Разные оттенки смерти - Луиза Пенни

– Гамаш не брал с нас обета молчания.

– Да прекратите вы нести этот бред, – отрезала Рут. – Скажите толком. И дайте мне выпить. А лучше сначала дайте мне выпить, а потом скажите нам, что случилось.

Послышался всеобщий гул, и Оливье поднял руки:

– Хорошо, хорошо. Мы расскажем все, что знаем.

И он начал рассказывать.

В саду найдено мертвое тело некой женщины по имени Лилиан Дайсон. Это сообщение было встречено молчанием, потом раздался тихий гул – люди обменивались мнениями. Никаких вскриков, никаких обмороков, и рубашек на себе тоже никто не рвал.

Это имя никому ничего не говорило.

Да, ее обнаружили в саду Морроу, подтвердил Оливье.

Убитой.

После этого наступила долгая пауза.

– Должно быть, что-то в той воде[17], – пробормотала Рут, которую и под страхом смерти нельзя было заставить молчать. – Как ее убили?

– Ей сломали шею, – ответил Оливье.

– И кто эта Лилиан? – спросил кто-то из дальнего угла бистро.

– Кажется, Клара ее знает, – сказал Оливье. – Но мне она об этой женщине никогда не говорила.

Он посмотрел на Габри – тот тоже отрицательно покачал головой.

В этот момент Оливье заметил, что после них в бистро зашел еще кто-то и остановился в дверях, наблюдая за происходящим.

Это была агент Лакост, которую прислал старший инспектор Гамаш, понимавший, что эти двое расскажут все, о чем им стало известно. И старший инспектор хотел знать, не выдаст ли себя кто-нибудь из присутствующих в бистро, услышав рассказ Габри и Оливье.

– Расскажите мне, – попросил Гамаш.

Он наклонился вперед, уперев локти в колени. Одной рукой он слегка придерживал другую. Это был новый для него жест, но необходимый.

Рядом с ним держал наготове ручку и блокнот инспектор Бовуар.

Клара откинулась на спинку глубокого деревянного кресла и вцепилась в широкие теплые подлокотники, словно чтобы не упасть. Она не подавалась вперед, напротив, вжималась в кресло.

Возвращалась из дверей их дома, из Трех Сосен, в далекое прошлое. Назад в Монреаль. В колледж искусств, в аудитории, на студенческие выставки. Из колледжа Клара Морроу переместилась в школу, в старшие классы, потом в средние, потом в начальные.

Наконец она остановилась перед маленькой девочкой, соседкой с ярко-рыжими волосами.

Лилиан Дайсон.

– Лилиан была моей лучшей подружкой в детстве, – начала Клара. – Она жила по соседству и была на два месяца старше меня. Мы были неразлучны. И в то же время являлись полными противоположностями. Она росла быстрее и была выше. Умненькая девочка, хорошо училась. А я тащилась у нее в хвосте. Кое-что я умела делать неплохо, но в классе словно впадала в ступор. Я нервничала. Одноклассники рано начали меня задирать, но Лилиан всегда меня защищала. Никто не смел идти поперек Лилиан. Она была крутой девчонкой.

Клара улыбнулась, вспомнив Лилиан с ее огненно-рыжими волосами. Она одна защищала Клару от других девчонок. Бросала им вызов. Клара стояла за ее спиной. Ей хотелось встать рядом с подружкой, но не хватало мужества. Пока не хватало.

Лилиан, ее драгоценная, единственная девочка.

Драгоценная подружка.

Лилиан была хорошенькой, а Клара – с характером.

Они были ближе, чем сестры. Родственные души – так говорили они друг дружке в высокопарных записках, которыми обменивались. Друзья на всю жизнь. Они придумали шифр и секретный язык. Они прокололи себе пальцы и торжественно смешали свою кровь. Провозгласили себя сестрами.

Они влюблялись в одних и тех же парней из телевизионных шоу, целовали постеры и плакали, когда распалась группа «Bay City Rollers»[18] и закончились «Братья Харди»[19].

Все это она рассказала Гамашу и Бовуару.

– Что же случилось потом? – тихо спросил старший инспектор.

– Откуда вы знаете, что что-то случилось?

– Вы ведь не узнали ее.

Клара покачала головой. Что случилось? Как это объяснить?

– Лилиан была моей лучшей подругой, – повторила Клара, словно ей самой нужно было услышать это. – Она спасла мое детство. Без нее оно было бы сплошным несчастьем. Я так по сей день и не знаю, почему она выбрала в подруги меня. Она могла бы выбрать кого угодно. Все хотели быть друзьями Лилиан. По крайней мере, поначалу.

Мужчины ждали под лучами жаркого полуденного солнца – сидеть на этом пекле становилось все неудобнее. Однако они ждали.

– Но за то, чтобы быть другом Лилиан, нужно было заплатить свою цену, – сказала наконец Клара. – Она создала прекрасный мир. Веселый и безопасный. Но она всегда должна была оставаться правой и всегда быть первой. Вот такова была цена ее дружбы. Поначалу это казалось справедливым. Она устанавливала правила, и я им подчинялась. И в любом случае это было довольно смешно, так что споров на этот счет у нас не возникало. Для меня это не имело значения.

Клара сделала глубокий вдох. Выдохнула.

– А потом это стало иметь значение. В старших классах все стало меняться. Я сначала этого не поняла, но как-то раз позвонила Лилиан в субботу вечером узнать, не хочет ли она прогуляться. Сходить в кино или еще куда. Она сказала, что перезвонит мне позже, но так и не перезвонила. Тогда я позвонила ей еще раз, и тут оказалось, что она ушла.

Клара посмотрела на троих мужчин. Она видела, что если ее слова им и понятны, то эмоции – не всегда. Что она чувствовала. В особенности в первый раз. Когда осталась одна.

Это казалось таким малозначительным, мелким. Но то была первая трещинка в их дружбе.

Тогда Клара не поняла этого. Он решила, что Лилиан, наверное, просто забыла ей перезвонить. И потом, у нее было право пойти гулять с другими друзьями.

Как-то на уик-энд Клара тоже договорилась пойти погулять с новой подружкой.

Узнав об этом, Лилиан просто взбесилась.

– Несколько месяцев прошло, прежде чем она меня простила.

И тут Клара заметила отвращение, проступившее на лице Жана Ги. Из-за того ли, что Лилиан унижала ее, или из-за того, что Клара позволяла так обходиться с собой? Как это ему объяснить? Как она объясняла это самой себе?

Тогда все это казалось само собой разумеющимся. Она любила Лилиан. Лилиан любила ее. Защищала от недругов. Никогда не причиняла Кларе боли. По крайней мере, специально.

Если и случались ссоры, то по вине Клары.

Потом все приходило в норму. Все грехи прощались, и Лилиан с Кларой снова становились лучшими подругами. Клара вновь приглашалась в убежище под названием Лилиан.

– Когда вы впервые начали подозревать? – спросил Гамаш.

– Что подозревать?

– Что Лилиан вам вовсе не друг?

Впервые она услышала эти слова, произнесенные вслух. Произнесенные так ясно и недвусмысленно. Их отношения всегда казались такими сложными, трудными. Клара всегда была надоедливой, неуклюжей. Всегда отворачивалась от их дружбы, предавала ее. А Лилиан была сильной, независимой. Прощала подружку. Собирала заново черепки разбитой дружбы.

Но вот настал день…

– Мы заканчивали школу. Большинство девчонок рассорились из-за парней, из-за того, что оказались в разных компаниях, или просто по глупости. Из-за уязвленных чувств. Учителя и родители думают, что классы наполнены учащимися, но на самом деле это не так. Их наполняют чувства. Стычки. Обиды. Сплошной кошмар.

Клара сняла руки с подлокотников. Их обжигало солнце. И потому Клара сложила их на животе.

– Наши с Лилиан отношения были ровными. Больше никаких серьезных взлетов и падений. Но как-то раз на уроке рисования наш любимый учитель похвалил меня за рисунок. Это был единственный предмет, по которому я хорошо успевала, который меня интересовал, хотя по английскому и истории у меня тоже были неплохие отметки. Но рисование было моей страстью. И у Лилиан тоже. Мы обменивались друг с другом идеями. Теперь я понимаю, что на самом деле мы были музами друг для друга, хотя я тогда и не знала этого слова. Я даже помню тот рисунок, который понравился учителю.

Клара, счастливая, посмотрела на Лилиан. Ей так хотелось поймать взгляд подруги. Это была маленькая похвала. Крохотное торжество. Она хотела разделить свои чувства с единственным человеком, способным ее понять.

И она разделила. Но… Но… За мгновение до того, как лицо Лилиан расплылось в улыбке, Клара увидела что-то еще. Неприязнь.

А потом – дружеская, счастливая улыбка. Перемена произошла так быстро, что Клара убедила себя: ей померещилось, что ее незащищенность кажущаяся.

«Это опять моя вина», – сказала она себе.

Но, оглядываясь назад, Клара понимала, что трещина расширялась. Через какие-то щели пробивался свет, через другие просачивалась темнота.

Клара проанализировала то, что творится в сердце Лилиан. И ей это не понравилось.

– Мы вместе поступили в художественный колледж и делили с ней комнату. Но к тому времени я научилась преуменьшать те похвалы, что звучали в мой адрес. И много времени проводила, рассказывая Лилиан, как великолепны ее работы. А они и в самом деле были великолепны. Конечно, все, что мы делали, претерпевало изменения, эволюционировало. Мы экспериментировали. По крайней мере, я экспериментировала. Я вроде как решила для себя, что в этом и есть смысл обучения в художественном колледже. Не делать как правильно, а проверять пределы возможного. Не ограничивать себя.