену, что я предложил, а жаль… Окончится война — самым серьезным образом займусь историей нашего народа. А пока рискую сделать вывод, что легенда, бытующая в народе, — отражение действительности: на Скалистом плато жили люди, жили наши Предки. Предание имеет под собой реальную почву…»

А вот запись, касающаяся Ксении Акимовны: «Удивительная женщина Ксения Акимовна, добрая, отзывчивая, в ее квартире часто помещают кого-нибудь из эвакуированных — и для каждого находит она слово участия.

Делюсь с нею и ее дочкой Валей своим пайком, хотя делать это трудно: приходится обманывать, что получил очередную посылку от своего друга из Баку, а в этом городе никто из моих знакомых не живет.

Муж Ксении Акимовны, полковник, погиб в первые дни войны, сын ее ушел на фронт добровольцем…»

Борис отложил рукопись, подумал: «Как странно все у меня переплелось: убийство у тропы на Скалистое плато, рукопись дяди, какое-то блюдо, Заров, интересующийся этим блюдом. Надо побольше узнать о Скалистом плато. Не с точки зрения геологии, а — с исторической».

Воскресенье Борис провел на море. А вечером Ксения Акимовна предложила ему пойти в городской сад.

— Я покажу тебе места, где блистала в молодости, — заговорщически прошептала она.

Одним из таких мест оказалась огромная деревянная ротонда. Краска на ней облупилась, свисала лохмотьями, рождая в душе грусть запустения.

— Здесь я неоднократно получала первые призы за мазурку. Ах, как давно это было, — проговорила Ксения Акимовна, в глазах ее блеснули слезы, — здесь же я познакомилась со своим Николаем, тогда скромным краскомом, и случилось это в двадцатом году. Знаешь, Борик, жизнь не баловала наше поколение, но все равно она прекрасна.

Они присели на скамейку.

— Я тебе не сказала еще вот о чем… Просто забыла… Заровым интересовался один довольно молодой человек, расспрашивал меня о нем, где он да что он. Я ему сказала, что Заров выехал из Д., а куда — не знаю. Почему-то подозрительным мне тот молодой человек показался.

— Не этот ли? — Борис достал из кармана фотографию убитого. Почему он спросил, наверное, и не объяснил бы? В легких сумерках не было заметно, что снят мертвый. Ксения Акимовна поднесла фотографию к глазам, пожевала губами.

— Похож. Только снимок какой-то странный… Знаешь, женщины с годами становятся страшно любопытными. Скажи, почему ты приехал? Что тебя привело в наш город?

— Ищу этого человека, — Борис положил фотографию в карман, — он мне нужен по одному делу.

— А как ты его собираешься найти? Отдашь снимок в газету, его напечатают и сделают подпись: «Такого-то просим прийти туда-то».

— Нет, не так.

— Значит, этот человек совершил преступление, — заключила Ксения Акимовна, — его фотографию опубликовывать в газете нельзя: он узнает, что его ищут, и сбежит.

— Этот человек убит, Ксения Акимовна. Мне надо выяснить его фамилию, имя, отчество, словом, все о нем надо узнать: откуда родом, чем занимался…

— Какой ужас… убит… Молодой еще, красивый. Я его видела всего один раз.

— И вас что-то насторожило, поэтому вы не сказали ему, куда уехал на жительство Заров?

— Взгляд. Колючий, недобрый взгляд. Острый такой, как лезвие. И говорил он с акцентом. Мне даже подумалось, что он иностранец.

— Больше ничем он не интересовался?

— Ничем. Как только я ему сказала, что не знаю, куда уехал Заров, он ушел. — Ксения Акимовна зябко повела плечами. — Прохладно становится. Пора домой. У тебя завтра будет трудный день.