Весёлое мореплавание Солнышкина - Виталий Коржиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнышкин ещё раз пересказал историю с попугаем.
— Ну, ты сам не очень-то воюй! — сказал Перчиков. — Мы его на общем собрании…
— На собрании! — хохотнул Мишкин. — Насолидолить бы ему и его артельщику пятки, чтобы катились по шарику до самого полюса, — вот и всё собрание!
— Как ты сказал? — переспросил Солнышкин и насторожился.
— Насолидолить бы, говорю, пятки, — повторил Мишкин и пошёл искать папиросу, потому что никак не мог отвыкнуть от дурной привычки курить.
Следом за ним ушёл по своим делам Перчиков, а банка с золотистым солидолом осталась стоять рядом с Солнышкиным…
Когда Мишкин вернулся, выпуская колёсики дыма, банки уже не было. Мишкин, недоумевая, потоптался около Солнышкина, пожал плечами и пошёл к лебёдке. Он оглядел лебёдку, посмотрел под скамью, но банки нигде не было.
— Вот ещё артистка! — усмехнулся Мишкин и побрёл в машинное отделение.
Солнышкин как ни в чём не бывало продолжал усердно суричить палубу. И никто, даже Перчиков, не смог бы догадаться, что он никак не дождётся наступления вечера.
Наконец солнце село, и наступила темнота.
Боцман с командой отправился в столовую, и оттуда тотчас раздался весёлый стук домино и крики: «Дупель два!», «Есть два-четыре!».
Перчиков пошёл на вахту в радиорубку.
Потом по трапу прогрохотали тяжёлые сапоги. Это Плавали-Знаем поднялся в рулевую.
И Солнышкин, оглядываясь, выбрался на палубу. Над головой висела луна и перемигивались звёзды, будто знали что-то весёлое. Солнышкин подошёл к грузовику, открыл дверцу и вытащил из кузова банку. Теперь начиналось самое опасное. Он снова заглянул в коридор. Там никого не было. Вверху тускло мерцали ночные лампы. Солнышкин быстро пошёл вперёд. Около каюты с попугаем он нагнулся и стал размазывать солидол по палубе. И тут невдалеке раздалось какое-то лопотанье и вкусно запахло. Это артельщик тащил Плавали-Знаем собственноручно сваренные сардельки.
«У, подхалим! — зло подумал Солнышкин. — Помешал!»
Едва он успел вбежать в свою каюту, как за углом раздался толстый шлёпок, крик, будто квакнула жаба, и мимо Солнышкина пролетела пара горячих сарделек. Артельщик поскользнулся на солидоле и прокатился на спине. На шум из рубки выглянул Плавали-Знаем и удивлённо открыл рот, чтобы спросить у артельщика, что он делает. Но тут же одна капитанская нога скользнула вперёд, вторая промчалась впереди первой, задралась чуть не в потолок, и Плавали-Знаем шлёпнулся на палубу.
— Так вот что ты здесь делаешь! — прохрипел он, уставясь на артельщика и сжимая кулаки.
— Да я сам чуть не отбил печёнки! — обиженно возразил тот. — Это кто-то из машинистов наследил. Я нёс сардельки. Вкусные, очень вкусные. Вот, попробуйте! — Он с улыбкой подобрал валявшуюся у ног сардельку и протянул Плавали-Знаем. — Чудесная сарделечка!
— Что?!
— Вкусная! — чмокнул губами артельщик и торопливо сунул сардельку себе в рот.
— Шагай отсюда!
— В один миг, в один миг! — залебезил артельщик и, улыбаясь, начал пятиться за угол.
Плавали-Знаем встал и поковылял к каюте, где жили Тая и буфетчица.
— Откройте! — ударил он в дверь кулаком. Дверь приоткрылась, и из неё, как из скворечника, выглянула Таина голова.
— Убрать! — показал Плавали-Знаем на перепачканный солидолом порог её бывшей каюты.
— Ночью? — удивилась Тая. — А почему?
— А потому, — пробурчал Плавали-Знаем, потирая место, на которое только что шлёпнулся. Один глаз у него спрятался в щёлку, будто прицелился, а второй готов был выстрелить, как пушечное ядро.
Тая, тяжело вздыхая, стала мыть палубу, а Плавали-Знаем протопал снова на мостик.
«Ну ладно, я тебе ещё не то покажу! — подумал Солнышкин. Всё это время он выглядывал из-за двери и еле сдерживал смех. — Я тебе покажу, как по ночам гонять людей!»
Как только Тая скрылась за углом, он снова бросился к каюте Плавали-Знаем и начал заново мазать палубу. Но вдруг нога у него самого поехала назад, и он встал на четвереньки. И тут взгляд его упал на руку: на запястье был старый бронзовый компас. Стрелка его, обычно точная, теперь бегала и качалась из стороны в сторону, как голова старого Робинзона. Будто хотела сказать: «Ай-яй-яй, молодой человек как вам не стыдно!» Солнышкин удивился, привстал, и тут вправду раздался укоризненный голос:
— Ну и ну! Вот это партизан!
Он оглянулся. Сзади него стояла усталая Тая.
— А я ничего, — сказал Солнышкин.
— А это что? — И Тая показала на руки, с которых медленно капал солидол. Она бросила тряпку и сказала: — А ну-ка, пойдём в каюту…
И смущённый Солнышкин отправился за ней. В это самое время Мишкин вышел из машинного отделения освежиться и выкурить папиросу. Он прошёлся по коридору и вдруг почувствовал, как о его ногу что-то трётся.
— Брысь! — сказал он, так как не мог терпеть бродячих котов и кошек, хотя на пароходе их не было и в помине.
При тусклом свете машинист разглядел пропавшую банку с солидолом. От вибрации она вздрагивала и медленно продвигалась вперёд по палубе.
— Вот артистка! — воскликнул Мишкин и подхватил её.
НЕ НАДО МОЛЧАТЬ!
Солнышкин просунул в дверь голову. На койке сидела тоненькая буфетчица Марина и быстрыми спицами вязала цветную варежку. Солнышкин прибавил баску и спросил:
— Можно?
— Можно, — ответила Марина и кивнула круглой, как кокосовый орех, причёской.
Солнышкин прошёл за Таей в каюту. Он тут же спрятал руки за спину.
— В чём дело, Солнышкин? — удивилась Марина и подняла большие зелёные глаза.
Солнышкин покраснел, не зная, что ответить.
— А это он мне помогал убирать, — усмехнулась Тая. Она протянула Солнышкину кусок мыла и открыла кран с горячей водой.
Солнышкин мыл руки, а Тая тихо вздыхала:
— Вояка ты, вояка! И зачем с ним связываться, шума не оберёшься! — махнула она рукой. — Лучше его не трогать!
— Лучше не трогать, — подтвердила Марина, словно всё поняла, и опять склонилась над клубком.
— Как это — не трогать? — возмутился Солнышкин.
— Так, — вздохнула Марина, — а то он ведь жизни не даст!
— Вот и не даст, если будете молчать! — воскликнул Солнышкин.
— Ну ладно, — вздохнула Тая. — Ладно… Надо пойти ещё доубирать. — И глаза её смотрели тихо и устало.
— Не надо, — сказал Солнышкин. — Не надо. Спокойной ночи! — И он решительно шагнул за дверь.
Кругом была тишина. Спокойно светили лампы. Внизу по-паровозному ухала машина. Все спали. Только радист Перчиков не снимал наушников в радиорубке. Он никому не говорил, что мечтает стать космонавтом и поплавать по марсианским морям, но каждый день после работы Перчиков сидел и вслушивался в доносившиеся сигналы спутников. И сейчас он слышал их быстрый писк. За иллюминатором в темноте горели звёзды, вокруг простирался чёрный океан, и Перчиков чувствовал себя почти на борту космического корабля. А внизу, в коридоре, его друг Солнышкин крепко сжимал швабру и натирал палубу. Ему было немного грустно. И потому, что из-за него обидели Таю, и потому, что где-то грустит его бабушка, которой он не раз помогал убирать дома и на работе, где она тоже была уборщицей. И он тёр палубу так, как будто помогал им обеим.
И странно: чем сильнее двигал он руками, тем точнее стрелка компаса показывала на север.
ЗВЁЗДНАЯ НОЧЬ
Боцман Бурун никак не мог уснуть. Когда он проигрывал несколько партий в домино, то с грустью думал, что через год ему уходить на пенсию. А что он будет делать на берегу, Бурун никак не мог представить. Тогда он потихоньку отправлялся в подшкиперскую и перебирал своё хозяйство. В борт гулко стучали волны, и он под этот приятный для него шум рассматривал каждую тряпушку и каждый гвоздик. Бурун любил свой пароход.
В этот раз боцман, войдя в подшкиперскую, взял в руки почти новенький пульверизатор для окраски стен, наполнил бачок красной краской и вздохнул:
— Хоть напоследок поработаю по-новому…
Он вытащил пару старых вёдер и стал их обрызгивать краской. Дверь была открыта, краска садилась на вёдра, а мелкая пыль при каждом толчке разлеталась с ветром по палубе.
В это самое время Солнышкин закончил уборку и собирался ложиться спать, но в коридоре столкнулся с Перчиковым.
— Солнышкин, Солнышкин! Ты только посмотри, какие сегодня звёзды!
Перчиков открыл дверь и потянул Солнышкина на палубу. От усталости у Солнышкина уже склеивались глаза, но морской ветер сразу взбодрил его. Небо было полно громадных звёзд — таких Солнышкин ещё и вправду никогда не видел, даже у себя в тайге. Большая Медведица, сверкая, садилась на самый нос парохода, созвездие Скорпиона угрожало ярко сверкающим голубым хвостом. И всё это отражалось в шумящем бесконечном море.
