Охота на Князя Тьмы (СИ) - Маш Диана

Правда задержаться нам с Петром Кузьмичом здесь не дали. Лысый усач прошел дальше, к ютившейся в углу болотного цвета двери. Дернул за ручку и кивнул, приглашая войти.

Что мы и сделали.

Небольшой кабинет пристава поразил своими спартанскими условиями. Стол с зеленой суконной поверхностью, на которой стояла лампа и лежала стопка газет. Хозяйский стул. Шкаф для одежды. И висевший на голой стене портрет царя в деревянной рамке.

Неуютное, темное помещение имело лишь один плюс — большое окно с видом на освещенный газовыми фонарями парк. В него то я и смотрела, пока Стрыкин бегал за стульями для посетителей.

Сторож придвинул свой вплотную к столу и принялся сверлить меня обвиняющим взглядом. Губы поджимал. Брови сводил. Того и гляди бросит что-нибудь грубое. Склоку затеет.

Благо Ермаков задерживаться не стал. Послышались тяжелые шаги. В проеме нарисовалась знакомая фигура, которая, даже без пальто и шапки, внушала… почтение.

Рост ни на сантиметр ниже, плечи, с красующимися на них серебряными погонами, ни на миллиметр уже. Ладно сидящая полицейская форма. Кто-то явно отдает должное своей физической подготовке. Впрочем, девятнадцатый век или двадцать первый, с его работой — обычное дело.

— Стрыкин, чаю горячего мне намешай, — бросил он, садясь на свой стул.

— А этим? — кивнул на нас усач.

— Обойдутся!

Вот же… чёрствый сухарь. Я бы, может, тоже от чего-нибудь горячего не отказалась.

Пока я мысленно песочила этого невозможного типа, он, полностью игнорируя мою скромную персону, развернулся к трясущемуся как осиновый лист сторожу.

— Ну-с, Петр Кузьмич, рассказывайте, как дело было.

— Вот те крест, Гордей Назарыч, — быстренько перекрестился старик. — Все как на духу. Сижу я, значится, в своей сторожке. Педремываю. Ночь на дворе. Перемейский парк к этому часу на замок закрыт. Все об том знают. Не суются. Тут слышу шум. В ворота стучат. Кого черт принес? Выхожу, а там эта… красавишна. Не хотел же пускать. Да как дьявол на ушко нашептал, на рублики ее позарился. Взял грех на душу…

Ох, как жалится дед, на слезу пробивает. Только на лице пристава даже морщинки не появилось. А меня от того, чтобы не вмешаться, сдерживала жесткая самодисциплина, да надежда, что и мне дадут шанс выговориться.

— Куда шла? Чего искала?

— Да ежели б я знал, Гордей Назарыч, неужто б смолчал? Ходють, смотрють. Я весь взмерз, пока за нею шел. Потом хвать, а она к бревну у дороги бросилась и давай копать. По-первой подумалось, барышня драхоценность какую утеряла. Хотел чутка подсобить. А там… дева убиенная лежит. И ведь что странно, барышня наша даже не испужалась. Велела полицию кликнуть, а сама на месте осталась. От так и было.

Петр Кузьмич снова перекрестился. А пристав, получив от него все, что хотел, перевел на меня задумчивый взгляд.

— Голубка моя, Софья свет Алексеевна. А вы, однако, преинтереснейшая особа.

Судя по тону, каким были сказаны эти слова, Ермаков не столько заинтересован, сколько тонул в подозрениях. То ли сразу меня в кандалы заковать и за решетку бросить, то ли все же выслушать.

И обращается чересчур уж фамильярно. Одно из двух — либо считает убийцей, либо необремененной моралью коллегой жертвы. И с такими исходными данными, я, пожалуй, далеко не уеду.

Или уеду. Как раз таки далеко и надолго. Так что требовалось срочно прояснить ситуацию.

Облизав резко пересохшие губы, я потупила глазки, источая чистую, как небо, невинность.

— Господин пристав, могу я поговорить с вами наедине? — стрельнула взглядом в сторону хмурившегося сторожа. — Пожалуйста. Это дело очень… деликатного характера.

Гордей около минуты сверлил меня тяжелым взглядом. Затем вздохнул и кивнул старику.

— Петр Кузьмич, не смею вас дольше задерживать. Заступайте на службу, — старик, на радостях не встал, а подскочил и чуть ли не в пояс поклонился. — Только просьба к вам будет. Вы уж за парком приглядывайте, как должно. И о всяких подозрительных личностях, нам тотчас докладывайте.

— Ни одна мышь в ворота не проскочит, Гордей Назарыч, — затряс бородой сторож и направился к выходу. — Но разве ж я собака цепная, чтоб вовнутрях за господами следить? Котются себе на санках, куды хотят. Да и морозец нонеча, какой. Шутка ли? В сторожке токмо и отогреваюсь…

Последние его слова приглушила закрывшаяся за сутулой спиной дверь. В темном кабинете остались лишь мы с Ермаковым вдвоем… Если не считать висевшее у шкафа привидение.

— Ожидаю ваших объяснений, Софья Алексеевна, — нетерпеливо произнес пристав, когда пауза подзатянусь.

Чтобы хоть немного сгладить морщинку на его лбу, я мило улыбнулась. Затем наклонилась вперед, положила локоть на его стол и подперла ладошкой щеку.

— Каких именно объяснений вы от меня ждете, любезный Гордей Назарович? Как я увидела призрак покойной, и он привел меня к своему телу? — откинув голову, я весело рассмеялась. — Поверьте, все намного проще. Вчера утром мой жених пригласил меня прокатиться в известном вам парке. Погода стояла отличная, так что я не решилась отказать, хотя чувствовала себя не очень хорошо. За день до этого я сильно ударилась головой. Пришлось вызывать доктора. Так вот, о чем это я? Ах, да… Когда я вернулась с прогулки, сразу легла спать. А проснувшись среди ночи, обнаружила, что потерялась старинная брошь. Подарок моей любимой тетушки.

Всхлипнув, я прикусила нижнюю губу и промокнула пальцами абсолютно сухие уголки глаз. Гордей, как и любой мужчина, не терпящий женских слез, тяжело сглотнул и дернул тугой воротник форменного кафтана.

— Я не могла ждать до утра. С этим подарком я почти не расстаюсь, и тетушка за завтраком обязательно заметила бы его отсутствие. Сейчас уже понимаю — глупая была затея. А тогда… Взяв извозчика, я поехала в парк. Петр Кузьмич отказался меня впустить, пришлось задобрить рублями. Он проводил меня до того места, где мы с Сергеем Даниловичем прогуливались пешком, и я начала поиски. А дальше… вы все сами знаете. Поверьте, это чистая случайность.

— Одного не пойму, что же в вашей истории деликатного, Софья Алексеевна? — вопросительно приподнял правую бровь пристав.

— Дело в том, что мой жених — граф Бабишев, — тут я сделала театральную паузу. — Он все вам в точности подтвердит.

То ли Ермаков откровенно мне не верил. То ли привык за годы службы скрывать свои чувства под налетом холодности. Но на его надменном лице не промелькнуло ни единой эмоции.

Даже бровью не повел, когда я Сергея Даниловича упомянула. А я, признаюсь, питала некоторые надежды…

— Невеста графа Бабишева, — протянул пристав, не отрывая от меня нечитаемого взгляда. — Уж не Леденцова ли ваша фамилия?

— Все верно, Софья Алексеевна Леденцова. Но откуда вы…

— Китеж — городок не из великих. Да и память у меня на имена хорошая, — пожал он широкими плечами, но в подробности вдаться не стал.

Впрочем, я и сама быстро поняла, что вопрос был глупым. Граф — это вам не мещанин какой. О его помолвке и объявление в прессе наверняка имеется. А Ермакову, судя по стопке газет на столе, по долгу службы приходится с этими объявлениями ознакамливаться.

— Раз мы все выяснили, я могу идти?

— Куда ж вы так торопитесь, госпожа Леденцова? — его губы растянула усмешка. И я как чувствовала, ничего-то хорошего она мне не предвещала. — История ваша уж больно ладная. Да не объясняет некоторые детали.

— Это какие? — удивилась я, мысленно выискивая дыры в алиби и не находя ни одной.

— Извольте полюбопытствовать, откуда у вас, дорогая Софья Алексеевна, такие удивительные познания в криминалистике? Отпечатки, свидетели, — хмыкнул он. — Такой мне выговор учинили, я уж, грешным делом, решил сам господин капитан-исправник в гости пожаловал.

Я сглотнула, и Гордей это заметил. Прищурился. Подался вперед.

Мысли лихорадочно заметались, в попытке выдать правдивый ответ.

— А я… журналы немецкие читаю. Детективные истории люблю. Газеты… опять же, — кивнула на те, что покоились на его столе. — Всегда мечтала работать в полиции. Помогать людям… — Взгляд метнулся к призраку у шкафа. — И не только… Готова даже на общественных началах. Если позволите.