Мильтон в Америке - Питер Акройд

Мая 29-го, 1660. Хозяин в веселом расположении духа. Однако, как он выразился, не настолько развеселен, как я. Либо он что-то прослышал, либо угадал сам, но больше не добавил ни слова. Теперь мы в тридцати лигах от залива Массачусетс, где наша пристань, и хозяин решил возможно быстрее закончить письмо своему бывшему секретарю Реджиналду де ла Поулу.

«Принеси черновик, - велел он мне, - и прочитай вслух концовку». - «Там говорится о времени, несущем золотой век». - «Satis». - «Что, сэр?» - «Достань перо. За недели плавания ума у тебя не прибавилось. - Он приложил два пальца ко лбу, что напомнило мне о поисковой лозе. - Продолжим наше рассуждение с вопроса?» - «Непременно». - «Тогда пиши. Как и каким образом. .. Нет. Вычеркни два первые слова. - Я затушевал их толстой чернильной чертой. - Каким же образом пустим мы в ход и распределим величайшие сокровища знаний и озарений свыше, с которыми Господь направил нас в этот новый мир? Нет. Начни снова. Разорви письмо. - Если не слова, то мысли его прискорбно путались, и я посчитал это признаком усталости от морской качки. - Дорогие сограждане и братья, жители Лондона! Я, Джон Мильтон, приветствую вас, извещая о взятом нами на себя в высшей степени благородном предприятии. Это предприятие достойно также безоговорочно быть занесенным в анналы на все будущие времена, дабы поколение за поколением, черпая сведения из ваших рук, могло постигнуть наш победный подступ к великому множеству изнурительных трудов. Долог и тяжек был путь, пролагавшийся нами к счастливому берегу Новой Англии - этому блаженному приюту, которого мы достигли, миновав края, коих нет на карте, и избегнув неведомых опасностей, кои таятся в океанской пучине. Здесь наше сообщество вскоре воспрянет как образец здравого и хорошо налаженного жизнеустройства, что взращено терпением и укоренено в справедливости. Я провидел издалека этот дивный берег, о котором молва в Англии не умолкала, и явился сюда в надежде обрести более надежное убежище. Вскоре мы станем обладателями просторной страны, добрые братья, немногим уступающей нашей родине. Это заново созданный мир, предсказанный издавна, поразительное сооружение… - Он со стоном умолк. - Строй речи расплывается. По- моему, напор слабеет. Или же вступление слишком содержательно, слишком ярко?» - «Все это очень насыщенно, сэр. - Хозяин сник, и я попробовал его взбодрить. - Нам всем хотелось бы насытиться соком этого сладкого плода».

Он улыбнулся и потрепал меня по макушке. «Ты-то должен знать, Гусперо, что некий плод для нас запретен. Поди-ка сверь курс у нашего доблестного капитана».

Мая 30-го, 1660. Мы прошли вдоль берега мимо мыса Порпойс, не упуская суши из виду. Миновали Блэк-Пойнт и Уинтер-Харбор - и, как сообщил капитан Фаррел, скоро начнем отклоняться на восток от коварного острова Шоулз. «Мыс Дельфин, Черная коса, Зимняя гавань, остров Отмели. Такие названия, - сказал мне хозяин, - пригодны для страны-аллегории. На этом берегу мы сумеем преподать другим народам уроки жизни».

Июня 1-го, 1660. Глубина сто двадцать саженей. От мыса Энн нас отделяет семь лиг.

Июня 2-го, 1660. Днем штормило, и, не видя суши, из опасения оказаться на подветренной стороне, мы всю ночь держались в открытом море.

Июня 4-го, 1660. Мы огибали мыс Энн, и при первом проблеске рассвета я прочно устроил моего доброго хозяина на палубе с тем, чтобы он присутствовал при завершении чреватого погибелью пути через океан. Показался наш долгожданный причал в заливе Массачусетс, однако внезапно налетевшая буря отбросила нас далеко в сторону.

Июня 5-го, 1660. Господи, помоги нам! Мы дрейфуем по воле волн меж островов. Блок-Ай- ленд остался позади, но капитан твердо надеется подойти к берегу. Пока заканчиваю.

- Вот что интересно. Дневник я хранил в кармане. Здесь. Смотри. Видишь, на страницах пятна от воды? Ох, Кейт, меня просто в дрожь бросает. Если хочешь, проверь сама, как я дрожу. Там же, в кармане штанов, он лежал, когда мы полумертвыми выползли на берег. Пережив крушение бедного «Габриэля», побитый о скалы, оглушенный неумолчным рокотом океана, я чувствовал, что побывал в аду и вернулся обратно. Ей-богу. Мистера Мильтона, простертого на песке без чувств, вот-вот могло унести волнами, поэтому я тянул его и волочил, пока не выволок на более высокое место. Я прислонил его к поваленному дереву, как старого Джека-трубочиста в майский праздник. Только этот старый Джек не думал вопить. Он сидел, задрав голову и глядя в небеса. В глаза ему падали капли дождя, но он ни разу не моргнул. Я устроился рядом, и меня тут же сморил сон. Я говорю «сон», Кейт, но на самом деле это был и сон и бодрствование одновременно, потому что едва я задремал, как мне привиделось, что я снова тону. Я тут же очнулся, вновь закрыл глаза и еще раз пробудился в испуге. «Ну что, хозяин, с пуховой периной не спутаешь, правда?» - заговорил я, после того как целый час то вздремывал, то вздрагивал.

Не получив ответа, я обернулся к хозяину. Он то ли бормотал что-то, то ли стонал, и мне пришлось поднести ухо к самым его устам, чтобы расслышать: «Христос, спаси нас, Христос, спаси нас, Христос, спаси нас, Христос, спаси нас». - «Да уж, - сказал я громко, - пусть бы кто-нибудь нас спас».

Мы были совсем одни. Впервые я внимательно огляделся, и, знаешь, Кейт, в иных обстоятельствах лучше быть слепым, чем зрячим. На берег выбросило тела некоторых наших попутчиков, побитые, все в крови…

- Молчи, Гус. Вижу, ты хочешь напугать меня до смерти.

- Тогда, пока я рассказываю, держи меня за руку. На мелководье плавали трупы коров и овец, вперемешку с досками, бочками, обломками матч и шпангоута. А знаешь, что мне сейчас пришло в голову? Старая песенка: «Сломан, сломан Лондонский мост, Лондонский мост, Лондонский мост». Вблизи от берега качался на волнах, как мне почудилось, жеребенок, но это оказался приемыш капитана. На этот раз он в самом деле упился вусмерть.

- Ох, Гус. Как ты можешь над этим смеяться? Ну вот, ты опять заулыбался.

- Поверь, Кейт, тогда мне было не до веселья. Я лег и заплакал. Завыл волком. Но потом остановился. Сзади послышался шум, и я обернулся. Знаешь, Кейт, шум шел от земли! За песчаными дюнами и высокой травой стояли ярко-зеленые заросли. В жизни ничего подобного не видел: большущие кусты и травы, деревья просто гигантские, увитые вьющимися растениями и виноградом. Что и говорить, в Хаунслоу-Хит ничего подобного не водилось. Одни канавы. И потаскухи.

- Гус!

- Ни разу к ним не прикоснулся. Дорожу своим здоровьем. И повсюду был разлит туман, струился от деревьев и кустов, вместе с ароматом жизни. Произрастания. Ну вот, подумал я. Жизнь и смерть идут рука об руку. А теперь, Кейт, и у тебя в животе завелась частица этой жизни.

- Знаю. Пока я ее не чувствую, но знаю, что она там есть.

- Значит, это будет девочка?

- Да. Не приставай, Гус, рассказывай дальше.

- Я спустился к краю прибоя, держась поодаль от трупов наших собратьев. Однако между дюн я заметил тело, которое, лежа лицом вниз, подавало слабые признаки жизни. Я поспешил туда. Это оказались пустые шляпа и плащ, по удивительной случайности не разлученные морем. Они премило сохли на солнышке, и я задумался, не пригодятся ли нам эти вещи. На мне были только штаны, а оглянувшись на нашего доброго хозяина, я обнаружил, что он и вовсе гол. Море не только ободрало его, но и обобрало до нитки, и теперь, если мне позволено будет так выразиться, он остался в чем мать родила. Что ж, как говорят в Кобельро- ве, лучше синица в руке, чем дым в небе, - я взял одежду и вернулся к хозяину. «Вот, сэр, - сказал я. - Позвольте мне вас прикрыть».

- А что это за Кобельров, Гус?

- Кобели. Дохлые псы. И ручей во рву. Мистер Мильтон воздел руки к небесам, словно собирался произнести проповедь. Но я не услышал ничего, кроме все того же: «Христос, спаси нас, Христос, спаси нас, Христос, спаси нас». - «Я начинаю думать, сэр, что, если мы хотим спастись, нам нужно двигаться». И я укутал его плащом. Потом водрузил шляпу себе на голову, чтобы укрыться от палящего солнца, и возвратился к береговой линии поискать пищи, воды или еще чего-нибудь полезного.

Вначале мне не везло, но затем я заметил выброшенные на берег две головы сыра, которые были привязаны к бочонку с маслом. Один из наших собратьев лежал, мертвый, невдалеке. Видно, он утонул, держа в руках бочонок и сыр. Похоже было на то. Ох, Кейт, прости, я не хотел тебя пугать. Вас ведь теперь двое, если ты понимаешь, о чем я. За плечами у покойника висел небольшой мешок, и мне захотелось посмотреть, что в нем. «Не взыщите, сэр, - сказал я, - но, сдается, на том свете вам этот мешок не понадобится. - Я отвязал мешок и, открыв его, обнаружил кремень и нож в промасленном кожаном футляре. - Там, куда вы, надеюсь, отправляетесь, нет нужды ни в кремне, ни в огне». Разговаривать мне было не так жутко, как молчать. Думаю, нам всем от этого становилось спокойнее.