Льеккьо. Болото никогда не отпускает свои жертвы… - Павел Проданов

– Нельзя так же исключать и диссоциативное расстройство, – продолжал доктор, не обращая внимание на мои слова. – Скажите, вы раньше замечали за собой провалы в памяти?

Замечал ли я? Это началось, как только я познакомился с алкоголем.

– Замечал, но то больше похоже на алкогольную невменяемость.

– Любите выпить? – Доктор достал большущую тетрадь, и принялся что-то записывать. – Если хотите, чтобы я вам помог, будьте со мной предельно откровенны.

Да я с собой-то не всегда откровенен, заметил я про себя.

– Скорее не любитель выпить, – ответил я. – Это мой способ забыться.

– Что ж, – выдохнул доктор, – это у вас отменно получилось.

Я усмехнулся.

– С вами в детстве не случалось ничего такого, что бы вы хотели выкинуть из головы, и больше не вспоминать об этом?

В моем сонном сознании возникает призрачная дверь, шпингалет которой вот-вот отлетит с лязгом на пол.

– Если и случалось, то я напрочь забыл об этом.

Доктор не оценил шутки, все так же чиркая в тетрадь.

– Бессонница?

– Я весьма много сплю в последнее время, но это не прибавляет мне сил.

– А по вам не скажешь, – заметил доктор Деспин, сняв очки. – Вид у вас, как если бы вы страдали хронической бессонницей.

– Это из-за работы. Сутки отработал.

– Так вы не можете выспаться, сколько бы ни проспали?

– Утром я не могу отлепить лицо от подушки. Ощущение будто лег час назад. Сил не прибавляется.

– Хм, – задумчиво выдохнул доктор, снова чиркнул что-то в тетрадь. – Ложитесь на кушетку мистер Эббот.

Я протер глаза и лег.

– Сейчас, я введу вас в состояние гипноза. Постараюсь вернуть воспоминания времени действия фуги. Смотрите на часы.

Он достал из грудного кармана часы на цепочке, свесив их перед моими глазами.

После сеанса гипноза, мне хотелось спать еще больше, чем до него. Усталость навалилась всей своей силой. После гипноза во мне будто что-то переменилось. Я испытывал странную злобу, но природа ее мне не ясна. Она ощущалась не явственно, а где-то там, глубоко внутри меня.

– Ваше подсознание отказалось сотрудничать, так сказать, – сказал доктор, закончив писать в ту чертову тетрадь. – Что-то блокирует ваши воспоминания, но… Мне удалось заглянуть в ваши детские годы. Вы ненавидели своего приемного отца. Страх, что вы испытывали перед ним, мог отразиться на вашем состоянии спустя годы, что могло и вызвать фугу. Вы помните отчима?

Конечно, помню. Эта тупая рожа теперь прячется за дверью в моих снах.

– Воспоминания не четкие, – ответил я. – Помню, что после его смерти я попал в церковную школу.

– Я знаю, что ваш отчим пил, – сказал доктор. – Это я знаю по делу вашей матери. Она тоже мой пациент, но вы, верно, догадывались. То, что случилось с вашей матерью, так же могло отразиться на вашей психике. Нужно провести комплексное исследование, чтобы детально прояснить ваш случай.

– В другой раз, доктор, – прервал я его. Мне жутко хотелось спать. – Мне необходим отдых, иначе моя голова и вовсе откажется работать.

– Я пропишу вам левомепромазин. Пока парентерально. Это поможет вам преодолеть хроническую усталость, даруя здоровый сон. Колоть в ягодицы. Желательно меняя места уколов. Запишете мой номер телефона и, если что, звоните – я проконсультирую. И ни какого алкоголя!

Алкоголь порой приходился спасением, поэтому наказ доктора расстроил меня, немного.

– Спасибо, доктор Деспин.

Доктор выписал рецепт, отдал его мне, и я направился к выходу.

– Доктор Дэспин, – обернулся я, – Мне можно проведать мою мать?

– Да конечно, – ответил тот.

Она сидела в инвалидной коляске во внутреннем дворике лечебницы. Изрядно поседевшая, она походила на скелет обтянутый сморщенной кожей. Ветерок закрадывался в ее редкие пряди мертвенно-серых волос. Крона молодого дуба укрывала ее от жгучего солнца. Прошло лет семь, с того момента, как я навестил ее в первый и последний раз. Но в моем сознании года два минуло.

Я присел на корточки подле нее. Она не обратила внимания, а только смотрела на фонтанчик, где каменная дева лила воду из кувшина.

– Мам, привет, – сказал я. – Это я – Мартин.

Она посмотрела на меня, а затем снова уставила взгляд на деву с кувшином, из которого лилась вода.

– Знаю, я давно не навещал тебя. – Тяжело говорить с человеком, понимая, что твои слова не доходят до его разума. – Каролин обещала заехать к тебе на днях, – добавил я.

Мать резко повернула голову и посмотрела на меня взглядом, заставившим меня смутиться.

– Меня не пускают к Лизе, – еле слышно просипела она. Ее взгляд снова упал на фонтанчик. А выражение лица сделалось беспристрастным. – Моя девочка там, среди осоки, резвится с другими детьми. Почему они не пускают меня?

Смотря на старых людей, доживающих дни в одиночестве, страдающих амнезией и помешанных рассудком, вовсе не хочется стареть. Но, что до меня, то я всю жизнь жил в одиночестве, даже в школе, находясь в постоянном окружении сверстников.

– У тебя есть и другая дочь, мама, – сказал я с долей упрека в голосе. Я понимал, что мои слова мало чего для нее значат, но меня злило, что она бросила детей, тогда в детстве, когда бродила по болотам, а мы были вынуждены прятаться от отчима. Каролин повезло больше чем мне. Ее забрала тетя, а я остался один на один со своим кошмаром. – Лизы давно нет, мама, а Каролин, да и я – мы живы. Мы нуждались в тебе.

– Ты такой же, как и они, – она улыбнулась, обнажив желтые зубы, обрамленные бледными деснами. От ее улыбки мне стало жутко. – Вы все ошибаетесь. Лиза живет. Это вы все мертвы.

10

– Почему твой брат не хочет меня согреть, Каролин? Я вся дрожу, посмотри, – плохо выговаривая слова, мямлит Лора, с глупой улыбкой поднося стакан с виски ко рту. Сегодня у Госпожи Монсар девичник, как она говорит. Только девичник в минимальном составе – она и ее глупенькая подружка. Для пущей простоты добиваться от девушек сексуальной близости, мужчины придумали алкоголь. Лора явное тому доказательство.

– Он – монах, – отвечает ей моя сестра, смеясь от своей шутки. – Он шесть лет обучался в церковной школе.

У Лоры произошел позыв к отрыжке.

– Пардон, – говорит она. – А им там ничего не обрезают?

Мое терпение подходит к концу.

– Обрезают, – говорю я, сдерживая раздражение, – под самый корень. Так, что даже шрама не остается. Эдакая кукла-Кэн получается.

Моя сестра прыскает. Капли спиртного из ее рта летят на стол.

– А он довольно смешной, – отзывается обо мне Лора, – такая стесняшка.

Для этой дамы сейчас даже кукла Чакки казался бы смешным, идя на нее с ножом.

– О, это он тебе еще за жизнь не рассказывал.

После посещения доктора Деспина, я решил заглянуть к сестре, и обнаружил это. Девичник уже в самом разгаре. Я преследовал цель – рассказать Каролин о предположениях доктора, а вместо этого стал объектом домогательства ее тупенькой подружки. Эта глупая женщина отвесила круглую сумму моей сестричке за дизайн ее загородного дома, надеюсь в стиле уродского «Хай-тек». Наверное, хорошо иметь таких глупых подруг. Не удивлюсь, если в повседневной жизни она таскает с собой какую-нибудь мелкую собачонку, такую же тупенькую, с кукольными глазами и вечно наворачивающимися на них слезами.

– Я, возможно, еще успею проверить, что у него в штанах, – снова отпускает тупую шутку пьяная в дрязг Лора. Каролин пропускает мимо ушей.

– Как съездил? – обращается она ко мне.

– Утром расскажу.

– Мы хотим сейчас, – протягивает Лора.

Каролин поворачивается к ней.

– Если его пытать, – предостерегает она, – то он вынесет нам мозг.

А есть ли, что выносит, думаю я про себя. Обычно алкоголь выносит и остатки разума у таких, как они. Каролин, конечно, имеет задатки разума, а вот насчет ее подружки я не уверен. Если взять амебу, поместить ее в череп черепахи, то получится Лора.

– Расскажи нам что-нибудь, – предлагает она, подмигивая Каролин.

Я вздыхаю.

– Родись ты в Древнем Израиле, тебя бы забили камнями за твое поведение, – говорю я. – В Древней Греции – тебя бы сделали отменной рабыней для утех, а шумеры напоили бы тебя до смерти. Ницше не промахнулся на твой счет, размышляя на подобную тему.

Лора уставилась на меня, изобразив удивление.

– Говорила я тебе, – оправдалась Каролин, перед своей подругой.

– А он забавный, – сказала та. – Мой муженек говорит, что раньше меня сожгли бы на костре.

– На костре сжигали неугодных церкви, вольных, свободолюбивых женщин, которые умели врачевать как минимум, – отвечаю я. – Думаю, в средневековье ты была бы товаром в борделе – на костре сожгли бы мою сестру.

Каролин расхохоталась, а Лора плеснула мне в лицо содержимое стакана. Щипание в глазах. Ерунда – пройдет.

Я оставил их и ушел в другую комнату. Решил почитать.