Из варяг в Индию - Валерий Ярхо

Из Петербурга князь выехал в Москву, а оттуда почти сразу же в Казань и далее в Астрахань, где посланный ранее поручик Кожин уже готовил суда для перевозки войск морем. Вскоре после приезда Черкасского в Астрахань стали подтягиваться войска, назначенные к сформированию экспедиционного отряда: полки регулярного войска, драгуны Астраханского полка, яицкие и гребенские казаки, драгунский эскадрон, сформированный из пленных шведов, изъявивших желание участвовать в походе, под командой майора Франкенберга, уроженца Силезии; шведы славились дисциплиной и боевой выучкой, они отлично проявили себя в схватках с ногайцами и другими степными народами. Кроме того, Черкасский пригласил к участию в походе астраханских дворян, среди которых главным был, конечно же, князь Михаил Самонов; к отряду также были прикомандированы чиновники, провиант-мейстер Акинфов и прочие служители, которых набралось до пятидесяти человек. Всего в отряд вошло 6655 человек. Он был в изобилии снабжен всем необходимым, отменно вооружен и экипирован для похода. Офицеры экспедиции были люди все сплошь ученые и, что называется, «видавшие виды»: повоевавшие и побродившие по свету на своем веку.

Поручику Кожину выданы были товары на 5000 рублей, а также на провоз товара 1000 рублей. Провиант отряду дали из расчета на год. Припасы и имущество решено было свозить в Астрахань, ставшую сборным пунктом экспедиции, а оттуда уже отправить, куда укажет командующий походом Бекович. Он сам выехал в Казань, где принял Пензенский полк, из Воронежа пришел Крутоярский полк, от Астрахани в поход шел Риддеров полк.

Лето 1716 года ушло на сборы и подготовку, так что управились со всеми делами только к сентябрю. Перед походом Черкасский приказал всем выдать жалованье за год вперед: офицеры получили полное армейское содержание, а нижним чинам выплатили из расчета по пятнадцати алтын в месяц. Казакам, шедшим в поход, причиталось: атаманам по сорок рублей, полковникам по двадцать пять рублей, есаулам, хорунжим и писарям по пятнадцать, а простым конникам по десять рублей.

Морской поход

Начали с морского похода: 15 сентября 1716 года экспедиция князя Черкасского вышла в море на шестидесяти девяти различных судах. Из приведенных ранее служилых людей в Астрахани на зимовку остались драгуны и казаки. При полках и командах состоял полный комплект штаб и обер-офицеров, также шли в поход поручик Кожин, унтер-лейтенант Давыдов и штурман Бранд. Судьба этого штурмана весьма любопытна: несмотря на свою «иностранную фамилию», штурман был природный калмык, а Брандом его прозвали потому, что он долгое время служил у голландского купца Бранда, российского резидента в Амстердаме, где и выучился на штурмана. Вернувшись в Россию, был принят на флот и служил весьма усердно. Именно его судьба послужила поводом для бесконечного тиражирования байки о том, как денщик-калмычонок, поехавший с боярским сыном в Голландию, выучился там вместо своего барина и по возвращении в Россию на экзамене так поразил царя Петра, что тот немедленно произвел его в офицеры, а боярского сына-неуча разжаловал в солдаты и отдал в денщики к бывшему его рабу-калмыку.

К 9 октября флотилия достигла мыса Тюк-Караган, где к экспедиции присоединился Ходжа Нефес. Здесь была заложена первая крепость, названная Петровской в честь Святого Петра, — впредь отсюда должны были посылаться гонцы в Астрахань с известиями о ходе экспедиции. Для возведения укреплений и несения гарнизонной службы оставили Пензенский полк под командой полковника Хрущева. Место для постройки крепости выбрали неудачно: рядом не было пресной воды, а в вырытых колодцах вода становилась соленой уже через сутки. Отсюда в Астрабад, к тамошнему хану, были направлены поручики Кожин и Давыдов, назначенный послом в Бухару. Планировалось, что Давыдов и члены посольства получат пропуск от астрабадского хана через его владения в Бухару.

Пока Кожин и Давыдов ходили к Астрабаду, Бекович приказал отряду двигаться дальше на юг; пройдя 120 верст, караван судов встал на якоря у залива Бехтир-лиман. Здесь тоже заложили укрепление, названное Александровским, в месте очень удобном для обороны и оставили три роты из Риддерова полка под командой майора.

К 5 ноября флотилия добралась до Красноводской косы, где, как считал Бекович, располагалось старое русло Амударьи. Сюда же прибыл Кожин с сообщением, что астрабадский хан отказал в пропуске поручика Давыдова через персидские владения. Тогда Черкасский отправил в Астрабад князя Самонова. Тем временем полным ходом шло сооружение еще одной — Красноводской — крепости, место для которой тоже выбрали неудачное — от стоячей соленой воды шло испарение, делавшее местность нездоровой, к тому же ощущалась нехватка пресной воды, и не было поблизости ни травы, ни леса. Окончание строительства и защита этого укрепления были поручены фон дер Вейдену, а сам Бекович с Астраханским и Азовским полками, частью артиллеристов и морской командой, снятой с судов, решил возвращаться в Астрахань сухим путем — плыть по морю было слишком опасно из-за льда.

С побережья Каспия в Хиву были направлены несколько верных людей, которые получили наказ «расположить в свою пользу хивинских сановников», для чего им были даны товары, предназначенные «в подарки». Они должны были уведомить хана, что князь Черкасский собирается ехать в Хиву послом; в то же время им вменялось в обязанность присылать с купеческими караванами донесения о том, что происходит в Хиве и окрестностях — что слышно, что видно, о чем можно догадываться. Сколько таких посланцев было отправлено, точно не известно, до нас дошли сведения лишь о двоих астраханских дворянах — Иване Воронине и Алексее, по прозвищу «Святой», которых отправили к Кулун-баю, визирю и военному министру хана.

В Астрахань шли двумя отрядами. Передовым командовал поручик Кожин, за ним двигался Черкасский с остальными людьми. Они соединились возле Александровского укрепления и пошли на крепость Петровскую, где обнаружилась картина ужасающего мора: многие солдаты и офицеры были больны, а 120 человек уже умерло. Но при исполнении царевых указов в России с такими «мелочами», как потери среди личного состава, никогда особенно не считались, и князь Александр даже не задумался отдать приказ оставить это погибельное места.

Прибыв в Астрахань 20 февраля 1717 года, Бекович начал последние приготовления к сухопутному походу на Хиву. Среди приходивших в Астрахань с караванами хивинских и иных купцов распускались выгодные Бековичу слухи, но толку от этого вышло мало — хивинцы от своих разведчиков и тех же купцов знали много больше, чем того бы хотелось Черкасскому. Весной от Алексея «Святого» и Воронина пришло письмо, в котором сообщалось, как гонцы Черкасского с огромным трудом пробивались через сугробы в зимней степи и верблюд «Святого» пал, так что он половину пути шел пешком — остальные животные были загружены вьюками. До Хивы добрались едва живые 14 февраля, отыскали дом Кулун-бая и передали предназначенные ему подарки. Визирь благосклонно принял дары, а вместе с ними и письмо от князя. Это послание хану передали 10 марта, но ответа на него гонцы не дождались, и домой их не отпускали.

Обстановка в городе «Святому» и Воронину казалась тревожной: «Слышно нам, которые из Астрахани приехали торговые люди, русские, бухарцы, татары юртовские, — сказывали нам, что-де посылал хан в Бухару и к каракалпакам, и во все свои города, с известием, чтобы были все в готовности и лошадей кормили. В Хиве так же посол калмыцкого Аюки-хана, Ачиксаен-Кашка. Хан с ним посылает к Аюке своих послов». Сообщалось также, что к ним приставили караул, а мехмандр (чиновник хана, приставленный к гонцам для оказания услуг и охраны) открыто вымогает подарки, грозит перестать кормить русских, говоря, что не боится ни хана, ни Кулун-бея. Пришлось дать ему «подарков» на десять рублей, но и после этого гонцов содержали очень скудно, а «об обратном пути и помина нет».

Все это были очень тревожные симптомы. По словам авторов письма, в Хиве ходили слухи, что князь Бекович идет не посольством, а войною. Гонцов уже не раз приглашали к себе различные хивинские сановники и все расспрашивали их о планах Бековича: «Звал нас к себе Досун-бай, и говорил: “Для чего русские городы строят на чужой земле?”». Обижались хивинцы и на туркмен: зачем те дают русским проводников и вообще помогают? На поход русских в Хиве смотрели недоброжелательно, и «кайсакам, узбекам и каракалпакам сделано было от старшин воззвание, дабы встретить русское войско в безводных местах большими силами».

Это письмо было написано в Хиве 30 марта. Еще раньше, 5 марта 1717 года, хан Аюка писал поручику Кожину: «Послали письма: ваши служилые люди едут в Хиву; нам здесь слышно, что хивинцы, бухарцы и каракалпаки сбираются вместе и хотят на служилых людей идти боем». Про места, через которые должен был идти отряд, хан писал так: «Там воды нет и сена нет, государевым служилым людям как бы худо не было; для того чтобы я знал, а вам не сказал, и после на меня станут пенять. Извольте послать до Царского Величества нарочного посыльщика, а я с ним пошлю калмычанина…» Из этого послания, докладов лазутчиков и по письмам гонцов становилось ясно — ни о каком переходе в русское подданство хивинского хана и речи быть не может, хотя бы потому, что никто не воспринимает отряд Черкасского как посольство, а в нем видят только войско, идущее в набег. Но Бекович то ли не решился обратиться к царю с предложением изменить план, то ли имел какие-то свои на этот счет мнения и виды, но отменять поход он не стал.