На внутреннем фронте - П. Краснов.

Ген. Бонч-Бруевич составил при мне телеграмму, которую адресовал: "главковерху Керенскому".

– Вы видите, – сказал он, – продолжать то, что вам, вероятно, приказано и что вы скрываете от меня, вам не приходится, потому что верховный главнокомандующий – Керенский, вот и все.

Я ушел. И все-таки я считал своим долгом отыскать Крымова, своего непосредственного начальника. От Бонч-Бруевича я пошел в гараж попросить автомобиль, но получил там отказ: машины испорчены, нет бензина. Полк. Зарубаев, заведовавший гаражом, сообщил мне, что какой-то американский корреспондент, имеющий собственный автомобиль, едет в пять часов в Лугу, чтобы наблюдать бой между корниловскими войсками и петроградским гарнизоном, и что он устроит меня с ним. Я ухватился за это. Известие, что бой все-таки ожидается, говорило мне, что, может быть, не все еще потеряно и что сведения Бонч-Бруевича умышленно неверные.

В комендантском управлении меня ожидал полевой жандарм из штаба главнокомандующего.

– Главнокомандующий приказал мне озаботиться отводом вам квартиры, – сказал он.

Такая заботливость о моей персоне меня удивила.

– Где же мне отвели квартиру? – спросил я.

– В кадетском корпусе, я сейчас вас туда могу отвезти. Оставаться в дежурной комнате комендантского управления было нельзя, я стеснял адъютанта. Я забрал свои вещи и с своим ординарцем и сотником Генераловым отправился в корпус.

На входной двери квартиры, в которую меня вводили, было написано: "Комиссариат северного фронта". В прихожей толпились солдаты и какие-то люди подозрительного вида.

– Вероятно, вы ошиблись, – сказал я жандарму, – здесь помещение комиссариата.

– Ничего, они обещали потесниться.

Действительно, ко мне вышел Савицкий и сказал, что я могу здесь располагаться. Какой-то предупредительный и весьма обязательный, хорошо одетый юноша пошел показать мне мою комнату. Это была большая комната в два окна, выходящие во внутренний сад. В комнате стояла прекрасная мягкая постель, так и манившая к покою после двух бессонных ночей.

– Вот здесь электричество, – показывал мне юноша. – Можно стол поставить, стулья. Очень хорошо.

– Комната отличная, – в раздумье сказал я. Меня поразил гул солдатских голосов и как будто стук ружей за дверью. Я открыл дверь. За дверью была просторная прихожая. Она наполнялась вооруженными солдатами.

– Вы что за люди? – спросил я их.

– Так что, господин генерал, караул к арестованному, – бойко ответил мне бравый унтер-офицер.

– Благодарю вас, – сказал я любезному юноше, – но комната мне что-то не нравится. В ней будет слишком шумно, а мне надо заниматься.

И я спокойно прошел мимо караула, вышел во двор, а из двора на улицу, где еще стоял извозчик с моим чемоданом.

Куда ехать? Куда ехать? – думал я.

Утомление сказывалось, а силы были нужны на завтра, чтобы ехать верхом или идти пешком. Мне предложил переночевать у него тот самый комендантский адъютант поручик Пилипенко, которого я так стеснял. Он имел комнату на окраине города недалеко от вокзала.

К 9 часам вечера, подготовивши все для поездки верхом на лошадях уральских казаков в Лугу, я перебрался к поручику Пилипенко. Около 12-часов ночи мы улеглись на покой в гостиной. Благодетель-сон сейчас же прогнал все думы, заботы, тревоги и волнения.

Но недолго он продолжался.

Сильные непрерывные звонки у входной двери меня разбудили. Я зажег свечу и посмотрел на часы. Был час ночи. Я спал меньше часа. Я сейчас догадался в чем дело, но продолжал лежать, нарочно не вставая. Прислуга хозяйки зашлепала босыми ногами. В дверь стали раздаваться удары прикладами. Она отворилась, и прихожая наполнилась большим количеством людей, грозно стучавших ружьями. Они не помещались в прихожей и часть стучала винтовками по лестнице.

В гостиную стали входить, стуча прикладами, юнкера школы прапорщиков северного фронта, с ними был их офицер и какой-то молодой человек в штатском платье.

– Вы – генерал Краснов? – обратился штатский ко мне.

– Да, я генерал Краснов, – отвечал я, продолжая лежать. – А вам что от меня нужно?

– Господин комиссар просит вас немедленно прибыть к нему для допроса, – отвечал он,

Было решено, что мы поедем с молодым человеком на извозчике, а юнкера пойдут по домам. Во втором часу мы молча поехали по городу. Ехал вооруженный шашкой и револьвером генерал и с ним штатский. Ничего подозрительного. Возвращались, может быть, с какой-нибудь пирушки. Город был тих и пустынен. Мы никого не встретили. Если бы я хотел бежать, я мог бы бежать сколько угодно. Но я бежать не хотел.  

VIII. На допросе у комиссара.

Знакомое здание корпуса. Помещение комиссариата. Как я был недальновиден, что отказался от комфортабельной комнаты с пружинной кроватью. Все было бы гораздо скорее, я успел бы выспаться и не пришлось бы ночью ехать на плохом извозчике.

Почти пустая, просторная, казенного типа комната. Тускло горит электричество. У простенка между окнами небольшой стол. За ним три человека. Посередине молодой человек, с бледным, красивым, одухотворенным лицом, с большими, возбужденными глазами. Маленькие усы над правильным ртом. Одет чисто в форму поручика саперных войск. Это, как я узнал впоследствии, – поручик Станкевич, комиссар северного фронта и правая рука Керенского. Справа – маленький, сгорбленный, лохматый рыжий человек, в рыжем пиджаке. Скомканная рыжая бороденка и усы, бегающие рыжие глазки, – типичный революционер, как их описывают в романах. Но лицо умное и, несмотря на всю свою некрасивость, симпатичное. Это был помощник комиссара Войтинский, большевик, идейный человек, ставший на защиту армии от разрушения. Я слышал про него много хорошего. И наконец, по левую руку – уже знакомый мне вольноопределяющийся Савицкий. Этот пронизывает меня своими красивыми, черными глазами.

Справа, у стены, на диване – четыре человека, по костюму – рабочие. Лица тупые, серые, безразличные. Вероятно, – представители псковского "исполкома". Весь трибунал на лицо.

Станкевич предложил мне сесть. Начался допрос. Почему я оказался в эти тревожные дни в Пскове? Ответ прост: получил предписание вступить в командование III конным корпусом и ехал его принимать. У меня предписание с собою.

– Почему именно вас, а не кого-либо другого наметил Крымов, а потом – Корнилов на должность командира III корпуса, – спросил Войтинский.

– Корпус мне хотели дать давно, еще весною. Генерал Алексеев выдвигал меня на корпус, и я знал, что получу или IV или III. Третий освободился раньше, мне его и дали.