Мы – русский народ - Юрий Федосеев

Менее известна история утверждения России на просторах Средней Азии. Походы киевских дружин, новгородских ушкуйников, донских и волжских казаков за «персидской добычей» отмечены в исторических хрониках, но первой серьезной попыткой освоения этого края следует признать трагический Хиванский поход экспедиционного военного отряда под предводительством князя Бековича в 1717 году и поход Петра I в 1722–1723 годах на Кавказское побережье Каспийского моря, предпринятый им в отместку за нападение на русских купцов в Шемахе. Торговые пути в «полуденные страны» Азии нужны были российскому правительству для взаимовыгодной торговли. Они же явились «яблоком раздора» во взаимоотношениях с Англией, уже признанной мировой империей, обеспокоенной своим практически монопольным правом распоряжаться в этом регионе. Еще одно обстоятельство толкало Россию на освоение этих безжизненных песков с редкими оазисами по берегам естественных водоемов — желание обезопасить свои южные и юго-восточные границы от опытного колониального хищника, передвинуть их как можно дальше от внутренних губерний. И надо сказать, что нашим предкам это удалось — где мирным путем, где малой кровью, а где и с помощью экономической заинтересованности присоединяемых земель и покоряемых народов.

Первый практический шаг в этом направлении был сделан еще во времена Анны Иоанновны, принявшей в свое подданство Абул-Хаира — хана Меньшей орды казахов и сорок тысяч его кибиток. После этого Россия, как бы готовясь к решительному наступлению, более ста лет занималась созданием оборонительно-сторожевой линии, строила города-крепости, превращая их в перевалочные базы нового Шелкового пути, населяла окраинные земли казаками, промышленными людьми, крестьянами. Средняя Азия ждала своего часа — пока Россия не наберет индустриальной мощи и не начнет так называемую средне-азиатскую железнодорожную политику, позволившую доставить к Памиру и Кушке, Персии и Афганистану русское оружие и русские товары. Эта политика и определила судьбу Бухарского эмирата, Кокандского и Хивинского ханств. Земли, прилегающие к железным дорогам, вошли в состав России, а более отдаленные — перешли под ее покровительство.

Говорить о каком-либо национальном угнетении со стороны великороссов по отношению к среднеазиатским народам вряд ли справедливо, ибо только благодаря русским они за сто лет сделали, как считалось, «большой скачок» из феодализма в социализм, а по существу, это был путь из лоскутной национальной чересполосицы и внутриазиатского национального угнетения к созданию национальных республик со своими академиями наук и университетами, своими национальными кадрами, писателями и композиторами, своей национальной культурой и знанием русского языка как средства межнационального общения, своей промышленностью, созданной в основном за счет общесоюзного (считай — российского) бюджета.

Обитатели национальных окраин, малые народы внутренней России в советское время получили собственные национальные округа (10), народности покрупнее — автономные области (8), нации, исчисляемые десятками-сотнями тысяч, получили статус автономных республик уже со своими конституциями и своим законодательством (20), а нации, перешагнувшие миллионный рубеж, наравне с Россией стали союзными республиками (14).

Вопреки этим очевидным фактам, фальсификаторы истории до сих пор пытаются представить Российскую империю и Советский Союз как «тюрьму народов», «империю зла», а отношение великороссов к другим народам — как шовинизм. Жизнь опровергала и опровергает эти утверждения. Под властью ли царя, генерального ли секретаря, но русские разделяли одну общую судьбу с другими народами и судьба эта была не сладкой. «Бесправие не было уделом только иноверцев», наоборот, некоторые «инородцы» имели больше прав, льгот и привилегий, чем русское население.

Хотя нет. Русские, проживавшие на национальных территориях, имели одну привилегию, и эта привилегия — труд. Если в Средней Азии они составляли костяк науки и промышленности, то в Прибалтике их уделом были строительные и рабочие специальности, дорожные работы и малоквалифицированный труд. Без русских, украинцев и белорусов не было бы тяжелой промышленности и машиностроения в Казахстане и Грузии, значительно меньшими темпами развивалась бы экономика Азербайджана и Молдавии. В то же время если в РСФСР первыми лицами в обкомах и облисполкомах, в министерствах и ведомствах могли быть и грузин, и украинец, и еврей, и армянин, то в автономных и союзных республиках русского на руководящих постах можно было встретить крайне редко. Даже в «единокровной» Украине, где русские составляют четвертую часть населения, русскому парню было на порядок сложнее сделать карьеру, чем «украинскому хлопчику». Они же, нерусские, чувствовали себя в России да и в Союзе в целом если не как хозяева, то, по крайней мере, как избалованные дети. А детям у нас — все лучшее: на подъем Нечерноземья денег нет, а на освоение казахских целинных земель есть; на поддержание древних городов России, их исторических памятников и жилого фонда денег нет, но есть на реконструкцию Вильнюса и восстановление Ташкента, строительство Навои или какого-нибудь очередного — бада или — керта; нет мест в Московском университете для рязанского паренька, а для малограмотного «джигита» оно забронировано. И так во всем: в науке, искусстве, здравоохранении.

Но какой разительный контраст в отношении русских к «инородцам», когда русские составляли подавляющее большинство в советском обществе, и «инородцев» к русским, когда те приобрели суверенитет, получили неплохую долю из «совместно нажитого имущества», а меньшинством стали русские… Но стоит ли перечислять обиды и «умножать скорбь»?

И выходит, что Россия оказалась той деревенской бабой, может быть, и не очень образованной, но доброй и отзывчивой, которая в лихую годину приютила осиротевших соседских ребятишек, обогрела их, обиходила, вырастила, построила каждому из них по своим средствам и на своей усадьбе по флигелечку, а они, почуяв себя «большими», взяли да и отгородились от приемной матери и друг от друга частоколом и колючей проволокой.

А теперь спросим себя: есть ли разница в исторических судьбах наших народов, русских и евреев? Ответ, думаю, очевиден.

ДОСОВЕТСКИЙ ОПЫТ ОБЩЕЖИТИЯ

Мы уже говорили о горьком опыте общежития русов-славян с иудео-хазарами, в процессе которого первые приобрели достаточно стойкую аллергическую реакцию на вторых, реакцию, ставящую под сомнение возможность их совместного проживания, ибо между этими народами стояли лицемерие и ложь, притеснение и рабство, коварство и обман и кровь, кровь, кровь… Не случайно в памяти народа сохранились сказания о Казарине и Жидовине, о борьбе с «царем иудейским и силою жидовскою».

После падения Хазарского каганата евреи-ашкенази (иудео-хазары) более ста лет не решались селиться среди русичей и вести свои дела в их городах. Разогнанные Святославом, они затаились на Северном Кавказе, в Крыму и на западных границах Киевской Руси. Шло время. Из памяти новых поколений постепенно исчезла историческая правда о минувшем. В Киеве и в других городах стали вновь появляться евреи. Сначала как пленники и наемные работники, а затем уже и как «самостоятельные субъекты предпринимательской деятельности». Образовывались их общины, возводились синагоги. На торговле и ростовщичестве начал расти их капитал, с помощью которого торились тропки, а потом и дороги к сердцам сильных мира сего: князьям и боярам. Особенно преуспели они при великом князе Святополке II (1093–1113), разжигавшем вражду между князьями, но потворствовавшем евреям, вследствие чего последние, по утверждению В. Н. Татищева, «отняли все промыслы христианские и… имели великую свободу и власть, через что многие купцы и ремесленники разорились; они же многих прельстили в их закон…», то есть обратили в иудейство. Поэтому вполне объяснима реакция киевлян на это «беззаконие», вылившаяся после смерти князя в 1113 году в народное восстание, острие которого было направлено в первую очередь против ближайших бояр Святополка и «жидов». Недовольство людей было настолько обоснованным, что вновь избранный великий князь Владимир Всеволодович (Мономах) вынужден был созвать съезд князей, который решил «из всея Руския земли всех жидов со всем их имением выслать и впредь не впускать…». Обратите внимание: русичи, в отличие от западных народов, не ограбили и не побили корыстолюбивых евреев, а выпустили их за пределы своего княжества «подобру-поздорову».

После этого на Руси вплоть до XVIII века синагог не возводилось, общин еврейских не создавалось, а если на русских просторах и появлялся какой-нибудь еврей, то это был либо купец, либо иудейский разведчик, либо опять же наемный работник. Тем не менее, как свидетельствуют исторические источники, даже в такой мизерной концентрации они пытались влиять на князей и их окружение, а при случае — вершить государственные дела. Известно, например, что два представителя этого народа (один с Кавказа, а другой, судя по имени, из Польши), став приближенными князя Андрея Боголюбского, примкнули к числу его противников и приняли непосредственное участие в его убийстве (1174).