Страна негодяев (сборник) - Сергей Есенин

Барсук

А помните одного китайца?

Номах

Да…Но неужели…

Барсук

Это он.Лишь только тогда вы скрылись,Он последовал за вами.Через несколько минутВышел и я.Я видел, как вы сели в вагон,Как он сел в соседний.Потом осторожно, за золотойКондуктору,Сел я сам.Я здесь, как и вы,Дней 10.

Номах

Посмотрим, кто кого перехитрит?

Барсук

Но это еще не все.Я следил за ним, как лиса.И вчера, когда вы выходилиИз дому,Он был более полчасаИ рылся в вашей квартире.Потом он, свистя под нос,Пошел на вокзал…Я – тоже.Предо мной стоял вопрос —Узнать:Что хочет он, черт желтокожий…И вот… на вокзале…Из-за спины…На синем телеграфном бланкеЯ прочел,Еле сдерживаясь от мести,Я прочел —От чего у меня чуть не скочили штаны —Он писал, что вы здесь,И спрашивал об аресте.

Номах

Да… Это немного пахнет…

Барсук

По-моему, не немного, а очень много.Нужно скорей в побег.Всем нам одна дорога —Поле, леса и снег,Пока доберемся к границе,А там нас лови!Грози!

Номах

Я не привык торопиться,Когда вижу опасность вблизи.

Барсук

Но это…

Номах

Безумно?Пусть будет так.Я —Видишь ли, Барсук, —Чудак.Я люблю опасный момент,Как поэт – часы вдохновенья,Тогда бродит в моем умеИзобретательностьДо остервененья.Я ведь не такой,Каким представляют меня кухарки.Я весь – кровь,Мозг и гнев весь я.Мой бандитизм особой марки.Он осознание, а не профессия.Слушай! я тоже когда-то верилВ чувства:

В любовь, геройство и радость,Но теперь я постиг, по крайней мере,

Я понял, что все этоСплошная гадость.Долго валялся я в горячке адской,Насмешкой судьбы до печенок израненный.Но… Знаешь ли…Мудростью своей кабацкойВсе выжигает спирт с бараниной…Теперь, когда судорогаДушу скрючилаИ лицо как потухающий фонарь в тумане,Я не строю себе никакого чучела.Мне только осталось —Озорничать и хулиганить…. . . . . . . . . . . .

Всем, кто мозгами бедней и меньше,Кто под ветром судьбы не был нищ и наг,Оставляю прославлять города и женщин,А сам буду славитьПреступников и бродяг.. . . . . . . . . . . . .

Банды! банды!По всей стране,Куда ни вглядись, куда ни пойди ты —Видишь, как в пространстве,На коняхИ без коней,Скачут и идут закостенелые бандиты.Это все такие жеРазуверившиеся, как я…. . . . . . . . . . . . . .

А когда-то, когда-то…Веселым парнем,До костей весь пропахшийСтепной травой,Я пришел в этот город с пустыми руками,Но зато с полным сердцемИ не пустой головой.

Я верил… я горел…Я шел с революцией,Я думал, что братство не мечта и не сон,Что все во единое море сольются,

Все сонмы народов,И рас, и племен.. . . . . . .

Но к черту все это!Я далек от жалоб.Коль началось —Так пускай начинается.Лишь одного я теперь желаю,Как бы покрепче…Как бы покрепчеОдурачить китайца!..

Барсук

Признаться, меня все это,Кроме побега,Плохо устраивает.

(Подходит к окну.)

Я хотел бы:О! Что это? Боже мой!Номах! Мы окружены!На улице милиция.

Номах (подбегая к окну)

Как?Уже?О! Их всего четверо…

Барсук

Мы пропали.

Номах

Скорей выходи из квартиры.

Барсук

А ты?

Номах

Не разговаривай!..У меня есть ящик стекольщикаИ фартук…Живей обрядисьИ спускайся вниз…Будто вставлял здесь стекла…Я положу в ящик золото…Жди меня в кабаке «Луна».

(Бежит в другую комнату, тащит ящик и фартук.)

Барсук быстро подвязывает фартук. Кладет ящик на плечо и выходит.

Номах (прислушиваясь у двери)

Кажется, остановили…Нет… прошел…Ага…Идут сюда…

(Отскакивает от двери. В дверь стучат. Как бы раздумывая, немного медлит. Потом неслышными шагами идет в другую комнату.)

Сцена за дверью

Чекистов, Литза-Хун и 2 милиционера.

Чекистов (смотря в скважину)

Что за черт!Огонь горит,Но в квартиреКак будто ни души.

Литза-Хун (с хорошим акцентом)

Это его прием…Всегда… Когда он уходит.Я был здесь, когда его не было,И так же горел огонь.

1-й милиционер

У меня есть отмычка.

Литза-Хун

Давайте мне…Я вскрою…

Чекистов

Если его нет,То надо устроить засаду.

Литза-Хун (вскрывая дверь)

Сейчас узнаем…

(Вынимает браунинг и заглядывает в квартиру.)

Тс… Я сперва один.Спрячьтесь на лестнице.Здесь ходятДругие квартиранты.

Чекистов

Лучше вдвоем.

Литза-Хун

У меня бесшумные туфли…Когда понадобится,Я дам свисток или выстрел.

(Входит в квартиру и закрывает дверь.)

Глаза Петра Великого

Осторожными шагами Литза-Хун идет к той комнате, в которой скрылся Номах. На портрете глаза Петра Великого начинают моргать и двигаться. Литза-Хун входит в комнату. Портрет неожиданно открывается как дверь, оттуда выскакивает Номах. Он рысьими шагами подходит к двери, запирает на цепь и снова исчезает в портрет-дверь. Через некоторое время слышится беззвучная короткая возня, и с браунингом в руке из комнаты выходит китаец. Он делает световой полумрак. Открывает дверь и тихо дает свисток. Вбегают милиционеры и Чекистов.

Чекистов

Он здесь?

Китаец (прижимая в знак молчания палец к губам)

Тс… он спит… Стойте здесь…Нужен один милиционер,К черному выходу.

(Берет одного милиционера и крадучись проходит через комнату к черному выходу.)

Через минуту слышится выстрел, и испуганный милиционер бежит обратно к двери.

Милиционер

Измена!Китаец ударил мне в щекуИ удрал черным ходом.Я выстрелил…Но… дал промах…

Чекистов

Это он!О! проклятье!Это он!Он опять нас провел.

Вбегают в комнату и выкатывают оттуда в кресле связанного по рукам и ногам. Рот его стянут платком. Он в нижнем белье. На лицо его глубоко надвинута шляпа. Чекистов сбрасывает шляпу, и милиционеры в ужасе отскакивают.

Милиционеры

Провокация!..Это Литза-Хун…

Чекистов

Развяжите его…

Милиционеры бросаются развязывать.

Литза-Хун (выпихивая освобожденными руками платок изо рта)

Черт возьми!У меня болит живот от злобы.Но клянусь вам…Клянусь вам именем китайца,Если б он не накинул на меня мешок,Если б он не выбил мой браунинг,То бы…Я сумел с ним справиться…

Чекистов

А я… Если б был мандарин,То повесил бы тебя, Литза-Хун,За такое место…Которое вслух не называется.

Малые поэмы

Песнь о Евпатии Коловрате

За поёмами УлыбышаКружат облачные вентери.Закурилася ковыльницаПодкопытною танагою.

Ой, не зымь лузга-заманницаЗапоршила переточины, —Подымались злы татаровьяНа зарайскую сторонушку.

Не ждала Рязань, не чуялаА и той разбойной допоти,Под фатой варяжьей засынькойКоротала ночку темную.

Не совиный ух защурился,И не волчья пасть оскалилась, —То Батый с холма ЧурилковаПоказал орде на зарево.

Как взглянули звезды-ласточки,Загадали думу-полымя:Чтой-то Русь захолынулася,Аль не слышит лязгу бранного?

Щебетнули звезды месяцу:«Ой ты, желтое ягнятище!Ты не мни траву небесную,Перестань бодаться с тучами.

Подыми-ка глазы-угольяНа рязанскую сторонушкуДа позарься в кутомарине,Что там движется-колышется?»

Как взглянул тут месяц с привязи,А ин жвачка зубы вытерпла,Поперхнулся с перепужиныИ на землю кровью кашлянул.

Ой, текут кровя сугорами,Стонут пасишные пажити,Разыгрались злы татаровья,Кровь полониками черпают.

Впереди сам хан навыпячиНа коне сидит улыбистоИ жует, слюнявя бороду,Кус подохлой кобылятины.Говорит он псиным голосом:«Ой ли, титники братанове,Не пора ль нам с пира-пображниНастремнить коней в Московию?»

От Ольшан до Швивой ЗаводиЗнают песни про Евпатия.Их поют от белой вызнатиДо холопного сермяжника.Хоть и много песен сложено,Да ни слову не уважено,Не сочесть похвал той удали,Не ославить смелой доблести.

Вились кудри у Евпатия,В три ряда на плечи падали.За гленищем ножик сеченыйПодпирал колено белое.

Как держал он кузню-крыницу,Лошадей ковал да бражничал,Да пешнёвые угориныДвумя пальцами вытягивал.

Много лонешнего смолотаВ закромах его затулено.Не один рукав молодушек,Утираясь, продырявился.

Да не любы, вишь, удаломуЭти всхлипы серых журушек,А мила ему зазнобушка,Что ль рязанская сторонушка.

Ой, не совы плачут полночью, —За Коломной бабы хныкают,В хомутах и наколодникахПовели мужей татаровья.

Свищут потные погонщики,Подгоняют полонянников,По пыжну путю-дороженькеСтавят вехами головушки.

Соходилися боярове,Суд рядили, споры ладили,Как смутить им силу вражию,Соблюсти им Русь кондовую.

Снаряжали побегушника,Уручали светлой грамотой:«Ты беги, зови детинушку,На усуду свет Евпатия».

Ой, не колоб в поле катитсяНа позыв колдуньи с Шехмина, —Проскакал ездок на Пилево,Да назад опять ворочает.

На полях рязанских светитсяБерезняк при блеске месяца,Освещая путь-дороженькуОт Ольшан до Швивой Заводи.

Прискакал ездок к Евпатию,Вынул вязевую грамоту:«Ой ты, лазушновый баторе,Выручай ты Русь от лихости!»

У Палаги-шинкачерихиНа меду вино развожено,Кумачовые кумашницыРушниками занавешаны.

Соходилися товарищиСвет хороброго Евпатия,Над сивухой думы думали,Запивали думы брагою.

Говорил Евпатий бражникам:«Ой ли, други закадычные,Вы не пейте зелена вина,Не губите сметку русскую.

Зелено вино – мыслям пагуба,Телесам оно – что коса траве,Налетят на вас злые ворогиИ развеют вас по соломинке!»

Не заря течет за Коломною,Не пожар стоит над путиною —Бьются соколы-дружинники,Налетая на татаровье.

Всколыхнулось сердце Батыя:Что случилось там, приключилося?Не рязанцы ль встали мертвыеНа побоище кроволитное?

А рязанцам стать —Только спьяну спать;Не в бою бы быть,А в снопах лежать.

Скачет хан на бела батыря,С губ бежит слюна капучая.И не меч Евпатий вытянул,А свеча в руках затеплилась.

Не березки-белоличушкиИз-под гоноби подрублены —Полегли соколья-дружникиПод татарскими насечками.

Возговорит лютый ханище:«Ой ли, черти-куролесники,Отешите череп батыря,Что ль, на чашу на сивушную».

Уж он пьет не пьет, курвяжится,Оглянётся да понюхает:«А всего ты, сила русская,На тыновье загодилася».

Марфа Посадница