Печки-лавочки - Василий Шукшин

– Ну, здравствуйте, здравствуйте!.. С приездом. – Лысый уселся в удобное кресло, с улыбкой осмотрел хозяина. – Как поживает деревня-матушка?

Профессор-хозяин тоже изобразил обаятельную улыбку.

– А как себя чувствует Вавилон?

Профессор-гость не снимал игривого тона:

– Ну, ему-то что сделается! Растет. Шумит.

– Нет, это не рост – нагромождение, – сказал хозяин. – Рост – нечто другое… Живая, тихая жизнь. Все, что громоздится, то ужасно шумит о себе.

– Гуманитарии всякий раз забывают один простой и вечный закон природы: тело не упадет, если сохранит скорость… Не нам с тобой, Сергей Федорыч, дорогой, исправлять этот закон. Будут расти, шуметь, строить. Постараются сохранить скорость.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила хозяйка к столу.

И тут Нюра совсем выпряглась.

– Спасибо, спасибо, – сказала она. – Мы утром чай попили…

– Да вы что! – воскликнул профессор-хозяин. – Ну-ка, давайте…

– Да не беспокойтесь, мы где-нибудь в столовой…

Даже Иван понял, что это уж слишком.

– Садись, что ты?

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила и хозяйка. – Зачем же идти в столовую, когда можно дома?

– Мы в столовой-то, знаешь, сколько время потратим! – убеждал жену Иван. – А тебе интересней по магазинам походить, сама говорила.

Нюра сдалась:

– Ну, можно закусить немного…

Когда сели уже за стол (профессор-гость отказался, просматривал записи, привезенные хозяином), пришла Люда, невестка, высокая, статная, очень красивая. Иван неприлично открыто засмотрелся на нее.

– Это мои гости, – сказал профессор-хозяин.

– Очень приятно.

– Людмила… как у тебя день?

– У меня с двух часов заочники.

Профессор помрачнел. Замолчал.

– Ваня звонил? – спросила Люда, не замечая, а может, не желая замечать, что свекор помрачнел.

– Он ушел на лекции.

Люда с Марьей Ивановной ушли на кухню.

– Странный ты человек, Сергей Федорыч, – заговорил профессор-гость. – Ну а что ты предлагаешь? Как предлагаешь им поступить?

– Это ты странный!.. Я предлагаю! Я уже давно ничего не предлагаю. Попробовал бы я предложить!..

– Ну, как же быть?

– На это мог бы ответить хозяин дома. Но таковых теперь в домах не бывает… Разве вот у них, – Сергей Федорыч кивнул в сторону Ивана и Нюры. – И то вряд ли.

– Частенько русские… домострой вспоминают. Странная тоска… В профессорском доме. Не находишь?

– Нет, не нахожу.

Профессор-гость уткнулся в тетрадку.

Гости – Иван и Нюра – не поняли, о чем шла речь. Иван аккуратно доставал ложечкой красную икру из вазочки и ел прямо так – из ложечки же. И снова доставал.

– Вкусная штука, – похвалил он, когда почувствовал на себе взгляд хозяина.

– Ешь, ешь, – кивнул Сергей Федорыч. – Это память о домострое. Редкая штука.

ГУМ. Людская река растекается здесь на десятки проток. То закрутит у прилавка с носками, то увлечет в салон электроприборов… То вынесет на горбатый мостик, и тогда можно оглядеться, передохнуть, прийти в себя.

Ивану очень понравилось смотреть сверху, с мостика, на людей внизу… Но Нюра торопила. Куда торопила? Впрочем, она что-то покупала – что-то такое Иван держал уже в руках, какую-то коробку.

Нюра неутомимо перебирала, прикидывала на голову платки… Продавщицы ей делали замечания, Нюра не обращала на них внимания. Ее очень увлекло это занятие – перебирать товары. Она прямо преобразилась вся. И куда девалась ее деревенская робость, нерешительность!

Она тащила Ивана все дальше и дальше… Они вместе трогали плащи, мяли рукава их, растягивали… Вместе заглядывали в бирочки, где указана цена… И шли дальше.

В одном месте толпа растащила их в разные стороны…

Иван забеспокоился… Стал кидаться туда-сюда, спрашивал людей, показывал руками, что потерял жену, крупная такая женщина, с веснушками.

Одни качали головой – не видели…

Другие улыбались…

А один сердобольный молодой человек стал, как видно, объяснять Ивану, что надо пойти на радиоузел, сказать фамилию, имя, отчество жены, и там объявят по радио, и жена придет к фонтану…

А профессор Сергей Федорыч в это время названивал по телефону в справочное Курского вокзала. Справочное все время было занято.

– Кошмар!.. – застонал профессор. – Целый час – все занято.

Профессор-гость, читая тетради хозяина, пояснил:

– Они кладут трубку на стол и читают детективные романы.

А Иван стоял у фонтана в ГУМе и ждал… жену. Волновался, как любовник.

– Нет, это черт знает что такое! – взревел профессор-хозяин. И бросил трубку. – Это же, простите, не работа!.. – Он встал и заходил по комнате. – Это не неумение работать, это не-же-ла-ние работать! Ну, как же: она десять лет училась, ей вдалбливали в голову, что удел человеческий – это беспосадочный перелет Москва – Владивосток…

– Старо! – сказал профессор-гость.

– Это первенство мира по прыжкам в высоту, а тут кто-то хочет узнать, когда идет поезд «Москва – Симферополь»! Фи! – Сергей Федорыч всерьез разволновался. – Ах ты, кудрявая, судьба обошла тебя, не повезло в жизни!.. Вот увидишь, сейчас, если дозвонюсь, рявкнет: «Москва – Симферополь» отходит в ноль целых…" И подумает: «Старый осел».

– А ты как-нибудь… молодым баритоном попробуй.

Профессор опять подсел к телефону. Опять было занято.

– Так!.. – Профессор тихо стал звереть. И неожиданно перешел от крика на тихий, зловеще-вкрадчивый голос: – А ведь никто не догадался объяснить ей, что простое человеческое дело – ответить, если спросили, – и есть высокий долг…

– Видишь, у тебя получается – баритоном-то.

– Пошел к дьяволу!

– Чего ты психуешь-то? Ну, занято… Один ты звонишь, что ли?

В это время пришел Иван-сын.

– Вий пришел, – сказал отец. – Слушай, Вий, объясни мне, пожалуйста…

– В чем дело?

– Не могу дозвониться в справочное Курского вокзала. Все время занято…

– Когда нужны билеты?

– Ты хотя бы узнай…

– Когда нужны билеты? Их принесут сюда, на дом.

– На завтра.

Иван-сын подсел к телефону, набрал номер…

– Сергей? Сережа, нужно два билета… Хотя подожди… У них сквозной до Симферополя?

– Нет.

– На завтра. Два билета. До Симферополя. Спасибо. – Сын положил трубку. – Завтра утром сюда принесут два билета. От десяти до двенадцати.

Старики молчали. Долго молчали.

– Так жить можно, – не то шутя, не то серьезно сказал профессор-отец, – блат кругом. – И продолжал иным тонном: – Иван, я серьезно прошу, поговори с деревенским человеком. Это очень умный, хитрый и в то же время какой-то поразительно доверчивый человек. Ведь это сегодняшняя Россия.

– Ну уж! – воскликнул профессор-гость. – Вся, сразу – в одном Иване…

– О чем поговорить? О положении сельского учителя сегодня? Но я больше его знаю об этом…

– О-е-е!

– Знаю, например, что подавляющее большинство учителей в стране – женщины. Могу назвать цифры…

– Не надо. Ну и что, что женщины?

– Это нехорошо. То есть не то что вовсе нехорошо, но желательно, чтоб мужчин-педагогов было больше. Не нужно же тебе объяснять, что для ребенка-мальчишки, положим, сказанное учителем-мужчиной совсем не одно и то же, что скажет учительница. Мы это знаем.

– Ну и что вы собираетесь делать?

– Пишем диссертации, – не то в шутку, не то всерьез ответил сын.

– Лихие ребята!

– Дальше, мы знаем, что общекультурный уровень тех же сельских учителей… Ну, как бы это… оставляет желать лучшего, что ли. И вовсе не потому, что они…

Зазвонил телефон.

Профессор поднял трубку, послушал и сказал:

– Его нет дома. Позвоните попозже… Итак, вовсе не потому, что они не хотят его повышать, а…

– Меня просили?

– Да. Переживут. А почему же?

– Первое: огромная, иногда нелепая перегруженность в школе. Учителей, я имею в виду. Любовь местных властей общественную работу на селе сваливать на тех же учителей. Они и агитаторы, и организаторы, и участники художественной самодеятельности, и депутаты сельских Советов – словом, актив.

– Не вижу ничего в этом плохого.

– Плохо то, что некогда книгу почитать, фильм посмотреть… Они падают от усталости.

– Третье?

– Третье: я бы увеличил им зарплату. Но из своего кармана, сам понимаешь, я это не могу сделать.

– И все-таки, что же делать? Ведь им доверено будущее страны – дети. Между прочим, никто из них – я говорил со многими – не пожаловался. Очень добрые, приветливые люди… Даже веселые.

– Это труженики. И потом, что же, они тебе, московскому профессору, станут жаловаться? Ты бы стал жаловаться, когда был молодым?..

Профессор-отец ничего на это не сказал. Не ответил.

– Папа, мы не помешаем, если соберемся сегодня у нас?..

– Кто? Да нет… что же? Нет, конечно, не помешаете. Этот… волосатый – придет? – Профессор весь перекорежился, перекосился – изобразил, что играет на гитаре.

Иван-сын ушел к себе в комнату, никак не отреагировав на выходку отца.