Тайфуны с ласковыми именами (Эмиль Боев - 6) - Богумил Райнов

- Нисколько, дорогая. Я даже подозреваю, что вы это сделали исключительно ради того, чтобы поднять мое настроение. Когда другой опростоволосится, начинаешь ходить петухом.

В сущности, она играет очень неплохо, правда, имеет склонность к авантюризму, который в бридже дорого обходится, особенно когда имеешь дело с такими беспощадными партнерами, как Флора и Ральф. Они с головой уходят в карты и, очевидно, понимают друг друга без слов - я хочу сказать - в игре, потому что о Другом пока рано судить, - а к словам прибегают лишь для того, чтобы сделать анонс.

Роббер, как и следовало ожидать, кончается для нас катастрофой, и Розмари снова спрашивает, не сержусь ли я на нее, а я снова горячо отвергаю ничем не оправданное подозрение. Мы меняемся местами, и на этот раз я оказываюсь напротив американца, а уж если двое мужчин ополчаются против двух женщин, добром это, естественно, не кончается, так что после второго роббера мой проигрыш удваивается, и Флора, моя очередная напарница, несмотря на свою молодость, по-матерински утешает меня:

- Вы должны рассчитывать только на свою партнершу, мой мальчик, иначе не сносить вам головы.

Я говорю, что рассчитываю исключительно на нее, и она, будучи в прекрасном расположении духа, воспринимает мои слова как нечто само собою разумеющееся. Кстати сказать, немка нисколько не стесняется своих внушительных габаритов и держится так естественно, словно считает, что именно она являет собой олицетворение истинной самки и что не ее вина в том, что вокруг копошатся всякие пигалицы вроде Розмари. Она не выпячивает свои щедрые формы, но и прятать их тоже не намерена, тем более что это просто невозможно - не появляться же ей перед людьми в фанерной упаковке. Одета она без претензий, на ней юбка, блузка и кофта, небрежно накинутая на плечи, чтобы не стесняла пышную грудь. Эти вещички она приобретает только в самом модном ателье и, конечно же, по заказу. При таких размерах...

Рассчитывая на Флору, я зорко слежу за ее красноречивым взглядом и довольствуюсь лишь тем, что время от времени сдержанно анонсирую. Переговариваться взглядами не очень-то прилично для порядочных игроков, однако наши женщины сделали этот стиль нормой - Розмари тоже не упускает случая вперить взгляд своих карих глаз в глаза американца.

Флора достаточно разумно использует преимущества своих ног, а также авантюристические проделки моей квартирантки, от которых та не может отрешиться, так что под конец ей и в самом деле удается удержать меня над пропастью. Затем мы решаем немного подкрепиться.

К нашим услугам "холодный буфет", как выражается Розмари. Каждый кладет себе на тарелку что-нибудь из деликатесов, грудой лежащих на краю стола, и устраивается в кресле рядом с передвижным баром.

Один только Бэнтон ест возле бара стоя. Я подозреваю, что он боится слишком измять свой костюм, а может, не желает стеснять немку, расположившуюся на диване. Одет он безупречно, может быть, даже чуть более безупречно, чем приличествует светскому человеку. Я хочу сказать, что ему недостает той едва заметной небрежности, которая отличает светского человека от витринного манекена. Впрочем, для юрисконсульта светские манеры не так уж обязательны.

- На этот раз вы сплоховали, Ральф, - произносит Розмари. - Вместо того чтоб меня поддержать, вы объявляете пас.

- Эта поддержка обошлась бы вам очень дорого, - отзывается Флора, обращая на меня заговорщический взгляд - дескать, какая наивность.

- Да, но вы бы не выиграли всю партию. И если так случилось, то этим вы обязаны Ральфу.

- Очаровательная соседушка, - обращается к ней американец с нескрываемой апатией, из которой явствует, что он ни во что не ставит ее очарование. Бывают минуты, когда щадишь противника, чтобы пощадить самого себя.

- Не понимаю вашей логики, - упорствует Розмари. - Нельзя же в одно и то же время щадить и себя и своего противника, если интересы у вас разные.

- И все же в определенные моменты такая логика единственно приемлема, невозмутимо настаивает Бэнтон.

- Так же. как элементарный расчет, - добавляет немка, снова заговорщически на меня поглядывая. - Две тысячи тоже кое-что значат.

Вероятно, без злого умысла она скрестила передо мною свои импозантные ноги, и я прихожу к мысли, что щедрая плоть этой женщины несколько не согласуется с ее лицом, если иметь в виду нашу привычку ассоциировать крупные формы с добродушным характером человека. Быть может, эта привычка связана с нашими ранними воспоминаниями о матери, которая в глазах ребенка всегда кажется очень большой, и лишь немногие из нас имеют возможность впоследствии убедиться, что не всякая рослая женщина переполнена материнской добротой. Так или иначе, лицо Флоры подошло бы даме куда более грациозной, этакой кобре, бытующей в представлении иных людей как женщина-вамп. Высокие дуги бровей, миндалевидные переменчивые глаза, выступающие скулы и довольно крупный рот, все это в обрамлении роскошных темно-каштановых волос - с таким лицом можно при желании пробиться на большой экран или хотя бы сниматься в рекламных короткометражках косметических фирм. Только мне кажется, что Флора вовсе не из тех женщин, которые склонны довольствоваться убогим доходом от подобных аттракционов.

Особенно странные у нее глаза - неуловимые, изменчивые, то голубые, то сине-зеленые, то серые. Я думаю, тут сказывается свет настольных ламп, а также отражение зеленых обоев. Интересно, как обозначены эти глаза в ее паспорте.

А между тем разговор на картежную тему продолжается, хотя и без моего участия, присутствующие давно называют друг друга по имени, и это наводит меня на банальную мысль, что ничто так не сближает людей, как мелкие пороки, и что в иных случаях игра в карты или хорошая попойка могут сделать больше в этом отношении, чем два года знакомства.

- У вас, Ральф, вроде бы отсутствует жажда обогащения, - комментирует Розмари.

- Эта жажда в избытке присутствует у нас у всех, - спокойно отвечает американец.

- Нет, не у всех, - возражает Флора. - У меня создается впечатление, что наш хозяин принимает участие в игре, лишь бы составить нам компанию.

- Вероятно, он мечтает о прибылях покрупней, - бросает Бэнтон.

- Разумеется, - киваю я. - Что вовсе не означает, будто более скромный доход мне ни к чему.

Еще несколько таких же пустых фраз, служащих гарниром к нашему "холодному буфету", и мы снова садимся вокруг зеленого стола, чтобы начать второй кон. Заканчивается игра довольно скверно для Розмари, а для меня и вовсе катастрофически, несмотря на самоотверженные попытки Флоры избавить своего партнера от поражения.

- Весьма сожалею, что вам так досталось, - бормочет немка после того, как с расчетами уже покончено. - Беда в том, что мне не всегда удается соразмерить свои удары.

- Не стоит извиняться. Я доволен, что вы испытали пусть небольшое, но удовольствие.

- Вы вправе рассчитывать на реванш, и я предлагаю дать его у меня, заявляет на прощание Бэнтон.

- Мы не упустим возможности воспользоваться вашим приглашением, - грозится Розмари.

После этого мне приходится коснуться бархатной руки американца и стерпеть энергичное рукопожатие немки.

- Вы просто невозможны, Пьер! - заявляет моя квартирантка, когда мы остаемся одни.

- Скверно играл?

- Нет. Это я скверно играла. Но вы какой-то совершенно бесчувственный. С моими страстями я даже начинаю обнаруживать комплекс неполноценности.

- Вы такая пламенная натура?

- Я имею в виду игру.

- Ну, если дело только в игре...

Быть может, она чего-то ждет. Или, может, я сам чего-то жду. Или мы оба ждем. Но, как это порой случается, если оба чего-то ждут, ничего не происходит. Так что спустя некоторое время я слышу собственные слова:

- Ральф тоже не кажется чрезмерно экспансивным.

- В тихом омуте черти водятся, - говорит в ответ Розмари.

И удаляется в свою спальню.

Воскресный день проходит в молчании - каждый сидит у себя в комнате, и лишь к обеду мы собираемся вместе, чтобы покончить с обильными остатками "холодного буфета". Спустившись под вечер в холл, я застаю свою квартирантку возлежащей на диване с какой-то книгой, в которой много иллюстраций - если судить по крупным цветным пятнам, заменяющим изображения, это, должно быть, репродукции полотен импрессионистов.

- Кончилось "Черное досье", - предупреждает Розмари. - Последний эпизод прокрутили вчера вечером как раз в тот момент, когда Флора вытрясала из вас последние франки.

- Выходит, одно напряжение я заменил другим, - философски замечаю в ответ. И, вытянувшись по привычке в кресле перед выключенным телевизором, добавляю: Но вы, похоже, привыкаете к здешней летаргии. Лежите весь день, разглядываете картинки...

- Не разглядываю картинки, а занимаюсь самообразованием, - поправляет меня Розмари. - Неужели вы не видите разницы между человеком, принимающим пищу, и другим, жующим жвачку? Здешние жители не едят, а жуют жвачку, не используют время, а убивают его.