Смерть по почте - Дин Джеймс

Но только не Тревор. Он улыбнулся мне своей прекрасной улыбкой и проводил до входной двери магазина.

— Жаль, что ты так торопишься, — сказал он. — Но я понимаю, что таковы обстоятельства писательской жизни. Я правда понимаю. — Он снова улыбнулся, на этот раз шире. — Кроме того, я надеюсь, что мы увидимся сегодня вечером. — Он повернул ключ в замке, открывая дверь.

Я немного растерялся, не уловив, к чему он клонит.

— Прошу прощения?

Тревор рассмеялся.

— Считай, что у вас появился новый волонтер, готовый к пожертвованиям на восстановление храма. Нужные люди постарались, и я ваш. Я член правления Общества любителей драмы в Снаппертон-Мамсли. Не разочаровывай меня, неужели ты не идешь на собрание сегодня вечером?

— Пожалуй, лучше не разочаровывать таких серьезных людей. Как ты считаешь?

Я готов поклясться, что он подмигнул мне, хотя лицо его помрачнело.

— Тут ты прав, Саймон, не стоит их разочаровывать.

Я выдал ему самую ослепительную свою улыбку, отчего он даже мигнул.

— До встречи сегодня вечером, Тревор, — сказал я и оставил его на ступеньках магазина слегка озадаченным.

Насвистывая наивную песенку, надевая на ходу шляпу и солнцезащитные очки, я крепче прижал рукой к телу пакет с письмами и пошел по Хай-стрит к дому. Когда я поравнялся с церковью Святого Этельвольда, то задержался ненадолго, чтобы рассмотреть фасад. Внешний вид церкви был очень даже милым, но как же меня позабавило наличие внутреннего убранства времен староанглийской эпохи. Церковь являла собой очаровательное смешение различных стилей, и даже я, такой по определению недобрый человек, мог по достоинству оценить это. Как и многие американцы, я втайне преклоняюсь перед многими образцами ветхой британской архитектуры.

Высокие старые деревья бросали тень на истертые надгробные плиты церковного кладбища, так что даже в столь солнечный день можно было отдохнуть в тенечке. Я пошел было домой, но тут боковым зрением уловил движение среди низких ветвей. Я напрягся, и мое зрение прояснилось. (Есть в наших вампирских способностях нюансы, над которыми мне до сих пор приходится трудиться, чтобы овладеть ими в полной мере.)

Несколько секунд спустя я вполне сносно видел, и то, что я лицезрел, изумило меня.

Летти Батлер-Мелвилл, сжимая корзинку с цветами в одной руке и размахивая другой с зажатым в ней секатором, отчаянно бранилась с мужчиной, личности которого я не знал. Даже для моего тонкого слуха они были слишком далеко, а посему я не мог разобрать ни слова из того, что они говорили. Но если судить по выражениям их лиц, то оба были крайне довольны собой и недовольны друг другом.

Я ослабил концентрацию зрения, и картинка померкла. Продолжив путь домой, я размышлял над еще одной загадкой деревушки. Кто бы мог быть тот мужчина в тени церковного кладбища? С виду ему было лет под шестьдесят, весь он был какой-то побитый ветрами и потрепанный жизнью. Может быть, это ризничий? А Летги ругает за то, что он не выполнил какую-нибудь работу. Вполне естественно, если жена викария отчитывает нерадивого работника мужа.

Во всяком случае, это было так же вероятно, как и любое другое предположение. Я, пожалуй, пригляжу за этим человеком и постараюсь выяснить, что там к чему. Мне показалось небезынтересным, что Летти Батлер-Мелвилл может дойти до такой точки кипения. В нашу прошлую и единственную до сих пор встречу она произвела впечатление человека, который не способен обидеть и мухи. Но в порыве гнева она определенно выглядела иначе. Неряшливая серая мышка, которую я знал, испарилась, а на ее месте возник сущий вулкан. Любопытно.

Дойдя до дверей Лорел-коттеджа, я решил, что хватит с меня пустых догадок. Я отложил все свои мысли, связанные со Снаппертон-Мамсли, удобно устроился за компьютером и принялся писать. Пора начинать новую книгу. Я почувствовал это, потому что в голове роились свежие идеи.

Но, как выяснилось, я был слишком впечатлен событиями утра, чтобы сосредоточиться. Я отвернулся от монитора и взялся за корреспонденцию, которую забрал у Эбигейл Уинтертон. Праздно разглядывая конверты, поначалу не заметил ничего, что требовало бы моего немедленного внимания. Преимущественно это была деловая переписка и, похоже, пара писем от поклонников. Ничего срочного, одним словом.

На одном из конвертов стоял обратный адрес из Хьюстона. Я нахмурился, глядя на небрежный почерк, пытаясь припомнить имя адресанта.

Я медленно раскрыл конверт и извлек на свет божий свернутый листок бумаги. Я развернул письмо и бегло проглядел содержание. Затем вернулся к началу и перечитал заново, на этот раз внимательно и не спеша.

Я вяло посмотрел на дату вверху страницы и затем проверил смазанную печать Хьюстонского почтового отделения на конверте. Письмо искало меня три месяца, следуя за мной от отеля в Хьюстоне, где я жил какое-то время, в Лондон и наконец сюда, в Снаппертон-Мамсли.

Получи я известие раньше, это мало бы что изменило. Джек все равно бы умер, независимо от того, в Англии я или рядом с ним. Единственную возможность спастись, которую я мог ему предоставить, он бы не принял.

Джек Куин. Мы дружили с ним с тех самых пор, как я переехал из Миссисипи в Хьюстон, а это было добрых десять лет назад. Я повстречал его однажды вечером в баре. Это было в первую неделю моего пребывания в Хьюстоне. Он пошел со мной ко мне домой, но, вместо того чтобы провести ночь в постели, мы проболтали до утра и большую часть следующего дня. Он стал моим лучшим другом. Он помогал мне в самые трудные моменты моей жизни, а я всегда был рядом с ним, когда сердце его разбивалось от очередной любовной драмы. Он всегда был неисправимым оптимистом и верил в лучшее.

У Джека было большое и доброе сердце, но любовь делала его безрассудным. Шесть лет назад он пришел ко мне и сообщил, что ему сделали тест на ВИЧ и он оказался положительным. Поначалу я был вне себя от ярости. Как он мог так поступить со мной? Как мог мой лучший друг быть так неосторожен со своей жизнью?!

Я не говорил с ним на протяжении месяца, но позже я осознал, как глупо и эгоистично я себя вел. Как-то я пригласил его, чтобы извиниться, но он лишь отмахнулся. Он сам потом признался, что понимал, как сильно он меня расстроил.

Таким уж был Джек. Ничто не могло тревожить его слишком долго. Даже когда я рассказал ему о своих близких отношениях со своим профессором, он воспринял это спокойно. Даже когда я рассказал ему, что мой новый любовник — вампир и что он хочет поделиться со мной своим даром.

Джек сделал все, что мог, чтобы отговорить меня от этой сумасшедшей авантюры. Но к тому времени мы уже знали немало друзей и знакомых, что умерли от осложнений СПИДа. Как-то раз поздно вечером, после очередных похорон, напуганный потерями близких мне людей, я примчался к Тристану Ловеласу и позволил ему превратить меня в вампира.