Бог долины - Джей Болтон

Девушка благодарно улыбнулась.

— Когда-то, — начала она, — Стоял в долине дивный город Хаджир. Ты, наверное, видел его развалины, когда спускался с перевала. Здесь жили и вендийцы, и туранцы, и боги улыбались им с небес, оберегая заповедную долину. Пока на трон в Хаджире не взошел кровавый Гиштабс, возомнивший себя земным богом. Тех, кто ему не покорялся, тиран безжалостно казнил, и вскоре казни превратились в чудовищный ритуал человеческих жертвоприношений звероподобному владыке. И тогда боги отвернулись от нас, навеки прокляв долину, и в наказание из земных недр выползло ужасное чудовище Тахамтур, поселившееся в подвалах царского дворца и пожиравшее людей. Но Тахамтур никогда не покидал своего убежища, безжалостный Гив выходил на поверхность и ловил людей для своего господина. Жители в страхе покинули город и расселились по всей долине, но беды их на том не закончились. Раз в месяц Гив выползал наружу и ловил всех, кто попадался ему на глаза. Вскоре выяснилось, что многих смертей можно было избежать, если на пути Гива оставлять лишь одного человека и не сердить чудовище долгими поисками. С тех пор так и повелось, — по очереди из каждой деревни выбирали по жребию жертву и раз в месяц приводили ее в одно и тоже место.

Но, воистину, велика милость Неба. Ужасный ритуал был омерзителен светлым богам, и тогда, он послал нам тебя, Сияваш. В жестокой битве ты убил кровожадного Гива — мир и покой снизошел на долину. Но, видно, огромна темная сила Тахамтура, и через сто лет Гив возродился. И снова, чтобы задобрить чудовище, был восстановлен жуткий ритуал, до тех пор пока вновь не явился ты. Так и повелось издревле: Гив возрождается раз в сто лет, ты приходишь и убиваешь его. Но в ожидании тебя, народ долины платит кровавую дань Тахамтуру…

Для меня ты не шел слишком долго. В этом месяце жребий пал на моего сына, но еще раньше Гив взял моего супруга. Не знаю чем, я так разгневала богов…

Азада беззвучно заплакала и прижалась к груди киммерийца. Конан, потрясенный услышанным, обнял девушку и нежно гладил ее шелковистые волосы и вздрагивающие плечи.

— Не плачь, прошу тебя, — мягко уговаривал он. — Клянусь, твой сын останется с тобой. Верь слову Сияваша.

Девушка подняла на него заплаканное лицо, и в глазах ее мелькнул крохотный огонек надежды. Конан высушил прикосновением губ слезы на ее щеках, и уста их слились в горячем поцелуе…

Проснулся Конан один. Пока он одевался, в дверь осторожно кто-то постучал.

— Великий Сияваш, народ долины собрался на площади, чтобы вручить тебе твое оружие, — послышался голос Дастана.

Конан открыл дверь. Старик поклонился ниже обычного. Вид его был такой счастливый, будто киммериец осыпал его золотом с ног до головы.

— Как провел ночь, богоравный герой? — лукаво улыбнулся старик.

— Эта была лучшая ночь, с тех пор как я спустился с небес на землю, — правдиво ответил варвар, возвращая улыбку. — Пойдем, не будем заставлять людей ждать.

Небольшую площадь в центре деревни заполнили толпы народа, а те, кто не смог пробиться вперед, теснились в примыкающих к ней улочках. Но все хотели видеть своими глазами, как Сияваш получит из рук старейшин карающий меч возмездия. Перед Конаном толпа почтительно расступалась и кланялась до земли. В центре площади на наскоро воздвигнутом возвышении его ждала группа седых стариков, к которым присоединился и Дастан. Киммериец неторопливо поднялся на помост и встал перед ними с гордо поднятой головой. Конан ожидал, что церемония будет долгой, с торжественными речами и гимнами в честь богов, но к удивлению варвара все произошло очень быстро. Вперед выступил один из старейшин, вскинул вверх руки и громким голосом произнес:

— Хвала Богам и первому среди них Эрлику, дарующему нам свет и тепло! Прими же, богоравный Сияваш, свой карающий зло меч и завтра сделай то, чему суждено свершиться!

Говоривший уступил место шагнувшим на сцену двум ветхим старцам, едва удерживающим в дрожащих руках грозный, сверкающий… Меч оказался огромным боевым топором с режущим верхней кромкой.

Конан, прекрасно разбирающийся в оружии, ничего подобного никогда не видел. Ни в одной из известных ему стран оружейники не делали такого оружия. Он взял топор из рук старейшин, которые от чрезмерных усилий уже чуть не валились с ног, попробовал и от восхищения зацокал языком, на манер кочевников. Тот, кто сработал этот топор, был величайшим мастером своего дела. Длинное боевое топорище из незнакомого отполированного дерева так и ласкало ладони варвара. Конан высоко поднял оружие над головой и, словно играя, взмахнул им несколько раз.

— Слава Сиявашу! Слава герою! — взорвалась площадь неистовым криком толпы, подхватив шей на руки киммерийца.

Так, на руках, под рев собрания, ликующий народ вернул его в дом Дастана. После обильного завтрака Конан нашел Бахмана и прижал поэта к стене.

— Ну, что опять я сделал не так? — по привычке заскулил тот.

— Ты еще спрашиваешь меня об этом? — приступил к нему варвар. — Гнусный, грязный обманщик, ты заставил соврать и меня!

— Ладно, ладно. Я виноват, — залепетал не на шутку перепугавшийся бродяга. — Но мне показалось, что ты именно тот человек, кто способен спасти долину. Неужели ты веришь в эту сказку о Сияваше?! Да никогда его и не было!

— Может, и Гива никакого нет? — Конан с трудом сдерживал себя.

— Я вижу, ты уже многое знаешь. Гив, к сожалению, есть, и Тахамтур, наверное тоже, — с горечью ответил поэт. — Все, что касается зла, в легенде верно, как и то, что над нами сейчас светит солнце. А Сияваш… Иногда забредали в долину великие воины… Подумай сам, почему никто из героев не знал, зачем он здесь и как его тут зовут.

Конан отпустил поэта, доводы последнего показались ему убедительными.

— Как ты об этом догадался? — спросил варвар.

— Я же поэт. Ходил из деревни в деревню, расспрашивал стариков. Вот из всего и получилась такая картина, — не без гордости ответил Бахман.

— Хорошо, — задумчиво произнес Конан. — Главное — Гив смертен. Убить его, и конец обману.

— Не просто убить, надо у него еще ключ забрать и запереть вход в подземелье Тахамтура.

— Какой еще ключ? — нахмурился варвар.

— Откуда мне знать? Но, говорят, что Гив проглатывает его и носит в своем брюхе.

— А как он выглядит, этот ваш Гив?

— Рассказывают, он похож на громадного отвратительного паука, и повадки у него такие же. Никто не видел его из ныне живущих — боятся люди. Да потерпи до завтра, сам поглядишь.

— Порой твои шутки перестают меня забавлять, — Конан щелкнул поэта по лбу, отчего бедняга даже присел. — Я хочу видеть место жертвоприношений.