Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка - Курт Давид

Мы пытались угадать по выражению их лиц, что у них на уме: тот перевес, который принесла нам уловка Темучина, мог в любую секунду растаять. Если кто-то из них все-таки оглянется, мы должны успеть натянуть тетиву и спустить стрелы прежде, чем эти разведчики набросятся на нас.

А они продолжали спорить. Чем дольше они спорили, тем больше становилась опасность, что мы не успеем их упредить.

— Оказывается, не такие уж вы бесстрашные, как хотите показаться, — подстегнул их Темучин, решивший, что будет лучше, если один из них все-таки оглянется.

Они молчали. Молчали и не оглядывались.

Темучин приказал им бросить луки, стрелы и сабли в траву.

И они покорно побросали свои сабли, луки и стрелы в траву.

Темучин приказал им приблизиться к нам на расстояние в десять шагов и спешиться.

Те покорно приблизились к нам на это расстояние, и, когда они спешились, мы налетели на них как ураган. Крича во все горло и нагоняя на них страх, мы схватили их лошадей за уздечки и огрели нагайками. Мы слышали еще у себя за спиной их крики:

— Это был Темучин! Темучин! Это мог быть только Темучин!

Когда мы вырвались из теснины и копыта лошадей колотили по промерзшей земле, мы какое-то время уходили на запад, потом на юг, и лишь под конец мы взяли направление на восток — когда эти четверо, наверняка забравшиеся на холм, никак не могли нас видеть.

В орду мы вернулись ближе к ночи, а не к заходу солнца, как собирались.

Темучин пригласил нас в свой шатер. Старая служанка Хоачин стояла на коленях перед очагом, раздувая огонь. Он отослал седовласую добрую старуху, сказав, чтобы она шла к Матери Тучи и развлекла ее немного своими разговорами.

Снаружи поднялся ветер, стены шатра начали прогибаться под его порывами. Из очага посыпались искорки.

— Мы победили их с помощью хитрости, и это принесло нам четырех лошадей, — проговорил Темучин не слишком-то радостно.

И добавил:

— Они ничего своему вождю не донесут: в степи человек без лошади — все равно что мертвец.

— Да, но мы-то что выиграли? — спросил Бохурчи.

— Ничего, — ответил Темучин.

А я вот что сказал:

— Да, мы не выиграли ничего. В наши земли засылают разведчиков и соглядатаев, а мы ни их имен не узнали, ни откуда они родом. Мы, правда, спаслись сами, но откуда нам знать, будем ли мы жить завтра? Кто засылает разведчиков и соглядатаев, однажды приходит и сам.

— Ты прав, Кара-Чоно.

— Может быть, это все-таки были тайчиуты?

— Нет, Бохурчи, — сказал Темучин. — Тайчиуты сразу признали бы меня.

Некоторое время мы молча сидели на мохнатых шкурах, прислушиваясь к завываниям ветра. Со стороны реки доносился хруст ломающихся ветвей. Река бурлила и с шумом билась о каменистый берег.

— Мы вышлем в дозор четверых воинов, — сказал Темучин. — Пусть объезжают наши земли днем и ночью и, если увидят приближающегося врага, своевременно нас предупредят. И тогда у нас хватит времени, чтобы уйти в глубь лесов. В теснины священного Бурхан-Калдуна еще никто не осмелился пойти за нами.

— Ты хочешь бежать от врага, Темучин?

— А ты хотел бы с ним сразиться, Бохурчи?

— Да, до последней юрты и до последней стрелы, столько, сколько будут видеть мои глаза и в руках останется силы!

— Их будет несметное количество, наших врагов, Бохурчи, — сказал я. — У меня в ушах по сей день стоит их дикий хохот — это когда они напали на нашу маленькую орду.

— Я пришел к Темучину, чтобы сражаться, а не чтобы скрываться, — ответил Бохурчи. — Я хочу биться с врагами. И если надо — умереть!

— А если умирать не надо? — Темучин наклонился всем своим крепким туловищем к Бохурчи так, что они чуть не стукнулись головами. — Разве избегать неравных битв не значит воевать умело и хитроумно? Что с того, если мы оставим им нашу пустую стоянку, большие желтые пятна на тех местах, где стояли наши юрты? Или лучше нам всем умереть, увидев перед этим, как враги приканчивают наших женщин и детей, как сжигают юрты и шатры — и все только потому, что нас меньше и мы слабее, хотя сражаться хотим? В то время как одни будут оплакивать нас, а другие ликовать, ветер отнесет наш пепел в Керулен. И что нам с того, Бохурчи? В твоих речах мало смысла, ты не додумал до конца. Если нас убьют, кто за нас отомстит?

Темучин распалился и даже вскочил на ноги, выкрикнув:

— Пойдем, Кара-Чоно!

Но он был прав. Мы оставили Бохурчи наедине с его недоспелыми мыслями и вышли из шатра. Прошли по длинному ряду белых юрт, отчетливо выделявшихся на фоне темного леса. Луну словно украли с неба, вокруг Бурхан-Калдуна бесчинствовал ветер, гудевший в его теснинах и в верхушках деревьев.

Темучин сам выбрал четверку воинов, которые должны были уйти в дозор на рубежи нашей орды. Он сказал им:

— Если предупредите нас слишком поздно, вы же будете виноваты в смерти ваших детей и жен. Ваши юрты и шатры, ваш скот и ваши повозки превратятся в пепел. А если успеете предупредить вовремя, вы обнимете ваших детей и жен в каменных пещерах Бурхан-Калдуна.

Нескольким другим воинам Темучин поручил обойти все юрты и предупредить народ о том, что может случиться и как себя следует вести тогда, когда он подаст условный знак.

Мы вернулись в шатер, и Бохурчи, одиноко сидевший у очага, негромко проговорил:

— Извини меня, Темучин. Я все хорошо обдумал и понял, что ты был прав, а я нет! Извините меня, Темучин и Кара-Чоно, за то, что я сгоряча поднялся над вашими мыслями.

Темучин протянул Бохурчи чашку горячего чая, а мне другую. И мы втроем пили горячий чай из белых фарфоровых чашек — тех самых, которые Мать Тучи выменяла за соль у богатого торговца.

Темучин в задумчивости сидел у очага, отпивал чай мелкими глотками и не произносил ни слова, хотя Бохурчи, наверное, ждал от него ответа — вид у него до сих пор был подавленный. Но я видел, что и Темучин был сам не свой.

— Неужели ты, Темучин, не принимаешь моего раскаяния, которое от самого сердца? — осторожно спросил Бохурчи.

Темучин даже вздрогнул от неожиданности.

— Да я, Бохурчи, простил тебя уже тогда, когда ты молча выслушал мою длинную речь. У меня вот какая забота: я тревожусь о моей Борте! — Он поставил чашку на ярко расписанный столик. — Вспомните, о чем спросил всадник на белой лошади в теснине: «Где Темучин?»

— Да, так оно и было, — подтвердил Бохурчи.

— А я ответил: «В шатре своей супруги».

— Да, ты так ответил, — подтвердил я.

— А они что сделали?

— Они рассмеялись и начали переговариваться.

— Да, Кара-Чоно, они рассмеялись и начали переговариваться, а тот всадник на белой лошади криво усмехнулся и спросил: «Он женился?»

— Ты ответил на это: «Мог бы он иначе находиться у своей жены?»

— Да, так я и сказал, Кара-Чоно.

— И только после этого, — заметил Бохурчи, — они спросили, далеко ли до нашей орды.

— Они хотят убить меня и похитить мою Борту, — сказал Темучин.

— Но ведь это были не тайчиуты, — возразил Бохурчи. — Ты сам говорил, Темучин.

— Нет, не тайчиуты. Тем был нужен я один, чтобы властвовать над вами и возвыситься над всеми, кто был под рукой моего отца, но эти четверо были, по-моему, из меркитов. Моя Оэлон-Эке, Мать Тучи, из меркитов. Мой отец Есугей похитил ее, когда она была еще совсем юной девушкой, а потом женился на ней. Что ж удивительного в том, что меркиты придут убить меня и похитить мою жену Борту? Только так я понимаю появление разведчиков в теснине.

Мы расстались.

Когда я подходил к своей юрте, буря улеглась.

Глава 6

ЧЕРНАЯ СОБОЛЬЯ ШУБА

Ночью выпал снег, а прошедший днем дождь слизал его. Груженные доверху разным скарбом повозки стояли в лужах. С островерхих крыш юрт стекали струйки воды, с деревьев тоже капала вода, овцы сбивались в тесные кучи и тупо поглядывали в сторону леса.

Никто из ордынцев не отправился на охоту, никто не пошел к реке половить рыбу.

Мы ждали, мы были вынуждены ждать, потому что не хотели раньше времени загонять скот в лес.

Воины, которые были посланы в дозор, а потом и другие, которые их подменяли, ничего тревожного пока не сообщали. Пожимая плечами, они говорили, что желтая степь пуста, только волки и шакалы шастают по ней под дождем в поисках добычи.

Так мы провели в ожидании и два, и три дня.

На четвертый Темучин приказал дозорным делать куда большие круги и не забыть заглянуть во все долины и теснины.

Дождь перестал, но солнце вроде бы не желало показываться нам, черные тучи нависли совсем низко и медленно кочевали к Керулену. Они закрывали от нас Бурхан-Калдун, который обычно с такой гордостью поглядывал на нашу орду.

На пятый день уставшие дозорные вернулись на совершенно измученных лошадях. Еще издали они дали понять, что ничего подозрительного не заметили, хотя прочесали все мыслимые и немыслимые уголки по всей округе.