Эффективный Черчилль - Дмитрий Медведев

Как именно осуществлялась «расстановка станций», Черчилль объяснял следующим образом:

«Во время работы над своим вторым трудом „Речная война“ я пришел к выводу, что процесс написания книги, особенно повествовательного характера, — это вопрос даже не столько построения предложений, сколько построения абзацев. В самом деле, я уверен, что абзац играет не меньшую роль, чем предложение. Маколей[64] был мастером разбиения на абзацы. Так же, как предложение описывает одну мысль во всей ее полноте, абзац охватывает весь эпизод. И так же, как предложения следуют друг за другом в гармоничной последовательности, абзацы должны соответствовать один другому, словно авто сцепка железнодорожных вагонов.

Кроме того, мне постепенно стала открываться тайна разбиения текста на главы. Каждая глава должна быть независима и самодостаточна. Все главы должны иметь более или менее одинаковый объем. Темы некоторых глав определяются достаточно легко и естественно. Гораздо сложнее бывает, когда главу приходится компоновать из различных по своей природе эпизодов, ни один из которых не может быть пропущен. В самом конце весь труд следует обозреть целиком, проверив разбиение на части и соблюдение от начала до конца единых принципов изложения. Я всегда знал, что хронология — это ключ к успешному повествованию»[65].

Что касается хронологии, то аналогичную мысль Черчилль повторит в июне 1952 года, просматривая гранки мемуаров подруги и бывшей супруги своего кузена, десятого герцога Мальборо, Консуэлы Бальзан:

«Хронология не всегда является правилом, которому необходимо жестко следовать. Бывает множество случаев, когда от нее приходиться отступать. Тем не менее, думаю, будет правильным сказать, что хронология — это секрет успешного повествования»[66].

К аналогичному планированию Черчилль собирался приступить и с написанием монументального труда, посвященного Второй мировой войне. Однако, прежде чем погрузиться в новый проект, ему необходимо было произвести своеобразный SWOT-анализ. И только потом принять окончательное решение — стоит ли браться за столь масштабное начинание?

Разумеется, ни о каком SWOT-анализе Уинстон Черчилль не знал и знать не мог. Но та диагностика, предшествующая написанию нового труда, которую британский политик провел в 1940-х годах, имеет много общего с методикой, предложенной учеными Гарвардского университета спустя двадцать лет.

МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: прежде чем погрузиться в новый проект, Черчиллю необходимо было произвести свое образный SWOT-анализ. И только потом принять окончательное решение — стоит ли браться за столь масштабное начинание?

Свой анализ Черчилль начал с себя, определив, какими отличительными особенностями он обладает по сравнению с другими авторами, собирающимися написать о самом крупном военном конфликте в истории человечества.

С этой частью анализа особых проблем не возникло. Черчилль отлично знал себе цену, и для него не составило труда определить факторы, которые выделяли его на фоне других потенциальных мемуаристов.

Во-первых, он возглавлял одно из государств, которое одержало в этой войне победу. Учитывая тот факт, что к завершению Второй мировой войны президент США Франклин Д. Рузвельт был уже мертв, а глава СССР И. В. Сталин вряд ли бы стал писать мемуары, Черчилль оказался единственным лидером «большой тройки», который мог представить свои воспоминания перед публикой. Отмечая эту особенность, Луис Маунтбеттен, герой войны и дядя супруга будущей королевы Елизаветы II, писал Черчиллю:

«У нас нет описания крупномасштабных военных действий, сделанных лично Наполеоном. Если вы напишете об этой войне, последующие поколения будут вам очень признательны, ведь у них появится нечто особенное»[67].

Во-вторых, бывший лидер Великобритании[68] обладал незаурядным талантом писателя. Артур Конан Дойл считал литературный стиль нашего героя «лучшим среди современников»[69]. Так что мемуары Черчилля выгодно отличались бы на фоне вылизанных редакторами и корректорами воспоминаний большинства государственных деятелей.

И наконец, третье. В 1920-х годах Черчилль уже опубликовал шесть томов о войне 1914–1918 годов. И если бы он взялся за Вторую мировую, то это тем более бы добавило успеха книге. Ведь ее автор — единственный в мире человек, который не только занимал в годы крупнейших военных конфликтов руководящие посты, но и написал о каждом из них многотомные труды. А уж то, что мемуары об этой войне займут как минимум пять томов, в этом сомневаться не приходилось.

Не хуже обстояло дело и с теми возможностями, которые открывала британскому политику работа над новым сочинением.

После завершения Второй мировой войны у Черчилля, казалось бы, было все — мировая популярность, любовь, уважение, почет… И тем не менее издание мемуаров способно было дать нечто такое, от чего у потенциального автора разливалась по телу приятная теплота.

Во-первых, «Вторая мировая война» априори была связана с неплохими деньгами, в которых так нуждался экс-премьер. Это может прозвучать странно, но, сложив с себя полномочия главы правительства, спаситель нации оказался (в очередной раз) банкротом. Ситуация была настолько безнадежна, что Черчиллю даже пришлось выставить на аукцион свое любимое детище, загородное поместье Чартвелл. Лишь благодаря находчивости близкого друга, лорда Камроуза, и щедрости шестнадцати богатых людей право проживания в Чартвелле удалось сохранить[70].

Не менее притягательна для нашего героя была и посмертная слава. Он часто повторял: «Слова — единственное, что остается навеки»[71]. Потративший столько времени на изучение событий прошлого, Черчилль отлично понимал, насколько может измениться оценка поступков отдельного человека после его прохождения через временну́ю призму истории. Выступая перед депутатами палаты общин 12 ноября 1940 года, он скажет:

«Человеческим созданиям не дано — к счастью для них, в противном случае жизнь была бы невыносима — предвидеть или предсказать в долгосрочном масштабе развитие событий. В один период кажется, что человек прав, в другой — что он ошибается. Потом опять, спустя несколько лет, в перспективе прошедшего времени, все предстает в совершенно ином свете. Все приобретает новые пропорции. Меняются ценности. История с ее мерцающей лампой, спотыкаясь и запинаясь, освещает следы прошлого. Она пытается воссоздать былые сцены, возродить ушедшие звуки, разжечь потухшие страсти вчерашних дней»[72].