Прорицатель - Роман Светлов

Эвмен поднялся, давая понять, что совет закончен. Аркадяне, расправив плечи, окружили своего вождя и, вызывающе оглядываясь на среброщитых, двинулись к выходу из комнаты.

— А ты что думал? Я поражаюсь его мудрости и долготерпению. Я преклоняюсь перед его спокойствием и рассудительностью! Будь я на его месте, Антиген давно бы уже созерцал небеса, восседая на колу, загнанном между его старческими ягодицами… Но это было бы плохо, очень плохо… — Дотим сбавил тон. — Стратег прав: аргираспиды разнесут Тарс и уйдут к Антигону. Что ни говори — это почти половина фаланги, которая есть у Эвмена. Приходится терпеть. Терпеть и настаивать на своем…

Они быстрым шагом возвращались в лагерь. Толпы на Тарских улицах равнодушно сторонились их.

— Объясни мне, Дотим, отчего аргираспиды держатся так… странно? — спросил Калхас.

— Македоняне! Старые македоняне! Они мнят себя лучшими из лучших, и потому хотели бы повелевать, а не повиноваться. Тем более, что вождем их оказался грек Эвмен. Если верить Иерониму, первое время доходило до комедии: аргираспиды не хотели, чтобы Эвмен председательствовал на советах, и все кончилось бы разрывом, не найди стратег забавный выход. Он приказал изготовить кресло из дерева, позолотил его и установил на возвышении. «Это кресло Александра. Пусть тень Царя председательствует на наших встречах!»— сказал он Антигену и Тевтаму. Так и сходились они, пока сами среброщитые не поняли, что это смешно.

Дотим еще некоторое время ехидничал по поводу старых македонян, однако вскоре замолчал и, чем ближе они подходили к лагерю, тем более озабоченным он выглядел.

— Нет, аркадяне на стены не полезут, — заявил он в конце концов. — Все, кроме этого: так я и скажу Антигену!

В лагере он приказал собрать наемников и, придав лицу бодрое выражение, сообщил им, что этой ночью они выступают в поход.

— А потому приказываю: наедаться досыта и ложиться спать рано! Через несколько дней мы вернемся обратно, и тогда я обещаю вам двое суток пьянства, разгула и полного отсутствия учений. Славно будет?

— Гы-ы, — нечленораздельно ответили наемники.

Распустив солдат, Дотим обратился к Калхасу:

— Что, прорицатель, вещают тебе боги?

— Ничего, — пожал плечами тот.

Постепенно Калхаса охватило оцепенение и даже ощущение незнакомца, затаившегося между ребер, не беспокоило его. То ли это была робость перед боем, то ли чувства аркадянина предусмотрительно замерли, дабы не вытягивать ему жилы ожиданием первой настоящей опасности. Их подняли еще до рассвета, они водрузили на свои спины оружие, мешки с провизией и, ежась от ночной сырости, отправились по той же дороге, что и пришли в Тарс. В хвост им пристроилась колонна аргираспидов, в середине которой несколько воловьих упряжек тащили что-то громоздкое и длинное. Тяжесть ноши македонян была значительно большей, чем у аркадских наемников, однако, подойдя к горам, легконогие пастухи с удивлением обнаружили, что ветераны следуют за ними без малейших следов усталости.

После утренней прохлады привычная дневная жара казалась приятной. Одолев подъем, колонна быстрым шагом двигалась по абсолютно пустынной дороге. За целый день им лишь однажды встретился конный патруль Эвмена, который сообщил, что вплоть до самого Танафа дорога свободна.

— Еще один разъезд направлен к городу, — сказал командир патруля. — В Танафе, конечно, готовятся к обороне, но наверняка не знают, что вы уже в пути.

После краткого привала отряд таким же быстрым шагом отправился дальше. Калхаса удивляло, что македоняне не взяли с собой ни одной верховой лошади. Антиген шел пешком, неся на плечах такой же груз, как и рядовой среброщитый. Дважды Дотим подходил к нему и они негромко, сухо обсуждали детали предстоящего штурма. Ближе к вечеру вождь аркадян сказал Калхасу:

— Все благополучно. Нам не надо лезть на стены. От нас потребуется только меткость, — он хитро улыбнулся. — Пусть аргираспиды подтверждают свою славу собственной кровью.

На ночь они расположились около небольшой, скудной рощи. Здесь нашелся источник, который солдаты в мгновение ока вычерпали до дна и, не будь объемистых кожаных фляг с водой, которые нес каждый второй, засыпать им пришлось бы борясь с жаждой. Впрочем во вторую половину дня небо затянула дымка; было не столько жарко, сколько душно.

Выставив посты, македоняне заснули сразу, пастухи же долго ворочались на жесткой сухой земле, перебрасываясь бессмысленными фразами и разражаясь нервным смехом.

Калхас тоже уснул не сразу. Лежа на спине, он наблюдал, как темнеет, потом чернеет, словно проваливаясь в бездонную пропасть, небо, как медленно проступает сквозь эту черноту тайнопись звездной сферы. Завтрашний день казался сейчас далеким и нереальным. Как будто жить и воевать в нем будет совсем другой Калхас. Но именно поэтому хотелось продлить сегодняшнее полусонное состояние.

Неожиданно то одна, то другая звезда начали гаснуть. Что-то черное, такое же черное, как сама ночь, кралось по небу и проглатывало их. «Облака», — подумал Калхас. С каждой потухшей звездой его веки становились все тяжелее, и он понемногу уступал властной силе, тянущей их вниз.

Но едва они сомкнулись, Калхас увидел багровый свет и обнаружил, что находится посреди бесконечной равнины, усеянной пологими однообразными холмами. Все здесь имело красноватый оттенок — и трава, и странные, прижимающиеся к земле кусты. Даже низкое небо было однообразно багровым. В руках Калхас сжимал тяжелый дротик, а его глаза выискивали ярко-алого быка, пасущегося среди холмов.

Вот он — лоснящийся алый бок показался из-за ближайшего склона. Стелющейся, кошачьей походкой Калхас двинулся к быку. Правая рука подняла дротик к плечу, а левая держалась за стеклянный шарик, упрашивала его: только бы не спугнуть! Алое пятно зашевелилось, стало увеличиваться в размерах. Бык пятился задом. Калхас затаил дыхание, убыстрил свои бесшумные шаги, но бык рано, слишком рано появился из-за холма. Он смотрел в противоположную от Калхаса сторону, потом повернул голову назад, затем сделал шаг в сторону и… его глаза столкнулись со взглядом охотника.

Два шарика цвета финика, сваренного в меду; в них не отражалось никаких чувств, только внимание. Бык вскинул голову, потом подпрыгнул, на удивление гибко изогнулся в воздухе и через мгновение уже мчался прочь от Калхаса. Пастух бросился за ним. Он взбежал на холм, из-за которого показался бык, и швырнул свое оружие, вложив в него всю энергию движения.

Коричневый, отполированный ладонью Калхаса, дротик описал пологую траекторию и с хрустом вонзился в землю: как раз в то место, где за мгновение до этого ступило бычье копыто. Пастух со всех ног бросился туда, но, когда он вырвал трепетавшее древко из земли, бык был уже слишком далеко.