Герр Вольф - Александр Тавровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Трудно себе представить, что случилось бы с Россией, если бы сброд, населяющий ее необъятные просторы, не возглавил гениальный Сталин! И трудно представить, что было бы с Европой, если бы я не нанес ему сокрушительный удар! Ведь Сталин отлично понимал, что при осуществлении его планов мировой революции ему очень на руку, что в конце девятнадцатого – начале двадцатого века так и не удалось сделать философской основой христианства материализм вместо метафизики. Только я с самого начала видел, что за спиной Сталина, как всегда, стоят евреи! И еврейский лозунг диктатуры пролетариата есть не что иное, как призыв к свержению руками пролетариата существующего строя и замене его господством кучки людей, состоящих из евреев и их пособников. Поскольку сам пролетариат не способен руководить государством. И если бы Сталин, – Гитлер в экстазе запрокинул голову, – одержал победу, то мы имели бы во всех странах Центральной и Западной Европы коммунизм самого худшего образца! И когда нынешняя война закончится, Европа сможет облегченно вздохнуть! Поскольку я вышибу из Европы всех без исключения евреев, с исходящей с Востока угрозой будет покончено раз и навсегда!
– И вот тогда, – при этих словах глаза Гитлера приобрели тот странный, неестественный цвет, который обычно исчезал только после закапывания специальных глазных капель на опиуме, прописанных в числе восьмидесяти других лекарств доктором Мореллем, и когда было не понять, шутит он или серьезен как никогда, – и вот тогда, я в этом убежден, правильнее всего было бы после победы над Россией доверить, разумеется под германским верховенством, управление Россией Сталину, так как он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с русскими варварами. Да-да, господа! Не бездарному спившему демагогу Черчиллю, не сифилитическому паралитику и, следовательно, невменяемому, к тому же еще полужиду, Рузвельту я бы доверил роль наместника в побежденной гигантской стране, а обладающему ледяной, поистине нордической способностью повелевать варварами – гениальному Сталину!
К полуночи ни на минуту не смолкавший и не присевший фюрер вдруг очутился за спинами своих сидевших плечом к плечу генералов. И, чеканя каждое слово так, что оно звоном отдавалось под сводами столовой, заговорил о главном:
– До сих пор неизвестно, действительно ли разногласия между Сталиным и Тухачевским зашли так далеко, что Сталину пришлось всерьез опасаться за свою власть и жизнь, угроза которым исходила от так называемого заговора красных маршалов. Или он нанес по ним превентивный удар, уничтожив большую часть своего генералитета. Как бы то ни было, я нахожу, что Сталин был абсолютно прав. Перед лицом страшных событий, будучи в ответе за судьбу всей страны, вождь не может позволить себе стать заложником истинных или мнимых врагов, особенно если эти враги в генеральских мундирах. Как говорится, нет человека – нет проблемы! А господь, по мнению наших великих предков, сам отделит праведников от грешников! Не правда ли, господа?!
Мгновенно расслабившись, Гитлер устало махнул рукой:
– Извините, господа, но мне пора. Важная встреча! Продолжайте веселиться!
Глава 14
18 июля 1942 года. «Вервольф». НочьГитлер встретился с министром вооружений Альбертом Шпеером в гостиной своего блокгауза. Они уселись в кресла друг напротив друга у горящего камина. Камердинер Линге прикатил наскоро сервированный столик на колесах и подал Гитлеру шерстяной плед. Климат здешних мест сыграл со сверхчувствительным фюрером злую шутку: днем – испепеляющий зной, а ночью – полярная стужа.
После ужина Гитлер совсем расхворался. И если бы не встреча со Шпеером, скорее всего, залег бы до утра.
После смерти Дитриха Эккарта в 1923 году в жизни Гитлера осталось всего четыре человека, с которыми он по старой дружбе был на «ты»: Юлиус Штрайхер, Эрнст Рем, Кристиан Вебер и Герман Эссер.
С Эссером после тридцать третьего он исхитрился снова перейти на «вы». Вебера избегал. К Штрайберу обращался безлично. С Ремом покончил раз и навсегда самым радикальным способом.
Даже с Евой Браун не церемонился, пренебрежительно называя ее «Чапперль», как баварские крестьяне уменьшительно-пренебрежительно называли молоденьких особ женского пола.
С Геббельсом, которого он очень ценил – виделся редко, к Гиммлеру был исключительно привязан вплоть до его измены в самом конце войны, Геринга терпел…
Всем им, под различными предлогами он мог отказать во встрече в тот момент, когда у него, как сейчас, особенно неприятно ныл желудок и натурально отваливалась голова. Он мог пренебречь почти любым из своих подданных, но только не Шпеером – человеком самого ближнего круга, реальным воплощением его несбывшейся мечты.
Именно поэтому встреча, назначенная Гитлером еще днем, состоялась далеко за полночь. Фюрер никогда не позволил бы себе ее отменить, а Шпеер – от нее отказаться, как это порой довольно легко позволяли себе другие.
Вот поэтому они и сидели в креслах друг напротив друга, в гостиной более чем скромных апартаментов фюрера, в ставке «Вервольф». При Шпеере, с которым Гитлер никогда не переходил на «ты», он, однако, не стеснялся кутаться в плед и даже временами морщиться от все нарастающей боли в желудке.
Альберт Шпеер – сын преуспевающего архитектора из Манхейма, сам талантливый архитектор и аристократ духа, отлично сложенный, с волевым ухоженным лицом немецкого интеллектуала – всегда смотрел на фюрера с искренним уважением и сочувствием. Именно с этим человеком – одновременно непостижимым и гротескным, – чья речь перед студентами Берлинского университета и Высшего технического училища в убогой пивной под названием «Хазенхайде» навсегда покорила начинающего архитектора, у Шпеера были связаны и его феерический взлет, и самые амбивалентные воспоминания.
Он без доклада входил в кабинет фюрера в новой рейхсканцелярии, был вхож в его доме в Оберзальцберге и, в известном смысле, в его душу На самом деле в свою душу Гитлер не впускал никого. Настоящих друзей у него никогда не было. Но, если бы они были, Шпеер имел все шансы стать одним из них.
В тридцать седьмом именно Шпеера Гитлер назначил главным инспектором Третьего рейха по архитектуре и именно ему доверил свою идею-фикс: превратить Берлин в столицу мировой цивилизации.
В отличие от своего царственного патрона, обожавшего отвлеченные истины и темы и не любившего входить в подробности, Шпеер был профессионалом экстра-класса. За что бы он ни брался – за новую рейхсканцелярию, олимпийский стадион или целые супергорода, – все выходило с размахом и было готово точно в срок.
Провалившийся на экзаменах в Венскую академию художеств, но отнюдь не бездарный Адольф был буквально заворожен творчеством своего придворного архитектора и порой, забросив наиважнейшие государственные дела, мог часами любоваться его набросками и макетами.
В тридцать восьмом он лично пришпилил к его груди золотой партийный значок и дал карт-бланш на увековечение национал-социалистской идеи в металле, бронзе, граните и мраморе на всей территории Германии, Европы и дальше – до самого края Земли, куда непременно дойдут железные легионы вермахта.
Альберт Шпеер удобно расположился в кресле, закинув ногу на ногу, Гитлер кутался в плед.
Блонди, как к старому знакомому, подошла к гостю, доверительно ткнулась носом в колено и милостиво позволила потрепать свою густую шевелюру. После этого, вероятно, выполнив долг гостеприимства, вновь отошла к хозяину и улеглась у его ног.
– Вы в курсе, Шпеер, какой кунштюк выкинул Гальдер на последнем совещании? В то время, когда русские бегут по всему фронту, он требует, как в Талмуд, упереться носом в какой-то дурацкий план «Блау», состряпанный им полгода назад, и не отступать от него ни на йоту! И что самое мерзкое, его поддержали Бок, Модель и даже Йодль! Какая первобытная узость мышления! Разве Александр Македонский, начав поход против Дария во главе крошечной армии, предполагал, что дойдет аж до Индии?! Полководец, который на каждом шагу взвешивает свои возможности, никогда не станет великим! Его место в торговых рядах среди евреев! Воевать нужно одержимо, безоглядно, с верой в успех в самых безнадежных ситуациях! Только тогда провидение дарует победу! Что вы думаете по этому поводу, Альберт?
– Но, мой фюрер, – Шпеер, прищурившись, разглядывал огонь в камине, – я министр вооружений, а не начальник Генерального штаба. Удобно ли мне…
– Бросьте кокетничать! – недовольно поморщился Гитлер. – Удобно – не удобно! В моем окружении вы единственный интеллектуал и технократ! И по-настоящему близкий мне человек! Гиммлер общается исключительно с чинами СС, Геринг – с когортой своих некритичных почитателей, Геббельс… Вы знаете, как я респектирую Гиммлера, но временами его так заносит! Представляете, он на полном серьезе хочет обоготворить СС! Какая чушь! Мы наконец-то вошли в век, оставивший позади всякий мистицизм, а он предлагает начать все сначала! Зачем же мы тогда отринули церковь?! Она хотя бы имела традиции. Подумать только, я когда-нибудь превращусь в эсэсовского святого! Вы можете себе это вообразить?! Да я бы в гробу перевернулся! А недавно мне сообщили, что он начал разводить в концлагерях каких-то гигантских кроликов! Как вы думаете, для чего? Чтобы обеспечить шерстью солдат вермахта! Шпеер, он что, сошел с ума?! Германия не прокормит этих монстров! И потом… у всех наших какой-то «московский синдром». Какой-то фатальный ужас перед русскими морозами. Но лучший способ успешно пережить зиму – это не готовиться к ней, а вообще закончить все дела до ее прихода! Поэтому я хочу завершить операцию «Блау» задолго до наступления первых холодов. Так что, Шпеер, давайте без глупых экивоков, излагайте свою точку зрения! Вам я поверю!