Сын Петра. Том 1. Бесенок - Михаил Алексеевич Ланцов

Глава 5

1696 год, май, 15–16. Москва

Переезд царевича Алексея к своей тетке не остался не замеченным широкой публикой Москвы. Да, Лопухины старательно выдавали это обычный гостевой визит. Но сие мало кого убеждало. Слишком странным это оказалось. Люди довольно скоро пришли к выводу, что произошло какое-то неизвестное им событие, если Евдокия, на дух не переносящая Наталью, от правила своего единственного сына к ней погостить. В иной ситуации — и леший бы с ним. Всякое бывает. Но царица же как квочка опекала ребенка и боялась того, что он лишний шаг ступит без ее контроля.

Парень же осваивался.

Тетушка выделила ему вполне подходящие покои. Да и Вяземского с кормилицей Ариной не обделила. Более того — уже на следующий день патриарх лично привел учителей.

Всех необходимых.

Да еще и на выбор, чтобы царевич мог носом поводить.

Играть в игры он был готов до определенного предела и глупо подставляться не видел смысла. Тем более, что все указывало на то, что это именно он присоветовал царице сдерживание обучения Алексея. И ему требовалось как можно скорее от этого открестится, выйдя из подозрения. Ну и, само собой, в случае вопросов со стороны царя, все отрицать. Это подставит царицу под удар. Ну и черт с ней. Все равно она не игрок теперь.

Так что учеба царевича возобновилась и очень бурная. Впрочем, не учебой одной он занимался. Жизнь у тети в корне отличалась от того, как царевич коротал дни у матери. И, в первую очередь из-за того, что у Натальи Алексеевны имелся своего рода салон. Если выражаться в стилистике XIX века. Если же мерить все в формате XXI века, то у нее «на квартире» постоянно собирались разные компании и что-то обсуждали.

Ясно дело — площади выходили куда более просторные, чем кухни советских панелек. И компании многочисленнее. А разговоры увлекательнее. Впрочем, политики не касались. Во всяком случае Алексей таких разговоров не замечал у тети.

Это был не единственный «салон» Москвы тех лет. Подобные точек для собраться и поболтать хватало. На любой повод и вкус. Собственно, кулуарная жизнь столицы била ключом и отличалась изрядной насыщенностью. Конкретно у Натальи собирались люди, увлекающиеся искусством и культурой.

Не самый лучший контингент для Алексея.

Но другого не имелось. И требовалось работать с теми людьми, которые были под рукой. Так что, посещая такие встречи, он внимательно слушал. И мотал на ус. Виртуальный. Думая о том, как дополнительно заработать очков репутации. В конце концов какое влияние тетя оказывается на отца он знал отлично. И ее хорошее отношение было крайне важно. Этакая подстраховка.

Слушал он. Слушал.

А тут взял и решил показать себя.

Выставил табурет с мягким верхом. Взобрался на него под удивленными взглядами гостей Натальи Алексеевны. И начал декламировать стихотворение. С максимальным выражением, на которое он был способен.

— У Лукоморья дуб зеленый. Златая цепь на дубе том. И днем, и ночью кот ученый все ходит по цени кругом…

Никто не перебивал.

Никто не возмущался.

Просто слушали.

Внимательно.

А потом, когда царевич замолчал, закончив свое выступление, тетя спросила:

— А дальше? — причем с таким видом, что Алексей даже как-то растерялся. В какой-то момент ему даже показалось, будто бы Наталья Алексеевна тоже гость из будущего.

— Все.

— Как все?

— Вот так, — развел руками Алексей.

— И где ты сей вирш занятный прочитал?

— Сам выдумал.

— Сам?

И тут завертелось.

Посыпалось масса вопросов, на которые даже и отвечать не требовалось. Присутствующая компания в этом не нуждалась. Во всяком случае не сейчас. Но главное — это не форма стихотворения, а содержание. Гости тети к нему прицепились словно блохи к псине и стали «обсасывать».

Внезапно для Алексея выяснилось, что Лукоморье — это старинное название побережье моря. У реки. И таким словом разные места называли. Но, учитывая указание на дуб, локализовали Северным Причерноморьем. Сам же дуб — опознали как достаточно известное старинное дерево Запорожской Сечи. То самое, под которым казаки писали знаменитое письмо турецкому султану. Ни того, ни другого царевич разумеется не знал.

Дальше больше.

Припомнили всякие байки и сказки о колдунах и о том, что будто бы Сеч заговорена. Оттого ни ляхи, ни татары, ни сами османы порушить ее не могу. И не из-за недостатка сил, а от того, что вечно есть причины этого не делать. Каждый раз не понос так золотуха. Словно черти их от нее отваживают. Хотя всем она давно поперек горла.

Плавно эти географические подробности перешли в политические. Такого — вполне себе кухонного формата. То есть, к банальному промыванию костей. Отчего царевич совсем растерялся. Вот что-что, а политические дебаты ему тут хотелось спровоцировать меньше всего. Да и вероятность эта никак не просчитывалась. Они ведь увлеченно обсуждали только вещи, связанные с литературой, музыкой, живописью и так далее. И это все оказалось крайне неожиданным. Поэтому Алексей, тихо спустившись с табурета, забился в угол комнаты и старался не отсвечивать.

Да, ошибки у всех случаются. Тем более, что профильного исторического образования или каких-то специфических знаний у него не имелось. И оттого ему всегда казалось, что Пушкин выдумал все от и до. Однако местные считали иначе. Впрочем, Алексей не кручинился и пользуясь моментом впитывал эти политические сплетни, прикидываясь ветошью. Когда еще удастся послушать?

Наконец, где-то через час увлекательных дебатов, собравшиеся вспомнили о царевиче. И попросили вновь продекламировать стихотворение. Повторить. Что он с определенной неохотой и сделать. Понимая, что в их просьбе явный подвох.

И верно.

Как только он закончил, на него набросились с новой волной расспросов. И в этот раз ответы давать требовалось. Потому что присутствующим были интересно — что конкретно он имел в виду и кто его надоумил.

А вот к этому он готовился и выдал им заранее подготовленную легенду. Дескать, выдумал он это стихотворение по мотивам услышанных сказок. Ну и добавив уже в рамках импровизации, что о том, что называют Лукоморьем слыхать не слыхивал. Полагая, что это просто луковое море из какого-то старого поверья. Но название красивое, вот и использовал.

Все посмеялись забавной логике Алексея. В крайнем случае по улыбались. И в целом от него с этой темой отстали. Перейдя к технике самого стихотворения. На Руси их так в те годы не писали.

Да, в Западной Европе силлабо-тоническое стихосложение уже практиковалось. Местами добрый век. Но на Руси активно