Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет - Вера Камша

Дувший почти неделю шван улегся, в небо вернулась летняя синева, и это, как ни странно, радовало. Фельсенбург шагал вражеским городом в сопровождении чужого адъютанта и насвистывал. Со стороны это выглядело бравадой, но отнюдь таковой не являлось, просто менялся ветер, скрипели флюгера, а где-то, за такими же, как в Метхенберг, домами, плескалось и звало море. Руппи не сомневался, что они еще встретятся, и вновь верил в затею Вальдеса — обойти Бирюзовые земли и плыть на восток, пока на горизонте не проступит неведомое или не начнут показывать дно водяные бочки. Для похода требовалось всего ничего — закончить войну и уцелеть; сегодня это казалось само собой разумеющимся.

Веселье не покинуло лейтенанта даже при виде возвышавшегося за столом Альмейды, а разгулявшееся воображение нарисовало, как кто-то таких же размеров поднимает за шкирку долговязого Фридриха и трясет, как нашкодившего кота. У самого Руппи для подобного не хватало роста, а хотелось...

— Вижу, вы не унываете. — Четырехпалый кивком указал на стул. — Садитесь... Пришли новости из Эйнрехта. В прошлый раз вы, говоря о столичных интригах, назвали герцога Марге хитрой сволочью и пронырой. Ваш адмирал был этим недоволен.

— Не этим. — Олафу не нравится, когда дриксенские мерзости становятся известны чужим. Руппи был бы с ним согласен, но Бешеный все равно знал Бермессера как облупленного, а дерущийся на востоке Арно рассуждал о талигойской дряни. Везде есть люди и мрази, скрывать это глупо, а выставлять мразь чем-то достойным лишь потому, что она «своя», глупо вдвойне.

— Неважно. — Альмейда притянул покалеченной рукой какую-то бумагу, но читать не стал. — Можете на меня кидаться, только Кальдмеер больше не похож на адмирала. Хотя, даже будь он прежним, сегодня мне нужен не моряк, а столичная птица, пусть и в чаячьих перьях.

— Я моряк, — отрезал Руппи, — а Марге — проныра, сволочь и трус.

— Вы в самом деле моряк, — обрадовал Альмейда, — потому что в интригах вас обошли и дали увидеть лишь то, что хотели. Марге оказался отнюдь не трусом.

Руппи пожал плечами.

— Значит, это не тот Марге, только и всего. Его наследник иногда готов напасть на одного всего лишь вдвоем.

— Тогда чем вы объясните, что старший Марге оседлал вспыхнувший в Эйнрехте бунт и объявил себя вождем всех варитов?

— Представление. — От недогадливости Альмейды Руппи опять развеселился. — Через пару дней великий Фридрих мятежников победит, и они сдадутся на его милость, а добрая Гудрун всех простит и умолит Неистового всех помиловать. Регенту... тьфу ты, он больше не регент: после смерти кесаря и до собрания великих баронов страной правят Бруно, глава дома Штарквинд и мой отец... Фридриху, чтобы надеть корону, нужны победы, а их нет, вот и пришлось устроить мятеж.

— В таком случае Фридриху следовало бы остаться в живых.

Руппи не понял, вот не понял, и всё. В окне что-то призывно блеснуло, раздался веселый звон, перед глазами вспыхнули знакомые ночные искры, но разум уже схватил разогнавшуюся радость под уздцы.

— Фридриха убили?!

— И принцессу Гудрун тоже. Я всю жизнь считал, что в Дриксен предпочитают вешать, однако этих двоих сперва посадили на колья, а потом заживо взорвали.

— Как... Как...

Альмейда рассказал. Знал он не слишком много, но этого хватило; перед глазами встала библиотека в Фельсенбурге и белый, похожий на подушку живот. Кто-то придумал набить его порохом, кто-то это сделал. «Как пожелает мой кесарь...» «Умереть в один час»... Вот и сбылось, вот и умерла.

— Как они держались?

— Меня там не было.

— Фридрих орал, — твердо сказал Руппи, — а она молчала. Пока могла. Господин адмирал, Марге не мог не струсить, иначе это был бы не он!

— У него могло не остаться выхода.

— У Марге?! Чтоб не угодить на кол, он мог обещать весь мир и пару кошек в придачу, но кто бы его слушал?!

— Я тоже так думаю. — Альмейда потер подбородок. — Обуздать пошедшую вразнос толпу, из которой добрая половина — солдаты и гвардейцы, может настоящий вождь всех варитов, а не шаркун и кляузник. Значит, либо ваш Марге вас дурачил годами, либо в Эйнрехте завелся оборотень.

— Туда ведьмы не идут... — Руппи брякнул то, что следовало держать при себе, но кэналлиец и не подумал расспрашивать. Конечно, он же командует Вальдесом, должен понимать... — Господин адмирал, я вам еще нужен? Мне... хотелось бы спуститься к морю.

— Море и не такое смоет, — кивнул гигант. — Вы мне здесь не нужны, но можете быть полезны в Придде. Смерть кесаря не меняла ничего, «свадьба» Фридриха меняет многое, по крайней мере для Бруно. Я хочу отправить вас в распоряжение регента Талига, ему будет о чем вас расспросить, а дальше как карта ляжет. Мы заинтересованы в перемирии, но теперь оно понадобится и вам. Если Дриксен не пойдет за Марге, вестимо.

Что сделает бабушка, узнав про несчастную лосиху? Бабушка, Бруно, Штарквинды, Бах-унд-Отумы? Какое же счастье, что мастер Мартин успел уехать... «Успел»?! А ведь это ты велел старику уезжать и напрочь об этом забыл. Не вспомнил даже в разговоре с отцом Луцианом, а ведь «лев» спрашивал едва ли не напрямую. Было, было в Эйнрехте нечто, из-за чего ведьма повернула, Марге расхрабрился, а гвардейцы с горожанами сорвались со всех якорей.

— Я готов выехать утром. — Руперт фок Фельсенбург посмотрел в сощуренные черные глаза. — Перемирие нужно Дриксен не меньше, чем Талигу. Если потребуется, я напишу своей бабушке герцогине фок Штарквинд и принцу Бруно. Я не представляю, что сейчас происходит в Эйнрехте, но адмирал Вальдес может что-то знать.

— Он знает лишь одно, — махнул ручищей Альмейда. — Ведьмы плачут все сильней и тянут в море. Кого из ваших людей вы желаете взять с собой?

Никого не желает, но при встрече с Бруно наследнику Фельсенбургов понадобится слуга, телохранитель, врач, секретарь, духовник, да хоть кто-то, лишь бы «свой». Лучше всех подходит Лёффер, но ему в седло пока рано. Канмахер пригодится Олафу, абордажники слишком много видели, остается папаша Симон... А что? Рану он перевяжет, колесо починит, а болтливых палачей не бывает.

— Со мной поедет человек, который ухаживал за лейтенантом Лёффером. — Смерть на плахе, даже на виселице и та чище расправы на площади! — Господин адмирал, что бы вы подумали, если б такое случилось не в Эйнрехте, а в Олларии?

— Не знаю. — Альмейда поднялся, почти загородив окно. — Я родился в Алвасете. У нас такого не будет никогда.

3

Лисенок рисковал сильнее, но волновался отчего-то Капрас. Проклятая политика стремительно подгребала маршала под себя, просто воевать не получалось, хотя в приличные времена армии водили одни, а цель им указывали другие. Они и сейчас пытались, только уж больно много их пришлось на одного командующего отнюдь не лучшим в империи корпусом; как ни вертись, всего не исполнишь. Карло про себя помянул «указчиков» злым тихим словом и привстал в стременах, оглядывая дорогу, хотя выказывать нетерпение вообще-то не следовало. Будущую встречу обставили как инспекцию возвращающихся в Гурпо войск, и вести себя надо было соответственно. Капрас и вел. Принимал рапорты, проезжал вдоль марширующей колонны, проводя коротенький смотр, и оставлял продолжавший движение батальон за спиной. Если в эскадроне сопровождения и был кто-то купленный Каракисами, он не видел ничего необычного, насторожить возможного подсыла мог лишь сам маршал. Капрас это понимал и все же, чем ближе была деревня с очередным непроизносимым названием, тем больше хотел дать жеребцу шенкелей.