Я присутствовал при этом - Густав Хильгер

В дальнейшем у германской стороны возникло раздражение в связи с введением советских войск в Литву. При заключении договора о границе и дружбе германская сторона высказала свою особую заинтересованность в небольшом приграничном уголке на юго-западной оконечности Литвы, который был уступлен Германии. Несмотря на это, Красная Армия заняла его, рассматривая как часть новой Литовской Советской [Социалистической] Республики. На соответствующий германский протест Молотов ответил, что, хотя притязания Германии на этот кусок страны обоснованы, для советского правительства чрезвычайно неудобно и трудно это требование удовлетворить. Поэтому он приветствовал бы, чтобы Германия в духе существующих дружественных отношений нашла путь к тому, чтобы оставить эту территориальную полосу за Литвой. Переговоры по этому поводу длились несколько месяцев, и решение было найдено только гораздо позже: 10 января 1941 г. граф Шуленбург и Молотов подписали секретный протокол, в котором Советский Союз брал на себя обязательство выплатить за эту территориальную полосу 31,5 млн. рейхсмарок. Тот факт, что потребовалось так много времени, чтобы договориться по столь незначительному вопросу, позволял осознать, в какой мере отношения между обеими странами ухудшились.

Последствия действий советского правительства стали еще более роковыми, поскольку упомянутые акции совпали с моментом, когда Гитлер в результате своих успехов во Франции впал в такое душевное состояние, которое граничило с манией величия. Его все больше обуревала идея, что он призван самой судьбой навсегда покончить с большевизмом, и он не успокоится до тех пор, пока не завоюет для немецкого народа положенное тому жизненное пространство. Отныне он считал, что его воле и поступкам никакого предела нет. С растущим неудовольствием следил он за действиями Сталина, из которых сделал вывод, что тот систематически усиливает свои позиции с целью получить возможность в нужный момент оказать давление на Германию. В этом состоянии Гитлер в конце июля 1940 г. впервые дал понять ответственным немецким органам, что им следует рано или поздно считаться с необходимостью военного конфликта с Советским Союзом.

Но и советское правительство имело достаточное основание для критики поведения Германии, ибо ее правительство в связи с германо-итальянским арбитражным решением венгеро-румынского спора [в Вене] нарушило свое обязательство о консультациях и взяло на себя гарантию румынской территории, не договорившись предварительно с советским правительством. У советской стороны возникло недовольство и в связи с посылкой германских войск в Румынию. Объяснение Германии, утверждавшей, что речь идет о направленных по просьбе Румынии лётных частях, было встречено Молотовым с недоверчивой улыбкой.

Тем временем экономические отношения между Германией и Советским Союзом тоже развивались неблагоприятно: она задерживала поставки, предусмотренные договором от 11 февраля 1940 г. В связи с этим советское правительство заявило, что оно воспользуется предоставленным ему по договору правом и приостановит свои поставки в Германию, если та в приемлемое время не восполнит недоданное.

Тем самым германо-советские отношения в течение всего одного года приняли характер, уже не имеющий почти ничего общего с духом и смыслом договоров от августа и сентября 1939 г. Осознав это, Гитлер поздней осенью 1940 г. принял решение вступить в переговоры с советским правительством, чтобы выяснить его намерения и сделать отсюда возможные выводы.

С этой целью он поручил Риббентропу написать Сталину длинное письмо. В этом письме, датированном 13 октября 1940 г. и насчитывавшем не менее 19 страниц, Риббентроп попытался дать подробное резюме германской внешней политики за последние месяцы и обосновать (а в случае необходимости и оправдать) каждый отдельный шаг, предпринятый германской стороной. Он указывал, сколь важно интенсифицировать экономическое сотрудничество между Германией и Россией, и заверял Сталина, что заключенный 27 сентября 1940 г. пакт Трех держав – Германии, Италии и Японии – никоим образом не нарушает германо-советских договоренностей. Письмо заканчивалось приглашением Молотову посетить Берлин, чтобы поговорить о дальнейшем развитии отношений между обеими странами. Письмо было выдержано в тоне откровенности, который даже в нашем московском посольстве создал впечатление, что Берлин действительно желает похоронить возникшую досаду и впредь строить германо-русские отношения в духе договоров 1939 г.

В своем кратком ответе от 21 октября 1940 г. Сталин со скрытой иронией поблагодарил имперского министра иностранных дел за «поучительный анализ событий» и согласился с тем, что «дальнейшее улучшение отношений между обоими государствами на основе долговременного разграничения сфер обоюдных интересов вполне возможно». Приглашение Молотову в письме принималось. Форма и стиль письма не оставляли никакого сомнения, что оно было написано самим Сталиным.

Через три недели Молотов выехал в Берлин, куда прибыл 12 ноября в 11 часов утра. Его сопровождали 60 человек, в том числе 16 сотрудников органов государственной безопасности, врач и три человека личного обслуживающего персонала. Из высоких советских функционеров в число сопровождавших его лиц входили будущий советский посол в Берлине Деканозов и тогдашний заместитель наркома внутренних дел Меркулов. Граф Шуленбург и я выехали в Берлин одновременно с Молотовым и вместе с ним 14 ноября вернулись в Москву.

Пребывание Молотова в Берлине продолжалось ровно 48 часов, на протяжении которых он имел две продолжительные беседы с Гитлером и три с Риббентропом; кроме того, он посетил Гесса и Геринга. Разговор с Гессом шел об организационной структуре национал-социалистического государства, причем Молотов особенно интересовался «задачами заместителя фюрера». С Герингом Молотов беседовал о германо-русских торговых отношениях и, в частности, жаловался на то, что Германия по своим поставкам далеко отстает от Советского Союза. Геринг пытался объяснить это войной, ростом собственных потребностей Германии в машиностроительных станках и промышленном оборудовании. На эту отговорку Молотов возразил, что в результате завоеваний в Европе столь обширных территорий Германия не может испытывать недостатка в тех изделиях, в которых имеет большую потребность Советский Союз. Геринг, со своей стороны, выразил недовольство тем объемом германской технической помощи, на который претендует Советский Союз и который равнозначен выдаче производственных секретов. В целом же тон беседы был вполне дружеским, причем Геринг даже в этой ситуации изображал из себя светского человека с игривыми манерами, чем он уже не раз вводил в заблуждение иностранных визитеров относительно своего истинного характера.