За державу обидно - Александр Лебедь

Подлесок оказался необычайно густым, начало темнеть, в конце концов мы выбрались назад, на дорогу, ни с чем, все в паутине и сосновых иголках. Птица исчезла бесследно. Мы выпили еще одну бутылку водки за успешное преодоление трудного участка пути и, собравшись, поехали дальше. С непривычки я несколько устал и задремал. Проснулся от громких голосов, кругом стояла полнейшая темнота. И только в свете фар «Жигулей» на деревянном мосту через лесную речушку стоял Владимир Иванович Степанов, и мост под ним отчаянно раскачивался. Казалось, он вот-вот рухнет. Сильные дожди основательно подмыли мост. Что было делать? Степанов после непродолжительного обсуждения ситуации сказал: «Показываю!» После чего сел в «Жигули», сдал машину на 15–20 метров назад и, разогнавшись, буквально пулей перелетел через мост. Чернушичу ничего не осталось, как последовать примеру. После этого я опять задремал и проснулся, когда машина стояла уже около гостиницы в лагере.

Вылез я с одной мыслью — отоспаться, так как завтрашний день обещал быть волнительным — меня представляли роте. Но тут я не угадал. Вообще-то в училище поддерживалась среди офицеров жесткая дисциплина, к занятиям готовились серьезно и тщательно, но иногда накатывала волна расслабления. И я попал на такую волну, от которой гостиницу штормило и она гудела, как потревоженный улей.

Гостиница была новой и еще пахла краской. Для нас она была в диковинку, так как до этого жили в палатках или в так называемых «дачах» — рубленых деревянных домиках; тут на нас многочисленными окнами смотрела лесная цивилизация.

Нужно заметить, что сегодня учебный центр училища обустроен по высшему разряду для высококачественной подготовки офицеров.

Это заслуга начальников училища генерал-лейтенанта Алексея Васильевича Чекризова и особенно Альберта Евдокимовича Слюсаря. А в тот момент эта работа по реконструкции городка только начиналась. Увидев нас, офицеры, приветствуя, стали приглашать Грачева к себе, но он ни с кем не пошел.

— У меня новопредставленный лейтенант, мы сами разберемся.

Мы обосновались в номере втроем: Грачев, я и командир взвода нашей роты Владимир Иванович Кротик. Почему командир взвода — я до сих пор не понимаю. Кротик командовал 1-м и 2-м взводами, я — 3-м, и 4-м, в роте первоначально было 136 курсантов, у него — 69, у меня — 67, и командир взвода. Не только по нынешним скорбным временам, но и тогда далеко не во всякой роте столько людей было. Но штат есть штат.

Грачев тут же послал меня разыскать заместителя начальника кафедры марксизма-ленинизма Ивана Федоровича Перепелицу. В полусонном состоянии я вышел из номера, забыв спросить, где его искать.

Да и о том, что он заместитель начальника кафедры, да еще такой основополагающей, ничего сказано не было. Найти Перепелицу и все.

Толкнув наудачу первую попавшуюся дверь, я увидел спящего капитана в спортивных брюках и в рубашке с галстуком. Приподнял его за галстук: «Ты Перепелица?»

Казалось, абсурд — зайти в первый попавшийся номер и отыскать в нем нужного человека. Но спящий открыл глаза и удивленно сказал:

— Я! А ты кто такой?

Я доложил:

— Командир третьего взвода 1-й роты лейтенант Лебедь. Вас Грачев зовет.

Иван Федорович был на подъем человеком легким, и через минуту мы сидели у нас в номере.

Грачев, Перепелица и Кротик обменялись новостями, в детали которых я не был посвящен из-за своего офицерского «малолетства». После этого в ознаменование прибытия в лагерь решили организовать «храп». Это картежная игра, в которой «храпящий» должен при 4 картах взять как минимум две взятки.

При всей примитивности игры картежником я никогда не был и играть не умел.

— Ерунда, — тут же заметил Кротик, когда я признался, чтоне умею играть. — Сейчас научим.

Начали играть и увлеклись. К 5.45 утра я был должен Грачеву 18 рублей, Кротику 17 рублей, с Перепелицей разошлись по нулям. В отношении меня был сделан широкий жест — сказали, что подождут с уплатой картежных долгов до получки. После этого Грачев, сладко потянувшись, сказал, что неплохо бы было теперь поспать час-другой.

Я тоже сдуру потянулся и подтвердил: «Да, неплохо».

Грачев уставился на меня с выражением глубочайшего удивления на лице:

— А ты-то чего потягиваешься, тебе сегодня на физзарядку с ротой бежать!

Я приуныл. Во-первых, спать хотелось, во-вторых, черт знает, где эта рота. Я не знаю ее, она не знает меня. Но просьба, а также удивление и ряд других чувств начальника — закон для подчиненного. В считанные минуты я вычистил зубы, надел спортивный костюм и устремился на поиски роты. Роту я нашел быстро — ее на плацу возле казармы строил старшина Оськин. Тут же представился. Заметил, что старшина и заместители командиров взводов отнеслись ко мне с определенным недоверием, но власть отдали не торгуясь. После зарядки на построении комбатом я был представлен роте. День прошел в заботах и хлопотах. Вечером я плотно поработал со всеми своими новоявленными сержантами, провел вечернюю поверку и вернулся в гостиницу с твердым намерением отоспаться. Но не тут-то было. В нашем номере опять начался «храп». Ровно в 5.45 закончили игру. Я, правда, приобретя опыт, немного отыгрался, но оказалось, что на зарядку идти опять моя очередь. Сбегал, размялся, потом, целый день проработав, вернулся в гостиницу, а там опять «храп». В 5.45 снова побежал на физзарядку, отработал весь день, вернулся в гостиницу, а там опять «храп». Четвертая бессонная ночь! Это уж слишком. Я вдруг возненавидел все и вся: Грачева, Кротика и отчасти службу. И когда мне предложили занять мое место в игре, я с сердцем послал всех очень и очень далеко… Реакция присутствовавших была для меня неожиданной. В ответ раздался гром рукоплесканий и эмоций. Оказывается, бессонные ночи были проверкой меня на выносливость. Было признано однозначно, что я выдержал экзамен на отлично, о чем торжественно объявил Грачев.

— Ну и здоровый ты, лось, — сказал он. Как не всякая птица долетит до середины Днепра, так и не всякий Лебедь пробегает три дня.

Мне были предоставлены сутки на отсыпание, и офицерская служба пошла своим чередом, начались нормальные училищные будни. За нашим триумвиратом Грачев, Лебедь, Кротик — в училище крепко закрепилась кличка «Уголок Дурова».

На одном из совещаний начальник училища уточнил, что уважающий себя и любящий службу командир взвода должен: провести с подчиненными взводами физическую зарядку, побывать на утреннем осмотре, обеспечить занятия, которые проводят преподаватели; побывать на них, провести занятия по уставам, строевой и физической подготовке, побывать на обеде, провести трехчасовую самостоятельную подготовку, организовать и провести политмассовые и спортивно-массовые мероприятия, поработать по индивидуальному плану с отстающими, и недисциплинированными курсантами, поприсутствовать на вечерней поверке и уже потом убыть домой. Таким образом, с 5.30 утра и до самой ночи день был расписан плотнее не бывает. Но такой режим работы мне нравился, и время летело в делах незаметно.

Так я довел мой первый курсантский набор до третьего курса. На третьем курсе в 1975 году в один из вечеров, примерно в 22.30, затянутый, как всегда, в портупею, я подошел к КПП. Портупея тогда была обязательным атрибутом, формы одежды, что с ее помощью достигалось, непонятно было тогда, непонятно и сейчас, но попробуй без нее где-нибудь показаться! Дежурный прапорщик остановил меня и сообщил, что в сквере, напротив училища, идет грандиозная драка. Стороны, выясняющие отношения на кулаках, — наши десантники и курсанты Рязанского училища МВД. Как потом выяснилось, инициаторами драки были наши десантные забияки.

Воздушно-десантные войска — войска, бесспорно, элитные. Особый подбор, романтика службы, ее специфика, связанная со множеством элементов повышенного риска, воспитывали в каждом курсанте и солдате с первых дней службы здоровый десантный шовинизм. Нет задач невыполнимых! — этим все сказано. Благодаря такому воспитанию в глубине души каждого десантника прочно сидит чувство явного превосходства над «зелеными», «малиновыми», «черными» и прочими беретами других армий мира, а ввиду их недосягаемости над другими видами и родами войск родной армии. Естественно, чем меньше человек прослужил, тем выше степень его превосходства. Самые «крутые» чижики образуются после месяца службы. И против таких-то соколов — какие-то курсанты училища внутренних войск. Да как они посмели… Да мы их…

Прапорщик сказал, что доложил о драке дежурному по училищу, и порекомендовал пока не выходить на улицу.

Куда там! Мы тоже из пернатых! С дороги, прапор! Ишь ты, толстый пингвин, робко прячешь тело жирное за дверью! То ли в этой драке наступил кризисный перелом, то ли меня, затянутого в портупею, приняли в сумерках за дежурного, но мой крик на всю улицу: «Прекратить!» — подействовал. «Эмвэдэшники» кинулись к себе в училище, расположенное за сквером, а наши между домами по улице Каляева к углу училища и начали легко, без напряжения, преодолевать высокий каменный забор. Я погнался за большой толпой и у забора ухватил одного за шиворот, желая поближе рассмотреть, из какой роты это лицо. Боковым зрением увидел надвигающийся кулак подходящих размеров, оттолкнул стоящего передо мной, — кулак отбил, но тут набежавшая толпа впечатала меня в каменный забор. Хлопцы старались на совесть, поэтому кости помяли крепко.