Остров на карте не обозначен - Дмитрий Чевычелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответив так обстоятельно, Кузьмич замолчал и презрительно посмотрел на Хенке.
Ганс моментально отцедил те слова, какие понял, выстроил их в ряд и отрапортовал:
— Он, господин оберштурмфюрер, говорит, что Рынин вырвал у него здоровый зуб. И у каждого вырывал по одному здоровому зубу. И еще Рынин следил за хозяйством, чтобы щетки и тряпки были чистыми.
— А ты точно перевел? — усомнился Хенке.
— Совершенно точно, господин оберштурмфюрер! — испугался Ганс.
— Впрочем, возможно, Рынин для маскировки перед командой и значился на судне врачом, — заметил Хенке. — Но ты не все перевел. Он говорил много. Что еще он сказал?
— Он говорил еще, что доктор Рынин рвал зубы сидя, без штанов, сразу же клал зубы на полку и всегда бил щипцами по челюсти. А его Рынин ударил в зубы ногой.
— Очень странно, — пожал плечами Хенке. — Что бил щипцами и ногой — это понятно. Но… без штанов и… зубы на полку — непонятно, очень непонятно.
Хенке подумал, пронзительно посмотрел на спокойного Кузьмича и задал новый вопрос:
— Что говорили о Рынине в команде?
— Что Рынин в команда говорить? — перевел Ганс.
— Случалось. Разговаривал с нами. О науке. У него ведь черепная коробка наполнена хорошо. Не то, что у некоторых других, — покопаться не в чем… — Кузьмич при этом выразительно поглядел на переводчика и Хенке, ясно давая понять, чьи черепа он имел в виду.
— Он говорит, господин оберштурмфюрер, что у Рынина была полная коробка с черепами… Он их где-то выкопал…
— Странно, странно, — поразился Хенке. — Гмм-м… Что же он — археолог, что ли?… А может, они вскрывали могилы расстрелянных нами?… Но если он врач, то как же он может быть доктором технических наук?… Нет, путает что-то этот старик! Спроси у него, Ганс, где Рынин выкопал эти черепа?
— Где доктор так много это черепа копал? — спросил Ганс. — Полный коробка черепа?
Кузьмич несколько минут смотрел на немца с недоумением, потом вдруг рассердился:
— Хочешь, чтобы я на Рынина наклепал что-то? Собака! Прохвост! Да я за Советскую власть и за своих людей уже три раза кровь проливал! И под русским флагом я седым стал, когда ты еще на горшке сидел!… — Кузьмич немного успокоился, расправил усы-сосульки и добавил: — Да ты, голуба, большой прохвост…
Ганс, выслушав горячую филиппику Кузьмича, понял ее с пятого на десятое и замялся…
— Он, господин оберштурмфюрер, что-то заговаривается…
— А все-таки что он сказал? Переведи! — приказал Хенке, заметив сердитое выражение на лице Кузьмича.
— Он, господин оберштурмфюрер, говорил, что из-за Советской власти ему, уже седому, три раза кровь выпускали… А доктор Рынин что-то приклепал к хвосту собаки…
— Ага! Старик, стало быть, пострадал от Советской власти… Так!… Поэтому он, возможно, заговаривается… А еще что он сказал?
— Вас, господин оберштурмфюрер, назвал голубем с большим хвостом…
— Гмм-м… Да, он и впрямь заговаривается…
Гестаповец еще раз внимательно посмотрел на Кузьмича. Тот уже опять был спокоен.
— Хватит ему вопросов! — решил Хенке и приказал конвоирам: — Отведите его обратно в камеру и приведите… — Хенке посмотрел в бумажку, заранее приготовленную ему переводчиком, который возился со всеми отобранными документами. -… приведите сюда Борщенко!
Кузьмича увели, а в кабинет, предварительно постучав, вошел длинный тощий охранник, с узким лицом и тяжелой челюстью. На фуражке у него виднелась трехцветная кокарда власовца. Он остановился у порога и вытянул руки по швам.
— Вы меня вызывали, господин оберштурмфюрер? — по-немецки спросил он.
— Да, Шакун, ты мне нужен. Подойди ближе!
Шакун быстро подошел к столу, неуклюже щелкнул каблуками и почтительно наклонил рыжую голову…
4
Когда Борщенко ввели к оберштурмфюреру Хенке, там еще был Шакун. Увидев Борщенко, власовец удивленно вытаращил глаза и медленно пошел навстречу.
— Черный ворон? Ты ли это?! Ну и встреча, черт меня сожри! Бывает же…
Шакун завертелся около Борщенко, разглядывая его со всех сторон и все более расплываясь широкой зубастой улыбкой.
— Почти не изменился! — продолжал он. — А ведь, почитай, два года прошло с тех пор… с Киева… Да что ты так уставился на меня?!. Неужто не узнаешь?… Я — Федор Шакун… Помнишь, познакомились с тобой в бане, из-за твоего водяного с рогатиной?… Ну, ты еще потом два раза брал меня на свои операции…
Борщенко мучительно передернулся и медленно огляделся, выискивая, чем бы расколоть голову предателю.
А Шакун продолжал:
— Ну, не кривись. Раз не нравится — не буду. Мне рассказывали, что не любишь ты разговоров о таких делах… А на этих не обращай внимания… — Власовец кивнул в сторону гестаповца и конвоиров. — Они по-русски не понимают ни слова!… А как ты по-немецки? Попрежнему ни бум-бум? Ага? Ну, а я уже калякаю по малости… Погоди, вот я сейчас…
Шакун повернулся к Хенке и по-немецки объяснил:
— Господин оберштурмфюрер, он один из наших… В Киеве был старшим в зондеркоманде… Его сам генерал Власов принимал… Он два раза брал меня на операции…
Хенке заинтересованно посмотрел на Борщенко.
— А как его звать? — спросил он Шакуна.
— Имя у него было Павел. Фамилию забыл. В Киеве его прозвали Черным вороном…
Заинтригованный Хенке сделал знак конвоирам, и они вышли.
— Зитц маль! — пригласил гестаповец.
— Садись, Павел! — перевел Шакун.
— Ви хает ду ауф дизер шифф бештейген? [1]
Борщенко молча в упор рассматривал гестаповца.
— Он, господин оберштурмфюрер, кроме русского, ни к какому языку не приучен, — пояснил Шакун. — А на советское судно попал специально… Он — бывший моряк. Его забрали тогда из Киева для отправки в тыл к коммунистам. На флот. По заданию…
— По какому заданию? — заинтересовался Хенке… — Это важно. Спроси у него.
— Павел, ты по какому заданию очутился на судне?
— По особому, — выдавил Борщенко, соображая, как вести себя дальше, и решив не выдавать свое знание немецкого языка.
— Спроси у него, Шакун, в чем состояло это задание?
— Павел, оберштурмфюрер интересуется, какое это было задание?
— Я не могу отвечать на этот вопрос! — твердо сказал Борщенко, понемногу приходя в себя и решая использовать роль, так неожиданно ему навязанную. — Скажи, что не могу об этом говорить!
— Он не может говорить! — коротко перевел Шакун. — Особое задание, господин оберштурмфюрер…
Хенке понимающе кивнул и задумался, внимательно разглядывая богатырскую фигуру Борщенко.
Воспользовавшись паузой, Шакун спросил:
— А что это у тебя, Павел, голос вроде изменился? И слова стал растягивать?
