Флот и крепость. Синопский бой - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И весь вечер, и всю ночь, и целое утро экипаж «Силистрии» работал, исправляя повреждения, и всеми работами бессменно руководил сам Нахимов.
Но вот работы кончены, поднят сигнал: «Повреждения исправил», и старший офицер нашел момент спросить:
— Павел Степанович, скажите мне все-таки, отчего же вы не сошли с юта?
— Как же так, помилуйте-с, отчего не сошел? Что же тут непонятного-с? — удивился Нахимов. — Это ведь всего только несчастный случай, а если бы вдруг сражение-с? Что же я, и во время сражения должен уходить с юта? Нет-с, на то я и командир, чтобы быть всегда на своем месте и команде подавать пример… С кого же пример будет брать команда, скажите на милость, если командир сбежит от опасности?
Но запанибрата с опасностью был он и в свои молодые годы, задолго до того, как сделался командиром корабля.
В 1824 году он, двадцатидвухлетний лейтенант, отправился в кругосветное плавание на фрегате «Крейсер», которым командовал Лазарев. Цель этого плаванья — охрана русских колоний в Северной Америке.
Фрегат шел Южным океаном при очень бурной погоде. Его трепало так, что один матрос упал со снастей в воду. Кто тут же бросился спускать шлюпку, чтобы спасти матроса? Лейтенант Нахимов. Шлюпка была спущена с подветренной стороны фрегата, и вот Нахимов огибает судно, чтобы поспеть туда, где еще мелькает в волнах голова борющегося за свою жизнь матроса. Но налетает сильнейший внезапный шквал с ливнем, и шлюпка с Нахимовым уносится, исчезает из глаз, а на фрегате вся команда занята тем, чтобы сберечь судно — поставить паруса, как это требовалось моментом. Не меньше получаса прошло в напряженнейшей работе, а тем временем прояснилось, и вспомнили наконец о шлюпке.
И сам Лазарев и другие офицеры смотрели в зрительные трубы, не покажется ли где, хотя бы килем кверху, злополучная шлюпка; смотрели и матросы с марса, смотрели час, два, три… Шлюпки не было. Явно — погибла она вместе с храбрым лейтенантом и шестью гребцами при нем так же, как погиб упавший матрос.
Стало вечереть, темнеть, и Лазарев отдал приказ продолжать плавание. Паруса уже начали наполняться ветром, как вдруг один зоркий унтер-офицер с салинга закричал:
— Вижу катер! Вижу катер!
Фрегат пошел навстречу шлюпке, и Нахимов со своей небольшой командой был спасен. Все были мокры с головы до ног, все успели почти оледенеть, но по крайней мере выхвачены из пасти океана живыми. А волнение было до того сильным, что шлюпку, так героически выдержавшую бурю, разбило о борт фрегата, когда ее поднимали на боканцы.
Радость Лазарева была безмерна: очень любил он и ценил молодого лейтенанта, и в Наваринском бою Нахимов вполне оправдал эту любовь и доверие со стороны своего командира, когда был под его начальством на корабле «Азов».
Наваринский бой стал боевым крещением не одного Нахимова: тогда, на «Азове» же, вместе с ним были и мичман Корнилов, теперь вице-адмирал, и гардемарин Истомин, теперешний командир корабля «Париж», капитан 1-го ранга.
«Азову» пришлось сражаться с несколькими турецко-египетскими судами, и от его метких выстрелов взлетел на воздух флагманский корабль египетской эскадры, затонули еще два фрегата и корвет, уничтожен флагманский корабль тунисского адмирала, наконец, сбит на мель и потом зажжен восьмидесятипушечный турецкий корабль… И признанным героем дня на «Азове» был тогда Нахимов. Он — молодой еще лейтенант — умел уже, как никто другой, и воспитывать и обучать матросов.
Как и чем? Линьками, как это было принято во флоте? Нет. Ни с кем из офицеров не чувствовали себя матросы так свободно, как с Нахимовым, ни к кому другому не подходили они запросто поговорить о своих нуждах, и никто другой из офицеров целого флота не был так хорошо известен матросам всех судов, как Нахимов.
И все знали случай, когда Нахимов, будучи командиром «Силистрии», получил замечание от только что переведенного из Балтийского в Черноморский флот вице-адмирала Чистякова за то, что на его корабле оказался один не чисто выбритый матрос.
— Ты почему же не выбрился как следует? — спросил Нахимов матроса, когда адмирал сошел с корабля.
— И ведь хотел же было выбриться сегодня, да, признаться, жена отговорила, — смущенно объяснил виноватый, который был всегда на лучшем счету как старый, опытный баковый матрос.
— Вот видишь ли, друг мой, как бывает: жена твоя говорит тебе одно, адмирал же совсем другое, — спокойно сказал Нахимов. — Раз начальство требует, чтобы бриться, так ты уж жену не слушай, а сейчас же ступай и обрейся как следует: не такой это большой труд.
На другом судне, у другого командира, матрос, подведший его под замечание адмирала, был бы нещадно избит линьками, а Нахимов приказал своим подчиненным, чтобы виновного никто и пальцем не тронул.
Однажды, уже в адмиральском чине, Нахимов командовал отрядом судов у берегов Кавказа. Став на якорь против небольшого укрепления Субаши, он отпустил офицеров на берег. Тут узнали они, что в лазарете лежит лейтенант Стройников, офицер корвета «Пилад», заболевший рожей.
Пошли проведать и нашли его в жалком виде: без денег, без необходимых вещей, под маской из толстой синей бумаги, в солдатском белье. Стройников жаловался, что несколько дней не пил чаю, и просил прислать ему чаю и сахару.
Вернувшись, офицеры доложили об этом Нахимову — и как же забеспокоился тот об участи лейтенанта чужого отряда!
— Много ли у нас денег? — спросил Нахимов своего адъютанта, ведавшего расходами, так как сам он никогда не занимался этим.
— Всего-навсего только двести рублей, — ответил адъютант.
— Ну что же-с, вот и пошлите-ка ему все двести! — приказал Нахимов. — Пошлите также ему белья, чаю, сахару, лимонов, провизии, какая найдется.
— Павел Степанович, и лимонов и провизии у нас теперь очень мало, — возразил адъютант, — и достать здесь нам этого будет негде.
— Лучше уж мы обойдемся, а больному надо.
И деньги, и чай, и сахар, и лимоны, и провизия, и белье были тотчас же отправлены Стройникову, но Нахимов не ограничился этим.
Когда эскадра снялась с якоря и отправилась дальше, он приказал направить свой крейсер «Кагул» на сближение с корветом «Пилад», которому был дан сигнал: «Подойти для переговоров».
«Пилад» подошел, и командир его явился на «Кагул» с рапортом.
Приняв рапорт, Нахимов спросил очень сухо:
— Скажите-с, вы как же это бросили своею больного офицера на берегу, почти что на произвол судьбы-с?
— Развело тогда
