Университеты Анатолия Марченко - Анатолий Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петь, громко разговаривать, шуметь в камере запрещено, за нарушение вся камера будет наказана! Я уже говорил, что для заключенных в тюрьме существует два режима: общий и строгий. Когда я попал во Владимирку, порядок был таков: впервые попавший в тюрьму содержится для начала на строгом режиме два месяца; попавший в тюрьму не в первый раз - шесть месяцев (вот Бурову, например, предстояло шесть месяцев строгого режима, а Озерову и мне - по два); потом заключенные переводятся на общий режим, и строгий им полагается за какие-нибудь нарушения. С 1964 года обязательные два или шесть месяцев строгого режима отменены; теперь этот вопрос полностью на усмотрении начальства. Обычно всех заключенных держат на строгом и переводят на общий на полтора-два месяца, и только после того, как комиссия из тюремного начальства (с непременным участием врача) решит, что дальнейшее содержание на строгом режиме угрожает жизни заключенного. Подержат некоторое время на общем, очухается человек - и снова его на строгий. И так годами - ведь во Владимирке есть люди с десяти, пятнадцати, двадцатипятилетними сроками. Разница между этими режимами для человека, не испытавшего их на себе, может показаться ничтожной, - для заключенного она огромна. На общем режиме есть радио, на строгом - нет; на строгом окно с намордником - на общем нет; на общем прогулка по часу каждый день - на строгом полчаса в день, в воскресенье прогулки нет; на общем есть еще свидание раз в год - на тридцать минут.
3. Голод
А самое существенное - разница в питании. Вот что получает заключенный на общем тюремном режиме: 500 г черного хлеба в день, 15 г сахару - его обычно выдают сразу на пять дней 75 г; на завтрак - 7-8 штук тухлой кильки, миска "супа" (350 г) такого, как дали в первый день, и кружка кипятку можно выпить "чай" с сахаром; обед из двух блюд - на первое граммов 350 щей (вода с гнилой капустой, иногда попадается крохотный кусочек картошки), на второе - граммов 100-150 жиденькой каши, чаще пшенной, очень редко овсяной; на ужин 100-150 г картофельного пюре - снова такое жиденькое и так мало его, что посмотришь в миску, а в ней на дне тоненьким блинчиком расползся твой ужин и дно просвечивает. Очень, очень редко вместо пюре на ужин дают так называемый винегрет: та же гнилая квашеная капуста, изредка попадается кусочек гнилого соленого помидора. Но и этот силос заключенные считают лакомством. Говорят, что на общем режиме полагается класть в пищу по несколько граммов какого-то жира. Может, это и так, но заметить этот жир в щах или каше мне не удалось ни разу.
На строгом режиме паек и того скуднее: ни сахару, ни жиров не полагается вообще ни грамма; хлеба черного 400 г, на завтрак только килька и кипяток; обед - одни щи, без второго; ужин такой же, как и на общем.
Еще в паек входит пачка махорки (50 г) на шесть дней. Причем, заключенный на общем режиме может пользоваться ларьком. До 15 ноября 1961 г. разрешалось тратить 3 рубля в месяц на ларек, после 15 ноября 1961 г. эту сумму уменьшили, теперь можно только 2 р. 50 копеек. И можно получить раз в год одну посылку, не более 5 кг - пять килограммов продуктов в год!
На строгом режиме не полагается никаких дополнительных продуктов - ни в посылке, ни в ларьке; только то тюремное питание, которое я описал. В ларьке можно купить только зубную щетку и зубной порошок, больше ничего.
Но о тюремном ларьке надо рассказать особо. Он бывает дважды в месяц раз в пятнадцать дней. За несколько дней до этого заключенные начинают гадать - когда? В обед надзиратель через кормушку подаст список продуктов, которые можно купить, и бланки для каждого заключенного. После обеда он собирает заполненные бланки - кто что хочет купить, и продукты могут принести или в тот же день вечером или на следующий утром. Все напряженно ждут этого момента. Вернее, ждут и обсуждают не все: один лишен ларька, другой имеет право купить, да у него нет денег - некому прислать; мог бы сосед написать своим родным, прислали бы денег товарищу, два с полтиной в месяц никого не разорят - да ведь письма проверяет цензура, не пропустят такую просьбу. Итак, одни с нетерпением, другие с грустью ждут дня, когда можно заказать продукты. Что купить, как распорядиться этой суммой в один рубль двадцать пять копеек? Я имею право купить до двух килограммов хлеба (с 1961 года - только черного), до 200 г маргарина, до 200 г колбасы, до 200 г сыру... Масло, сахар - это в ларьке запрещено. Но разрешенной суммы не хватит, чтобы купить то, на что я имею право, тем более, что колбаса и сыр только дорогие, по 3 р. - Зр. 40 к. килограмм. Кроме того, нужно мыло, зубной порошок, носки, конверты. Так что приходится брать колбасы, сыра, маргарина даже меньше, чем разрешено (от хлеба никто не откажется - он стоит дешево, и им можно хоть раз наесться досыта). А тем, кто курит, и того хуже: почти все деньги уходят на курево. В тюрьмах курят много, пачки махорки хватает от силы на два дня; а в ларьке махорки нет, только папиросы "Беломор", по 22 копейки пачка, "Север" - 14 копеек. Пачки на день еле-еле хватит, значит, в дополнение к махорке надо бы еще двадцать пачек в месяц двух с полтиной не хватит...
Но вот принесли заказанные продукты. Изголодавшиеся за две недели люди набрасываются на них и съедают все за каких-нибудь два-три часа, - и два кило хлеба, и маргарин, и сыр, и колбасу - что там купили. Далеко не у всех хватает выдержки растянуть удовольствие на два-три дня; и снова на голодном пайке две недели - чтобы потом набить себе желудок двумя килограммами зараз.
Я тоже решил наесться досыта; съел буханку хлеба сразу, мне стало очень плохо, поднялась изжога, замутило, но сытым все равно я себя не почувствовал, глазами ел бы еще и еще.
Очень скоро у заключенных в тюрьме начинаются желудочные болезни, катары, колит, язвы. От неподвижности - геморрой, болезни сердца. От всего вместе - нервные болезни. В тюрьме нет ни одного здорового человека, разве что новички, да и те ненадолго. Во всяком случае среди тех, с кем меня сталкивала судьба и начальство с 1961-го по 1963-й год, не было ни одного здорового.
Нет, невозможно передать, что это такое, эта пытка голодом. Кто сам не пережил ее, тот вряд ли поймет.
... Наступает утро. Задолго до подъема уже никто из нас пятерых не спит. Все ждут подъема, а вслед за ним - хлеба. Только прогудел подъем встаем. Наиболее нетерпеливые расхаживают по камере: два шага вперед, столько же назад. Всем ходить невозможно - нет места, поэтому остальные сидят. Ждут сидя. Вот прошла оправка. Открывают кормушку, в нее заглядывает раздатчик - сверяет для верности наличие со списком. Вся камера уже у кормушки - скорей бы, скорей!
А каково весь день испытывать мучительный голод, зная, что в твоей ячейке лежит твой хлеб, оставленный на обед и на ужин! Помнишь про этот хлеб весь день до ужина, пока хоть кусочек еще есть. Как тебя тянет к нему! Как хочется достать его и съесть! Иногда не выдерживаешь, подходишь к ящику, отламываешь крохотный кусочек корочки - положишь его на язык или за щеку и сосешь, стараясь протянуть подольше, сосешь, как ребенок конфету, только этот кусочек хлеба еще слаще. Но вот корочка кончилась - и как тебя опять тянет к хлебу!
Вот так и идет день за днем. Ложишься спать и думаешь: скорее бы ночь прошла да хлеба дали. Встал, дождался хлеба, баланды, еще пьешь ее, а уже думаешь: скорей бы обед, торопишь вечер: скорей бы ужин. Вытирая корочкой (если есть) со дна миски следы картофельного пюре, мечтаешь - скорей бы отбой, а за ним утром, свою пайку получишь... Свой счет времени, свой календарь, у зэка в тюрьме: хлеб - завтрак - обед ужин, и снова хлеб завтрак - обед - ужин, день за днем, месяц за месяцем, год за годом.
От заключенных в камере требуется большая выдержка, большая моральная сила, чтобы в таких нечеловеческих условиях сохранить себя, свое человеческое достоинство, чтобы сохранить человеческие отношения между собой. [...]
5. Голодовка
Через несколько дней после перевода в нашу камеру Андрей Новожицкий объявил голодовку - очевидно, эту мысль он обдумал давно. Он написал заявление, в котором нагромоздил кучу причин, побудивших его объявить голодовку: протест против того, что его судили закрытым судом; что ему не выдали на руки приговора; что за невыполнение нормы его посадили в тюрьму, но он не в состоянии был выполнить норму; протест против нечеловеческих условий содержания политзаключенных во Владимирской тюрьме... Через несколько дней после Новожицкого объявил голодовку Шорохов. В своем заявлении, адресованном в ЦК КПСС и в Президиум Верховного Совета СССР, он также протестовал против закрытого суда, несправедливого и необоснованного приговора, текст которого он, как почти и все мы, в глаза не видел, и против голода в тюрьме. У нас в камере стало двое голодающих. Их оставили вместе с нами, в той же камере, хотя это и против правил: голодающих полагается изолировать. Тюремное начальство всегда нарушает это правило - поголодай-ка в общей камере, глядя, как твои соседи получают баланду, жуют хлеб! Некоторые не выдержива ют - ведь это настоящая пытка! - и снимают голодовку через три-четыре дня. Я сам пережил эту пытку, я еще расскажу когданибудь о своей многодневной голодовке в карагандинских лагерях.