Уйти, чтобы остаться - Илья Штемлер

— Ах, это вы?! — в голосе Вероники прозвучало разочарование. — Как вы меня разыскали?

Вадим пожал протянутую мягкую руку. Странно, ему показалось, что это не Вероника, не та, облитая целлофаном плаща, с которой он сидел в парке…

Светлые жидкие глаза, изморозь веснушек на бледном широком лице. И лишь волосы, пышно клубящиеся, отдаленно напоминали образ, возникший в памяти тогда, в лаборатории.

Вадим подавил замешательство и произнес:

— Очень просто. Мне удалось узнать по телефону ваш домашний адрес. И ваша бабушка…

— Это соседка. Я живу одна, я си́рота, — прервала Вероника. С непривычным ударением на первом слоге. Прозвучало диковато. Как-то не вязалось это беспомощное слово с самостоятельным взрослым человеком.

Вадим улыбнулся. На языке вертелся дурацкий рефрен: «Я сир, я тощ…» Ну, хватит, действительно, что тут веселого?..

— Так это вы явились к нашим? Они вас приняли за разбойника.

— Жаль, я вас не застал. Хотел пригласить на вечер в Дом ученых.

— И хорошо. Мне было бы стыдно. Зачем вы там устроили скандал? Хотели показать, что умнее всех? — произнесла Вероника. — Я ведь тоже была на вечере…

Вадим не ожидал такого поворота. Это, по крайней мере, невежливо. И не к месту. Тем более их наверняка слышат в секции.

Он сдержанно улыбнулся, пытаясь что-то сказать. Но Вероника не желала слушать. Ровным голосом она говорила, что ей не понравилось поведение Вадима. За Волкова заступаться не стоило. Что у него есть? Хулиганские стихи, перепечатанные на машинке.

— Зачем же вы читали хулиганские? — слабо прервал Вадим.

Он видел бледные немощные губы. Почему он решил, что она красавица? Вечерние огни часто делают лица красивыми, особенно такое прозрачное, как у Вероники.

— Главное в человеке интеллигентность, — бубнила Вероника. — Я это очень ценю…

«Теперь мне понятно, почему смеялись девушки. Второй такой, вероятно, нет во всем универмаге, — подумал Вадим. — Сколько ей лет? Не больше двадцати двух… Я сир, и тощ, и немощен… О чем она сейчас болтает?»

Их толкали покупатели, тесня все дальше от прилавка. Вадима это устраивало — не будет слышно в секции. Он никак не мог понять, отчего еще не ушел. И зачем вообще пришел?!

Какой-то тип в очках пролез между ними. Вероника что-то произнесла ему вслед и придвинулась к Вадиму…

— Хочу подарить вам одну штуку. Хорошо, этот товарищ напомнил. — Вадим кивнул на гражданина в очках и вытащил сверток.

— Семенов. Турист. Он ходит. — Вадим развернул бумагу и поймал подвешенный за шею игрушки ключик. — Хотите, заведу?

— Вы как маленький, — произнесла Вероника и добавила тихо: — А вы похудели? Не пойму я…

Вадим резко нагнулся и пустил Семенова в поход.

— Что я буду с ним делать? — рассмеялась Вероника. Она придерживала пухлыми пальцами колпак Семенова. Подарок Вадима сбил ее с толку.

— Читайте ему лекции о литературе и культуре, — добродушно улыбнулся Вадим. Семенов его успокоил.

— Знаете, мне пора, — произнесла Вероника. Точно так же, как тогда, на бульваре.

— Я хотел вас пригласить куда-нибудь. Вечером, — проговорил Вадим.

— «Куда-нибудь» я не хожу, — строго ответила Вероника. Она прятала в карман упрямого Семенова.

Сейчас Вадиму было все равно, согласится Вероника или нет. «Я сир, я тощ, я дрябл. Уйдет она наконец? Кажется, я торчу вечность на этой ярмарке».

— И мне, пожалуйста, не звоните. Лучше я сама позвоню, когда найду нужным. — Вероника достала толстую чековую книжку и вопросительно посмотрела на Вадима.

«Она еще командует», — Вадим продиктовал номер телефона общежития. Она записала, спрятала книжку, деловито подала мягкую руку с ровно вытянутыми пальцами. Придерживая торчащий из кармана красный колпак, Вероника ушла.

«Вот ноги у нее красивые… Какое иногда бывает несчастье иметь собственное мнение. Собственное?! Конечно же она ждала другого. И звонить не разрешила… Я сир, я тощ. Жаль, отдал Семенова. Я сир».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Киреев стоял посреди лаборатории в длинном синем халате и бушевал:

— Небрежно свинтили волновод и удивляются потере энергии. Законы. Одного лентяя не могут выбросить. Местком. Профком. Домком.

— Наука в этом вопросе — пас, — пробубнил Ипполит из своего угла.

Эдуард последние дни старался избегать прямых разговоров с Киреевым. Он тихо мстил за обиду. Это связывало и приносило неудобства. Впрочем, Ковалевский обещал позвонить в жилотдел.

— Вы это Сеньке скажите, — порекомендовал Эдуард.

Киреев снял халат и стал ниже, спокойней, академичней. Удивительное превращение. Когда Киреев в светлом, хорошо сшитом костюме, он будет любезен, будет интересоваться чисто принципиальной стороной вопроса. В эти часы за ним охотились студенты-практиканты, для которых даже неустойчивая работа целых блоков не казалась существенной. А аспирантам он был нужен в синем халате. Он ломал схему, набрасывал дикие варианты. Тут же подлаживал, проверял. Часами не отходил от установки. Аспирант кивал и делал преданные глаза. Он обдумывал следующую атаку на одетого в халат профессора.

Но сегодня поведение Киреева «выпадало из оптимума». Сбросив халат, он продолжал возиться у мазера.

В лабораторию вошла Люся с калькой в руках.

— Петр Александрович, если… — начала было Люся.

— Черт возьми, разве Горшенин, Родионов уже уволились? Почему вы не обращаетесь к ним? Кто они? Интуристы?!

Люся растерянно смотрела на светлый пиджак и ничего не понимала.

Киреев натянул рукавицы и наклонил грушу. Из горлышка повалила испарина, и в картонный стакан выплеснулась прозрачная струя азота. Стенки стакана мгновенно заиндевели.

Появился Сеня и сообщил, что Киреева ждут два незнакомых «деятеля».

— Послушайте, Зуев, вы не находите? Сильно пахнет азотом, — произнес Киреев.

Сеня старательно понюхал и признался, что находит. Кисловатый запах, безусловно азот.

Киреев вышел, многозначительно взглянув на Эдуарда: «Как видите, ваша ирония не имеет почвы. Я ему сказал все, что думаю».

— Что это с ним? — удивился Сеня.

— Сенечка, азот не имеет запаха, — произнес Ипполит. — Нонсенс. Сколько ни нюхай.

— И не напрягайся, Сеня. Иначе произойдет чудо, и мы почувствуем запах, — поддержал Эдуард.

— А ты хам, Эдька, — обиделся Сеня.

— А ты бездельник; Сеня. Каких мало, — ответил Эдуард. — С какой стати я должен за тебя отдуваться?! Что ты сделал за три года? Получил любительские права… Если шеф не может тебя выбросить, пусть переводит куда-нибудь. К астрометристам. Или в службу времени… Они все равно ничего не делают.

— Спокойно, Эдя! Люди — наш золотой фонд, — вставил Ипполит.

— Брось. Тебе-то плевать. Тебе и Вадиму. Теоретики, композиторы! А лепить схему приходится мне. С подобными коллегами… И ни одна толковая собака не хочет идти сюда, на такой оклад.

Сеня выскочил из лаборатории, опрокинув по дороге стул. Ипполит поднял стул и уселся на него верхом.

— В нашем загадочном раю работают энтузиасты или бездарности, которым некуда приткнуться.

— Конечно. Кому охота ездить в обсерваторию, когда на любом заводишке, в любом НИИ он получит больше монет. И не пыльно… А тут я и монтажник, и конструктор, и снабженец. Все в одном лице, за несчастную сотню рэ.

— Никуда ты не уйдешь, Эдя, — похлопывая ладонью по спинке стула, произнес Ипполит. — Ты будешь чахнуть над схемами… Такие бесплатно работают, Эдя. Такие, как ты и Вадим… Ну, скажи, почему этот тип не защищает? На одной Венере можно было давно отыграться. В конце концов, это некрасиво. Он же талант. А звание легче потерять, чем приобрести.

— Я думаю, наоборот, — вставил Эдуард. — Легче приобрести, чем потерять. Вот ты, Ипп… Хоть целыми днями играй в лото — будут говорить: «Он способный парень, только сейчас он играет в лото… Но он чертовски способный парень».

— Ты себе противоречишь, — усмехнулся Ипполит. — Раньше ты говорил, что я талантливый ученый.

— Несомненно, несомненно, — Эдуард потер длинными пальцами переносицу.

— Нет, вы скажите, что с Петром Александровичем? — ворвалась в разговор Люся.

Ипполит вернулся к своему столу. Люся переждала и, обидевшись на невнимание, продолжала колдовать над калькой.

Причину дурного настроения шефа никто не мог понять.

— Ну так, у человека плохое настроение, гениально решил проблему Эдуард.

Никто не ответил. Все были заняты своими делами…

Савицкий понял, взял листочек и передал по назначению. Вадим принял, развернул и улыбнулся. На листочке был изображен лысый субъект, напоминающий стоящего у доски человека. Вадим достал карандаш и прикрыл лысину шляпой. Теперь голова человечка напоминала планету Сатурн. Сложив листочек, Вадим протянул его Савицкому для передачи Ипполиту. Савицкий недовольно отвел взгляд от доски. Но записку передал. Ипполит хотел что-то дорисовать. Но в это время докладчик кончил.