Том 10. Письма. Дневники - Михаил Афанасьевич Булгаков

Так или не так, как рассказывают, было расставание, но он действительно ушел к Любови Евгеньевне Белозерской, красивой, элегантной, образованной, знающей языки, закончившей в прошлом балетное училище, прошедшей в недалеком прошлом все круги эмигрантской жизни, а главное — свободной: она только что рассталась с Василевским (Не-Буквой), превосходным фельетонистом, но очень ревнивым и на тринадцать лет ее старше.

Представьте себе чувства, мысли, переживания Таси, узнавшей от любимого эту новость. Невозможно измерить глубину ее несчастья... Воображение каждому, особенно читательнице, подскажет, какие чувства испытывала Татьяна Николаевна. Ведь чуть больше десяти лет тому назад Миша, ее любимый, говорил ей слова любви, говорил: «Ты все для меня». И она поверила ему, да и как не поверить, сама, безумно влюбленная в него, ждала этих слов, и он так был искренен, так пылок; так прекрасно провели они время до свадьбы, которой все взрослые противились, но они, юные влюбленные, победили, еще раз доказав — в какой уж раз на белом свете! — любовь непобедима.

В рассказах Татьяны Николаевной Кисельгоф (по мужу после М. А. Булгакова), записанных М. Чудаковой, подробно говорится о «Днях молодости», когда молодой Булгаков совершенно потерял голову от Таси, а она действительно хороша, что и неудивительно: широко известен ее портрет той поры — прекрасное юное лицо, пышные роскошные волосы, сочные губы, не тронутые помадой и чистые девичьей чистотой глаза.

И она рвалась из Саратова в Киев, а он, если она не приезжала, — что-то придумывал, чтобы сбежать в Саратов. Помните: «В Киеве я поступила на Историко-филологические курсы, на романо-германское отделение, но некогда было учиться, все гуляли. Ходили в театр, «Фауста» слушали, наверно, раз десять. Его мать вызывала меня к себе — «Не женитесь, ему рано». Но мы все же повенчались — в апреле 1913-го.

Чем жили? Отец присылал мне деньги, а Михаил давал уроки. Мы все сразу тратили. Киев тогда был веселый город, кафе прямо на улицах, открытые, много людей. Мы ходили в кафе на углу Фундуклеевской, в ресторан «Ротце». Вообще к деньгам он так относился: если есть деньги — надо их сразу использовать. Если последний рубль и стоит тут лихач — сядем и поедем! Или один скажет: «Так хочется прокатиться на авто!» — тут и другой говорит: «Так в чем дело — давай поедем!» Мать ругала за легкомыслие. Придем к ней обедать, она видит — ни колец, ни цепи моей. «Ну, значит все в ломбарде!» Зато мы никому не должны. Как-то пошли в ресторан вместе с одним врачом, — вышли — нищенка, Михаил протянул руку за портмоне, оно осталось в ресторане, вернулись, нам тут же отдали. Да, он всегда подавал нищим, вообще совсем не был скупым, деньги никогда не прятал, приносил, тут же все отдавал, правда, потом сам же забирал» (См.: Воспоминания о Михаиле Булгакове. М.: СП, 1988).

Разве это не ценные свидетельства для понимания характера молодого Булгакова: это потом будет преследовать его всю жизнь: есть деньги — закатывает банкет на персон сорок; а если нет, то пишет очередную заявку на новую пьесу, авось получит аванс.

А сколько драгоценных свидетельств о жизни в селе Никольском, о первых шагах Булгакова как сельского врача. Вскоре после их приезда «привезли роженицу. Я пошла в больницу вместе с Михаилом. Роженица была в операционной, конечно, страшные боли; ребенок шел неправильно. И я искала в учебнике медицинском нужные места, а Михаил отходил от нее, смотрел, говорил мне, что искать. Потом, в следующие дни стали приезжать больные, сначала немного, потом до ста человек в день. Мне было там тяжело, одиноко, я часто плакала».

Читатели «Записок юного врача» вспомнят, что этот эпизод рассказан автором чуть-чуть по-другому: будто он сам бегал в другую комнату, искал страницы, а потом уж делал, как рекомендовали в учебнике. Так что Тася, Татьяна Николаевна, всегда была рядом с ним в самые тяжкие минуты его жизни.

С Татьяной Николаевной мне не довелось повидаться, а вот с Еленой Сергеевной Булгаковой и Любовью Евгеньевной Белозерской был знаком, бывал у них, и они мне многое открыли в судьбе полюбившегося писателя.

Прямо скажу, что вышедший «Дневник» Елены Булгаковой вызвал у меня противоречивые чувства: с одной стороны, хорошо, что появилась еще одна работа, казалось бы, очень серьезная и глубокая информация, полученная нами из первых рук, записи о событиях в жизни Михаила Афанасьевича по «горячим следам», в тот же или на следующий день; а с другой — мы получаем «Дневник», отредактированный Еленой Сергеевной много лет спустя, а это значит, свидетельство утрачивает свою «первозданность», непосредственность чувств, переживаний и пр., и пр.

И, читая «Дневник», невольно сверяешь с подлинником, который хранится в ОР РГБ, и удивляешься решению Виктора Лосева опубликовать именно эту редакцию «Дневников», есть же настоящие «Дневники», подлинные, а не отредактированные.

А эти «Дневники» меня привлекали очень давно, около двадцати пяти лет тому назад, когда я только-только приступил к изучение творчества и биографии Михаила Булгакова. Узнал от О. Н. Михайлова, у которого чудом сохранились первые публикации Михаила Афанасьевича, что Елена Сергеевна в добром здравии и принимает. Но я все оттягивал время, чтобы побольше накопить материала для вопросов, хотелось, конечно, произвести впечатление своими познаниями и т. д.

И пришел день, когда Олег Михайлов повел меня к Елене Сергеевне. Приняла она нас просто хорошо, посидели, поговорили о том о сем, в первую очередь о Михаиле Афанасьевиче Булгакове. А потом...

Олег Николаевич Михайлов принес журнал «Сибирские огни», в котором была помещена его рецензия на «Избранную прозу» Михаила Булгакова, вышедшую в издательстве «Художественная литература» в 1966 году. Надо было видеть Елену Сергеевну в этот момент... Как она волновалась. Она готова была тут же раскрыть журнал и прочитать эту коротенькую рецензию, а что там сказано? Но, помню, сдержалась: знала — Олег Николаевич ничего дурного сказать о Булгакове не может. Долго мы просидели у Елены Сергеевны, разговаривали.

В то время я уже работал над биографией М. А. Булгакова, работал в архивах, в частности в ЦГАЛИ, в архиве ИМЛИ... Стали появляться в нашей печати воспоминания о М. А. Булгакове. Не раз я в это время бывал у Е. С. Булгаковой.

Почти одновременно были напечатаны воспоминания С. Ермолинского и Эм. Миндлина о Булгакове, в которых много было любопытного, но много было и отсебятины.

Я сказал Елене Сергеевне о своем отношении к этим публикациям.

— Ермолинский приносил мне свои воспоминания в рукописи. Я прочитала. «Сережа, —