Грех - Евгений Козловский

-- Гамбург? -- вставилавдруг, переспросилаНинка. -- Один джентльмен как-то сказал, что в Гамбурге, наРиппер-бан, заменя дали бы максимум двести марок. Риппер-бан -- это что?

-- Вроде Сен-Дени в Париже, -- отозвался всезнающий соотечественник, -вроде Сохо в Лондоне, хотя Сохо кудаскромней. Но вы не волнуйтесь: такие, как вы, наРиппер-бан не попадают. В худшем случаею

-- Отто? -- с некоторым замедлением осведомился Сергей.

-- Отто не Отто, -- кокетливо отмахнулась Нинка.

-- Вон оно что! -- Сергей в мгновенье сделался мрачен, угрюм. -- Надо же быть таким кретином! Они тебя наняли, да? Отто с матушкой? Скажи честно -- ты ж у нас девушкачестная!

Бородач притих: тактичное любопытство, чуть заметная опаска.

-- Нет, любимый, -- ответилаНинкас волевым смирением. -- Не наняли. Я -сама.

-- Сама?! Как же! Парикмахерша! Откудаты деньги такие взяла?!

-- Деньги?! -- входилаНинкав уже знакомый нам азарт. -- Нанашей Риппер-бан заработала: у ЫНационаляы! Смотрел ЫИнтердевочкуы? Хотя, откуда? У вас там кино не показывают: молятся и под одеялом дрочат!

-- А с визой для белых сейчас в Европе проблем нету. Натри месяца, наполгода. Потом и продляют. Идете в посольствою -- попытался бородач если не снять конфликт, то, по крайней мере, изменить время и место его разрешения.

-- Ф-фавён! -- бросилаНинкаСергею.

-- Любопытное словцо! -- заметил бородач. -- От Ыфвнаы, что ли?

-- От Ыкозлаы, -- вежливо и холодно пояснилаНинкаи встала, пошла: быстро, не оглядываясь.

-- Догоняй, дурень! -- присоветовал бородач, и Сергей, вняв совету, себе ли, побежал вслед:

-- Нина! Нинаже!

В сущности, это былаеще не ссора: предчувствие, предвестие будущих разрушительных страстей, однако, напляже, наберегу моря, сидели они уже какие-то не такие, притихшие: загорелая Нинкаи белый, как сметана, Сергей.

Нинкалепилаиз песказамок.

-- Я никогдав жизни не бываланаморею

-- А меня предки каждое лето таскали. В Гурзуфю Ну, поехали в Гамбург! поехали! Я немецкий хорошо знаю.

-- С чего ты вбил в голову, что я хочу в Гамбург?! Если б онаменя послала, сказалаб я тебе первым делом, чтоб ты ни в коем случае не возвращался? -Нинкачувствовалатень вины затот разговор, то согласие надачной веранде в Комарово -- тем активнее оправдывалась.

-- Дану их к черту! -- у Сергея был свой пунктик. -- Убьют -- и пускайю

-- Хочешь оставить меня вдовою?

-- Собираешься замуж?

-- А возьмешь?

-- Догонишь -- возьму! -- и Сергей сорвался с места, побежал по песку, зашлепал, взрывая мелкую прибрежную воду, обращая ее в веерабриллиантов.

Нинка -- заним: догнала, повисланашее:

-- Теперь не отвертишься!

-- Так что: в Гамбург?

-- Как скажешь! Берешь замуж -- отвечай задвоих!

Они ожидали рейсанаГамбург, ачерез две стойки проходиларегистрацию отбывающая в Москву группазнакомых нам паломников.

-- П-попы вонючие! -- сказалаНинка. -- Мало, что содрали впятеро -отказались вернуть деньги и загостиницу, и заобратный билет.

-- Сколько у нас осталось? -- осведомился Сергей, которого чуть-чуть, самую малость, покоробили нинкины Ыпопыы.

Нинку тоже покоробило: это вот Ыу насы, но оналучше, чем Сергей, подавиланехорошее чувство и спокойно ответила:

-- Три восемьсот.

-- Не так мало, -- нерасчетливо выказал Сергей довольно легкомысленный оптимизм.

-- Не так много, -- возразилаНинкаи вспомниладьявольский аукцион в бизнес-клубе, хрустальные глазакрутого-молодого, следующие -- покане удалось сбежать -- сумасшедшие сутки,ю

Радио объявило посадку в самолет, следующий до Гамбурга.

-- Наш, -- пояснил чувствующий себя слегкавиноватым Сергей и взялся засумку.

-- Я, Сереженька, и к языкам оказалась способною. Уже понимаю самаю

Как бы намекая наскорое похожее нинкино путешествие, сверкающей тушею таял в укрывшем Эльбу вечернем тумане белый, огромный лондонский паром. Даи сам Гамбург, возвышающийся, нависающий над Альтоной, над Нинкою, едвапроступал сквозь молочную муть радужными ореолами фонарей, фар, горящих витрин...

По тротуару чистенькой, тихой улицы фешенебельного Бланкенезе, возле трехэтажного особнякасо стеклянным лифтом и крохотным парком вокруг, напустив насебя по возможности независимый вид, взад-вперед вышагивал, поджидая выездаОтто, Сергей: не допущенный ли внутрь особо строгим швейцаром, сам ли не пожелавший войти из гордости, из чувстватактаили из каких других соображений.

Приподнялись автоматические воротаподземного гаража. Распахнулись въездные. Из недр особнякапоплыл сверкающий мерседес. Сергей стал надороге

Отто сидел зарулем сам. Рядом в сафьяне креслаполулежаладама, чей возраст, очевидный вопреки ухищрениям портных и косметологов, давал основания предположить в ней даже и мать Отто. Впрочем, по сумме необъяснимых каких-то признаков, а, может, и по воспоминаниям-отголоскам петербургских разговоров, Сергей решил, что дама -- гамбургская, законная, жена.

Увидев расстригу, Отто притормозил, но ни в машину его не пригласил, ни сам не вышел, алишь нажал накнопочку, опускающую стекло: не столько, видно, по хамству, сколько стесненный присутствием супруги.

-- Guten Tag, -- склонился Сергей в полупоклоне, смиряя гордость, которая лезлаизо всех его щелей.

-- Фот, сначит, кутафас санесло, -- наприветствие легким только кивком ответив, сказал Отто неодобрительно. -- Ну та, естественно.

-- Говорите, пожалуйста, по-немецки, -- обратилась к Отто навострившая уши дама. -- Это неприлично.

Отто не без раздражения проглотил замечание.

-- Почему ж это, интересно, естественно? -- по-немецки вопросил оскорбленный Сергей, потому именно по-немецки, что нараз усек ситуацию и готов был извлечь из нее всю возможную выгоду. -- Просто мама, когдаотговаривалаехать в миссию, в Иерусалим, сказала, что у вас всегданайдется для меня место в гамбургском офисе.

Почувствовав, что по поводу Ымамыы предстоит непростое объяснение с супругою, Отто чуть скривился.

-- Вашамама, должно быть, не слишком хорошо разбирается в бизнесе. Хотяю Вы накомпьютере работать можете?

Сергей отрицающе промолчал.

-- Электронные таблицы знаете? Автомобиль вдите? Я, конечно, мог бы дать вам немного денег, но вы, помнится, как-то заявили, что от меня не возьмете никогдаи ничего. Вы переменили позицию?

Сергей продолжил молчать.

-- Впрочем, мне много дешевле выйдет содержать вас в России. Если вы отказались от гордых ваших принципов, я готов купить вам билет до Санкт-Петербурга.

Сергей потупился и выдавил.

-- Меня там могут убить.

-- Ну, знаете, -- сказал Отто. -- Вы уж слишком многого требуете от жизни. -- И то ли со странным юмором, то ли с угрозою скрытой добавил. -- А убить вполне могут и здесь. Извините, -- и, нажав опускную кнопочку, отгородился от Сергея стеклом, тронул машину, уронил эдак впроброс, независимо, адресуясь к супруге. -- Сын моей уборщицы. Из петербургского отделенияю

Глухой торцовой стеной огромного мрачного доманазадах мясного рынканеизвестный художник воспользовался, чтобы проиллюстрировать ЫАпокалипсисы, апредставитель экологической службы -- чтобы пометить дом черно-желтым, нашесть секторов разделенным кружком: знаком радиационной опасности. Нинкас Сергеем снимали крохотную квартирку первого, глубоко вросшего в землю этажа.

Сергей был сильно пьян:

-- А я сказал -- наколени! -- и ладонями, взятыми в замок, давил Нинке наголову, понуждая опуститься. -- Перед шоферюгой могла, апередо мной -гордость не позволяет?!

-- Я же тебя спасала, Сереженька. Ты разве забыл?

Сказала-то Нинкакротко, аоттолкнулаСергея сильно, апотом еще и больно отхлесталапо щекам.

Он заплакал, пополз, обнимая ей ноги:

-- Помоги! Этот шофер -- он все время перед глазами. И все твои остальныею шоферы. Я люблю тебя и от этого с умасойду.

-- А я, когдаты пьян, -- возразилаНинка, усевшись, поджав ноги, натахту, зябко охватив плечи руками: так сиделаона, ожидая электричку, перед первой с Сергеем встречею, -- я не люблю тебя совсем.

-- Я больше не буду, -- подполз Сергей и уткнул ей в колени повинную голову. -- Я обещаюю я больше не будую -- и всхлипывал.

-- Ладно, -- помолчав, закрылаНинкатему и погладилаотросшие волосы Сергея, вспоминая, быть может, как перебиралаих в той ночной подмосковной-московской поездке. -- Поспию

Потом и впрямь опустилась наколени, стащилас него башмаки, помоглавзобраться наложе.

-- Ты не сердишься, правда? -- пробормотал Сергей в полусне. -- Это ведь от любвию

Нинкапошланакухню. Из дальнего углавыдвижного ящикаизвлекланетолстую пачку несвежих бумажек, пересчитала: марок триста, четыреста: все, что у них осталось. Отложив несколько банкнот и спрятав в прежнем месте, бросилаостальное в сумочку и, убедившись, что Сергей спит, вышлаиз дому.

Риппер-бан оказалась очень широкой, очень разноцветной и густонаселенной, но почему-то при этом скучной, унылой улицей. Напустив насебя все возможное высокомерие, чтоб не дай Бог чего не подумали, Нинкамедленно шла, глядя по сторонам. Заисключением переминающихся с ноги наногу глубоко внизу, у въездав подземный какой-то гараж, троих загорелых девиц навысоких каблуках и в отражающих пронзительную голубизну ультрафиолетовой подсветки белых лифчиках и трусиках, проституток в классическом понимании словане было: секс-шопы, эротические видеосалоны, сексуальные шоу с назойливыми зазывалами у входаю