Битва за Кавказ - Анатолий Корольченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова знаменитого генерала, будущего наместника Кавказа, пленившего имама Чечни и Дагестана Шамиля, сыграли свою роль. Пожелание генерала поддержал и брат Николай.
Лев начал готовиться к сдаче экзамена, обязательного для получения воинского чина. Одновременно принялся за изучение кумыкского языка. Ещё будучи студентом восточного факультета Казанского университета, он познал основы восточного языкознания. По окончании учёбы в Казани получил диплом коллежского регистратора. Теперь Толстой должен был получить отставку с гражданской службы.
В двадцатых числах октября 1851 года он выехал во Владикавказ, а оттуда по Военно-Грузинской дороге в Тифлис, где находилась экзаменационная комиссия.
Официального документа из Москвы об отставке с гражданской службы ещё не было, но начальник штаба Кавказского корпуса генерал Вульф по рекомендации генерала Барятинского приказал составить бумагу, в которой указывалось, что граф Толстой изъявил желание поступить на воинскую службу, но так как отставки ещё нет и он не может быть зачислен юнкером, то предписывается принять его на службу, с тем чтобы по получении гражданской отставки зачислить его на действительную службу в батарею 20-й артиллерийской бригады.
Экзамен состоялся 3 января 1852 года. В экзаменационном листе записано, что коллежский регистратор Лев Николаевич Толстой был испытан в знании арифметики, первых четырёх правил алгебры, начальных оснований геометрии, российской грамматики с приложением правил её к сочинениям, истории, географии и языков. Почти по каждому предмету экзаменующийся получил высший балл.
Через несколько дней он покинул Тифлис в новенькой форме юнкера и с приказом об определении его фейерверкером IV класса. Чин фейерверкера соответствовал званию младшего унтер-офицера, успешно прошедшего курс обучения в бригадных или крепостных учебных командах. Фейерверкер обычно выполнял обязанности командира орудийной прислуги, помощника, а иногда и командира артиллерийского взвода, с перспективой производства в офицеры.
Возвратившись в Старогладковскую, Лев Николаевич узнал, что его батарея послана в составе главного отряда в Большую Чечню и что 19 января ему предстоит переправить туда, в укрепление Герзель-аул, пушку-единорог. Испытывая смешанное чувство ответственности и гордости за доверие, он поспешил в путь.
— Смотри, фейерверкер, не оплошай! — напутствовал его комендант. — В дороге будь бдителен да решителен. Не позволь неприятелю завладеть пушкой!
Это было старинное орудие с изображением на стволе мифического зверя с рогом на лбу. Особая его конструкция позволяла стрелять разрывными ядрами и на большее расстояние. И скорострельность его была значительная. А облегчённый лафет на конной тяге способствовал маневренности.
Предупреждение коменданта оказалось нелишним. Переправившись через Терек и углубившись в земли Чечни, артиллеристы почувствовали незримую опасность. Казалось, враг скрывается за каждым кустом, бугром, в лесной чаще.
— Ружья зарядить и из рук не выпускать! — приказал фейерверкер. И ещё распорядился подготовить орудие для стрельбы: «Мало ли что может случиться...»
А вскоре в лесной чащобе дозорные заметили всадников. Прячась, те явно затевали недоброе. Толстой решил их упредить. Он велел развернуть орудие и выстрелить в подозрительное место. В ответ послышались угрожающие крики, ружейные выстрелы, удаляющийся конский топот.
К вечеру орудие было доставлено в отряд, возглавляемый генералом Барятинским. Солдаты прокладывали просеку для дороги и занимались расчисткой леса у реки Джалка, намереваясь углубиться в горы.
Вскоре меньшая часть отряда осталась в небольшом ауле Тепли, а главные силы в составе восьми батальонов пехоты, кавалерийского полка и артиллерии Барятинский повёл к аулам Цацину и Эману. Овладев ими, отряд в долине реки Хулхулау попал в засаду и втянулся в большое сражение.
На помощь примчался казачий полк Бакланова, и чеченцы вынуждены были отступить от Маюртунского леса. Их разгромили позже, на реке Мичик. В сражении отряд Барятинского понёс немалые потери. Он укрылся в Куринском укреплении, где дислоцировался казачий полк Бакланова.
Вспоминая те тяжёлые дни, Лев Николаевич говорил, что он чудом спасся от смерти.
Из той экспедиции он вернулся простуженным, больным и получил отпуск для лечения ревматизма в Пятигорске. Там, на курорте, недавно пережитое заставило его взяться за перо. Вскоре появился рассказ «Набег». Вот отрывок из него.
«Отряд подошёл к реке. Чёрные горы ущелья остались сзади; начинало светать...
Вода была лошадям по груди, с необыкновенной силой рвалась между белых камней... и образовывала около ног лошадей пенящиеся, шумящие струи... Пехотные солдаты, буквально в одних рубахах, поднимая над водою ружья, на которые надеты были узлы с одеждой, схватясь человек по двадцати рука с рукою, с заметным, по их напряжённым лицам, усилием старались противостоять течению... Орудия и зелёные ящики, через которые изредка хлестала вода, звенели о каменное дно...
Казачьи конные цепи рассыпались вдоль опушек.
В лесу виднеется пеший человек в черкеске и папахе, другой, третий... Кто-то из офицеров говорит: «Это татары». Вот показался дымок из-за дерева... выстрел, другой... Наши частые выстрелы заглушают неприятельские... Вот пехота беглым шагом и орудия на рысях прошли в цепь; слышатся гудящие выстрелы из орудий, металлический звук полёта картечи, шипение ракет, трескотня ружей. Конница, пехота и артиллерия виднеются со всех сторон по обширной поляне. Дымки орудий, ракет и ружей сливаются с покрытой росою зеленью и туманом...
Полковник на месте поворачивает лошадь, выхватывает шашку и кричит: «Ура!»
«Урра! Урра! Урра!» — раздаётся в рядах, и конница несётся за ним...
Неприятель, не дожидаясь атаки, скрывается в лес...»
В январе 1853 года батарея, где служил Лев Толстой, выступила из крепости Грозной против Шамиля. 17 февраля отряд натолкнулся на реке Мичик на неприятельские укрепления. В течение нескольких дней продолжалось сражение, закончившееся разрушением укрепления и бегством Шамиля в Дагестан.
По завершении экспедиции Лев Николаевич снова вернулся в станицу Старогладковскую. И опять он оказался в плену литературных замыслов, проникнутых уважением к русскому солдату, творцу побед на полях сражений.
13 июня 1853 года батарея была направлена в крепость Грозную. Туда же шли две роты Куринского полка и рота линейного батальона. Пятеро молодых офицеров, в числе которых был и Толстой, пренебрегая опасностью, отдалились от колонны. Лев Николаевич и ещё один его спутник у Ермоловского кургана выбрались на верхнюю тропу, остальные ехали нижней дорогой. С высоты они увидели выскочивших из Хинкальского леса конных чеченцев. Всадники неслись прямо на офицеров, находившихся на нижней дороге.
— Чеченцы! Спасайтесь! — закричали Толстой и его попутчик товарищам и бросились к крепости.
Но часть верховых во весь опор мчалась и на них. Кони у джигитов были резвыми, и самих всадников было человек семь-восемь.
Неизвестно, чем бы закончилось это внезапное нападение, если б из ворот крепости не вылетел отряд казаков. Завидя их, чеченцы повернули вспять.
Случай этот послужил писателю сюжетом для «Кавказского пленника».
Во многих переделках побывал фейерверкер Толстой, многое видел, пережил, не однажды его жизнь висела на волоске. Однако он с достоинством перенёс все тяготы боевой армейской жизни, заслужил право быть награждённым Георгиевским крестом. Но нашлись завистники, которые отложили представление в долгий ящик.
В январе 1854 года Льва Николаевича наконец произвели в офицеры. По существовавшему правилу это позволяло принять отставку, и он не замедлил этим воспользоваться.
В России появился большой писатель, многие произведения которого были навеяны Кавказской войной, сражениями в неистовой Чечне.
Ермолов повелевает
Прочитав письмо, майор Павел Швецов тяжко вздохнул, рука сама собой потянулась к табакерке. Письмо прислала из далёкой России мать. Она с нескрываемой печалью сообщала о смерти нынешней весной мужа, отца Павла, с которым прожила без малого полвека, о его похоронах. До последней минуты ожидали Павла: не появится ли? Успеет ли бросить в могилу горсть земли? Не дождались.
Мать жаловалась, что стала совсем никудышной, и очень просила приехать, чтобы повидаться. Упрекала: старший сын Василий был, а ведь он тоже живёт не в ближнем краю, до Кизляра не рукой подать.
Павел Швецов служил в Грузинском гренадерском полку Кавказского корпуса. Батальон, которым он командовал, располагался в небольшом, но шумном и беспокойном местечке. Занятый нескончаемыми делами, командир третий год не имел положенного отпуска. Полковой начальник не однажды обещал вручить подорожную, но каждый раз что-либо мешало. Но в нынешнюю зиму, узнав про письмо, вдруг вызвал и приказал собираться в путь.
