Пункт проката - Олег Чарушников

- И потом, - продолжал мой верный спутник. - Вам уже спать пора. Поспали бы, а? Утро вечера мудренее...

"А в самом деле, - подумал я. - Чего в панику ударяться? Космос не без добрых людей. Подберет кто-нибудь. Да и наверняка ищут нас уже... Прав Гриша, на свежую голову разберемся. Авось, кривая вывезет!"

И я уснул на казенной раскладушке, понадеявшись на ту самую кривую, которая не раз уже завозила людей в самые неожиданные и неприятные места. Кривая не подкачала и на этот раз. К сожалению, понял я это слишком поздно...

Пробудился я от радостного возгласа:

- Готово дело! Вот они, голубчики!

Я чуть не вывалился из раскладушки.

- Какие голубчики, где?.. В чем дело?.. Кто кричал?

- Это я! - раздался ликующий голос Гриши. - Справа по курсу Большие Глухари!

Я стал быстро одеваться, бормоча:

- Слава тебе, господи, хоть поем по-человечески...

В рубке во весь экран красовалась неведомая планета Большие Глухари. С первого взгляда она производила вполне приличное впечатление. Горы, моря, материки - все было нормально, как у людей. Планета нежилась в лучах небольшого, но яркого солнышка и приятно переливалась всеми оттенками желтого цвета.

- Вот видишь, - упрекнул я робота, - а ты говорил, два миллиона лет...

- Ошибочка вышла! - легко парировал Гришка. И стал цитировать выдержку из энциклопедии. Память у него была дырявая, поэтому узнать удалось весьма немного.

- "Б. Глухари, планета, открыта и заселена в 1990-х годах". Диаметр, скорость обращения... ну, это неинтересно... Вот: "...сплошь покрыта лесами, представляющими обильное сырье для промышленности, особенно бумажной..."

- Лесами? - удивился я. - А почему она вся желтая?

Гриша, как и его земной хозяин Петр Евсеич, не любил затрудняться с ответом.

- Так это... штука-то в чем?.. Хлорофилл у них желтый? Да. У нас зеленый, а у них желтый. Обычное дело.

- Ага. Н-ну, ладно. А дальше что?

- Состав атмосферы. Это не важно... Количество спутников!

- Постой! Как не важно? Тебе-то, может, и не важно, а мне все-таки хотелось бы знать. Дышать-то ей можно?

- Можно, можно, успокойтесь... Количество спутников - не установлено. Странно... Население: 150 миллионов человек. Все! Будем спускаться?

- Будем, - решительно сказал я. - А как без двигателя? Не врежемся?

- Ни под каким видом! - ответил робот. - Инструкция не позволяет. В крайнем случае сгорим в плотных слоях атмосферы.

- Ну, это, знаешь, тоже не сахар...

- У нас есть небольшой аварийный двигатель.

- Вечный?

- Естественно. У нас все вечное.

- Да я уж заметил...

- Плюс в нашем распоряжении парашют. Не бойтесь, все будет в ажуре!

Гриша с удивительной легкостью переходил от панического состояния к отважному и обратно. Это не могло не настораживать, но деваться было уже некуда. Большие Глухари надвигались на нас настойчиво и неотвратимо, как судьба.

- Так садимся или нет? Время дорого!

- А, - сказал я обреченно. - Один раз живем. Садимся!

Я пристегнулся к креслу поплотнее и закрыл глаза.

Глава 7

В лапах

Не знаю, как для кого, а для меня посадка - самое мучительное дело. У меня закладывает уши. Остальные могут болтать, читать газеты, глядеть в иллюминатор, чихать, ссориться, играть в шахматы и делать тысячу разных дел. Я в это время лежу, откинувшись в кресле, разеваю рот, как рыба, выброшенная на берег, и тщетно пытаюсь натянуть на лицо выражение мужественного равнодушия к опасности.

Все говорят, что это предрассудок и при посадке уши закладывать не может. Охотно верю, что у остальных людей именно так и бывает. Может быть, у них вообще никогда не закладывает уши, даже если по ним (по ушам) хорошенько хлопнуть дверью. Я допускаю также, что им, (не ушам, а остальным людям) нет нужды натягивать на лицо выражение мужественного и презрительного равнодушия, потому что с этим выражением они лежали уже в колыбельке. Все это, повторяю, я вполне готов допустить.

Но смеяться и подтрунивать над человеком только за то, что во время посадки он обильно потеет... Это в цивилизованном обществе просто недопустимо! И я каждый раз заявляю об этом твердо и решительно - после того, как посадка заканчивается и бортпроводницы окончательно приводят меня в чувство. Потому что для меня превыше всего справедливость, а не жалкие страдания двух-трех соседей-пассажиров, которым я, видите ли, испортил все удовольствие своими охами и стонами! Надо следить за собой, а не за чужими ушами, - такова моя платформа, и я с нее не сойду никогда.

На удивление, посадка на планету Большие Глухари прошла довольно гладко - если не считать того, что нас основательно тряхнуло, когда раскрылся парашют. В остальном все было в порядке.

Настораживало одно: мы очутились в полумраке, хотя садились, вроде бы, на освещенную сторону планеты.

- Похоже, у них уже ночь, - сказал я Григорию. - Быстро как-то...

- Скорее, сумерки, - озабоченно отозвался робот. - Скафандр будете надевать?

- Обойдусь. Проверь-ка лучше воздух.

- Воздух в норме. Вы бы там поосторожнее... Мало ли...

- Тебе, Гришутка, нянькой работать, цены бы не было, - заметил я, открывая входной люк. - Заочной, разумеется. Ну, пока, не скучай тут.

С этими словами я вышел из корабля. Вслед донеслись "Сибирские страдания" в исполнении народного хора им. братьев Заволокиных. Все-таки Гриша успел привязаться ко мне за эту неделю. Да и я, признаться, тоже.

Как любит повторять Григорий, вышла ошибочка. Это насчет темноты. Тайна рассеялась, едва я сделал пару шагов и уткнулся носом в плотную ткань парашюта. После посадки он упал на корабль и накрыл его, словно колоколом.

Какое-то время я блуждал среди складок, наподобие начинающего артиста, впервые попавшего за кулисы и пытающегося прорваться сквозь занавес к рампе (где, как он думает, его ждут слава, благодарные зрители и растроганные критики). Наконец я догадался опуститься на корточки и, пользуясь головой как тараном, выполз на свободу.

Яркий дневной свет ударил по глазам, едва голова вышла наружу. Насколько хватало взгляда, расстилалась унылая степь, местами поросшая чахлыми кустиками.

"Вечно все переврет", - беззлобно подумал я о роботе, утверждавшем, будто "Б. Глухари сплошь покрыты лесами".

Я обошел вокруг корабля. Во все стороны простиралась та же скучная степь и только вдали, на самом горизонте виднелось какое-то темное пятнышко. Кругом не было ни души, а значит мои надежды на ремонт двигателя и нормальный обед из трех блюд откладывались на неопределенный срок.

- Куда, интересно бы знать, подевались все эти хваленые 150 миллионов жителей! - произнес я в сердцах и с размаху уселся на глинистый плешивый бугорок, предварительно согнав с него ящерицу.