Летим в Лас-Вегас! - Белинда Джонс

– Разумеется; согласен, дорогая. Все что угодно, лишь бы ты была счастлива!

Я ощущаю укол ревности. Ради меня «папуля» шагу лишнего не сделает!

– А тебе, мамуля, не советую надевать сиреневое платье – оно, знаешь ли, полнит. Лучше надень тот брючный костюм, что я приготовила. И никакой дешевой бижутерии!

Мама тяжело вздыхает. Я похлопываю ее по руке.

– Ты в любом наряде останешься красавицей, – ободряю я ее, а затем поворачиваюсь к Надин: – Что касается меня, выбор невелик; я не захватила с собой гардероба.

– Неважно. Насчет тебя я его предупредила.

– Что ты хочешь сказать?

– Джейми, не повышай голос на сестру! – хмурится папа.

Я надуваюсь и молча допиваю вино, мысленно наказывая себе подарить папе с мамой на Рождество бокалы приличных размеров. Из этих фигурных рюмочек «для особых случаев» и муха не напьется, тем более что папа вечно забывает подливать дамам. А меня при встречах с Надин всегда тянет к спиртному.

Добрых двадцать минут я мрачно молчу – чего никто не замечает. С личной жизни Надин разговор переходит на мою, вернее, на ее отсутствие. Ненавижу семейные допросы. Меня слишком легко расколоть.

– Что-о? Ни одного парня с тех пор, как тебя бросил Тревис? – Надин просто наслаждается своей ролью.

– Ни одного, – отвечаю я и с хрустом вонзаю вилку в салат.

– Не можешь его забыть? По-моему, он того не стоит, – наносит она новый удар.

С этим я спорить не могу. Помню, как мама жаловалась, что запах Тревиса доносится до нее даже из соседней комнаты. Папа как-то раз поинтересовался, не пасет ли мой новый друг овец. А Надин, едва взглянув на него, изрекла приговор: «Я знаю, что у тебя страсть к маргиналам, но, по-моему, это уж слишком!»

Папа бормочет с полным ртом, что я вечно выбираю неудачников. Можно подумать, передо мной, словно на опознании в полицейских фильмах, выстраиваются в ряд классные парни, но я прохожу мимо них и тыкаю пальцем в одного-единственного неудачника!

– Джейми просто еще не встретила того, кто создан для нее, – утешает меня мама.

А Надин, разумеется, тут же добавляет:

– Подождем, пока его выпишут из Бедлама!

Какого черта папа так покатывается над ее шуточками? И как удается ей так безошибочно и так больно направлять стрелы в цель? Кажется, она нащупывает мои слабые места раньше, чем я осознаю их сама. Недавно Надин озвучила мою свежую фобию, заметив, что мужчины при знакомстве со мной, должно быть, думают: «Почти тридцать – и ни одного серьезного романа? Что-то с ней не так!» Разумеется, вслух это сказал только один мужчина. Как я уже говорила, мы с папой никогда не были близки.

В тех редких случаях, когда папа снисходит до задушевной беседы со старшей дочерью, наш диалог развивается по известному сценарию: начинается с невинного вопроса: «Неужели ты не хочешь быть счастливой, как твоя сестра?», а заканчивается (иногда, смотря по тому, сколько он выпил за ужином) словами: «Слушай, может, ты все-таки лесбиянка?»

Порой я пытаюсь его задобрить.

– Понимаю, тебе хочется внуков, – говорю я. – Но подожди, рано или поздно я встречу человека, от которого захочу иметь детей!

Он только ухмыляется и отвечает что-то вроде:

– Джейми, деточка, люди столько не живут!

Мама говорит, что это он не со зла. Но что проку – все равно больно. Вы думали, теперь, когда Надин готова воплотить в жизнь его мечту о внуках, он оставит меня в покое? Ничуть не бывало: похоже, ее успех только подчеркнул мои вечные поражения. Что он думает – что я одинока ему назло? Неужели не понимает, как страшно жить, когда некого любить и некем быть любимой? Почему он ни разу не сказал мне: «Не спеши, ты заслуживаешь самого лучшего! – или что-нибудь в этом роде? Только смотрит на меня с презрением, И во взгляде его я читаю: «Ну вот, в который раз эта неудачница меня разочаровала!»

Не только моя личная жизнь возмущает папу. Он, кажется, так и не оправился от давнего потрясения, когда я сообщила ему, что хочу стать актрисой. Творческие профессии папа презирает. Его девиз: «Работа, работа и еще раз работа!» За конторским столом. С фиксированной зарплатой и приличной пенсией. С актерской карьерой ничего не вышло, я залезла в долги и этим, казалось, подтвердила его правоту. Потом решила пойти учиться на журналистку – все говорят, что у меня язык хорошо подвешен. Но папа не верит в мои способности и не упускает случая заметить, что синдром «вечного студента» – просто другое название для лени и безответственности.

Он одолжил мне денег с условием, чтобы я «разобралась в себе и поняла, чего хочу» иными словами, нашла работу с девяти до пяти. Что оставалось делать? Вот почему до прошлого четверга я сидела на телефонной станции, с утра до вечера пререкаясь с недовольными клиентами. Не слишком увлекательное занятие – но попробуйте сказать об этом человеку, который жизнь посвятил производству и установке водосточных труб! Мало того – подозреваю, что он действительно любит свою работу. Помню, как по воскресеньям, отправившись с нами куда-нибудь в парк или на гулянье, он делал крюки в несколько миль, чтобы взглянуть на новый водосток такого-то! Мы приучились за двадцать шагов отличать его трубы от продукции конкурентов.

Для меня загадка, как ему удалось подцепить маму.

Про нее все говорят: «Лицо кинозвезды и походка балерины». Но внешность – не главное. В своей семье мама стала первой девушкой, окончившей университет. И уже много лет преподает английский в колледже. Она, без сомнения, умнее папы: он это понимает и втайне мучается. Папа из тех людей, которые беспрерывно всем доказывают, что они лучше других. А мама – из тех, которым нет нужды ничего доказывать. И так видно:

Мы с Иззи, когда были помоложе, мечтали обменяться родителями. Мой солидный и надежный папочка как нельзя лучше подходит ее крохоборке-мамочке. А моя мама с папой Иззи узнала бы вкус романтики, которой ей так не хватает. Она ведь даже за границей ни разу не была! Почему? Папа считает, что это пустая трата денег. Мама не жалуется; но порой, когда мы с ней разговариваем об Иззи и Дейве, я слышу в ее голосе тоскливые нотки.

– Ты ведь не хочешь таких отношений, как у них, – говорит она. – Так зачем спешить? Подожди, пока не встретишь мужчину, рядом с которым поймешь, что не можешь больше ждать!

Иногда я восхищаюсь ее стоическим равнодушием к папиной вредности и скупердяйству; но чаще ее смирение меня угнетает. Конечно, папа неплохой человек – но до чего же ограниченный и твердолобый! Неужели мама не чувствует, что жизнь проходит мимо? Неужели не хочет чего-то большего? Когда я думаю, что она могла сделать, чего добиться в жизни, мне становится горько. Я готова проклинать папу за то, что он не дал ей раскрыться.