Внутри - Никита Сергеевич Кузьмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
С возрастом знакомиться и заводить новые отношения становится тяжелее. Я смотрю на детей – вот они встретились, а через минуту уже всё друг о друге знают и готовы отправиться вместе на край света. Со взрослыми это становится намного сложнее. Они зажаты, у них проблемы с доверием и комплексы. Ты вроде идёшь на сближение, а в ответ получаешь отказ, потому что человек совсем на это не готов. Это грустно. Эта детская непосредственность – то, чего не хватает взрослым и то, чему нам стоит поучиться у детей. Это то, чего мне катастрофически не хватает в людях.
***
Они стояли рядом. Он и она. Её руки нежно обвивали его шею. Они держались друг за друга и просто были рядом. Поцелуй. Аккуратный, нежный, шёлковый. Приятная улыбка. Ещё один поцелуй. Взгляд глаза в глаза. Его руки на её талии, а она воздушная, словно ангел. На её ногах бархатные крылья. Взгляд скользит по лицам друг друга и отсвечивает как солнечные зайчики. Им хорошо и для счастья больше ничего и не надо.
***
Петербург. В тумане, в сахаре и карамели. В запахе пышек с сахарной пудрой. В запахе влажности. Завёрнутые каналы тут и там, маршрутки, автобусы и трамваи. Такие родные, такие знакомые. Песни под гитару на дворцовой площади, толпы людей и звенящая тишина. Парадный облик Невы и островов, шаги и стук каблуков. Прогулочные караблики и зелёные деревья. Величественный Невский проспект. Почему здесь всё такое родное, знакомое, домашнее?
***
Петербург. В подземном величии, в стуке рюмок, деревянных столах. В катающихся по улицам кусочках солнца. В сирене невидимых пожарных, в крике людей. Золотой отблеск летит и растворяется в облаках. Зелёный цвет домов становится последним поводом для грусти. Крыши опускаются под землю. Строки поэтов отчеканены на трамвайных рельсах и по ним стучат вагоны. Светофор кричит и не даёт взлететь. Серость облаков и женский голос сверху не кончается разочарованием. Каменные ступени сохнут на воздухе и испаряются с первым криком чаек. Невский проспект уже полностью исписали и на нём не осталось живого места. Книжный на третьем этаже – последний островок безумства в этом адекватном, логичном, обдуманном мире.
