Очевидец (сборник) - Сергей Чекмаев

– Кто ж спорит, Даня, славные времена б настали. Только так не бывает. Чувствую, командир приготовил для нас очередную пакость.

– Не балагурь! – Чернышов отодвинул клавиатуру, развернулся в кресле. – Веселого мало. Вчера рано утром в съемной квартире на Грайворонском проезде, вскрыв друг другу вены, покончили с собой двое молодых людей. Олег Пустин, двадцать один год, и Оксана Линчуковская, девятнадцать лет.

– Господи, прости несчастным заблудшим душам этот грех! – пробормотал Даниил, перекрестился.

– Хреново, конечно, – Корняков помрачнел. – Но разве это по нашей части?

– Прибывший на вызов наряд обнаружил в квартире еще двадцать четыре человека в разной степени алкогольного и наркотического опьянения. В основном – молодые ребята от шестнадцати до двадцати двух лет, одиннадцать парней и тринадцать девушек. Но на притон не похоже, хотя на кухне и нашли небольшой запас наркоты и восемь бутылок водки. Препараты в основном легкие, антидепрессанты – эйфорин и производные экстази, водка нормальная, не самопал. Да и обстановка в квартире несколько иная, чем обычно бывает в притонах. Я только что прочитал докладную: решетки на окнах, форточки и рамы заварены, комнаты забиты лежанками, диванами и спальными мешками. На гостиницу гастарбайтеров не тянет, у всех были паспорта. С московской или областной пропиской.

– Похоже на секту…

– В том-то всё и дело, что только похоже. Информации по этой квартире и по съемщику навалом. И у местных, отделенческих ментов, и у ОБНОНа. Только прижать особо не за что. Да и не так просто.

– Почему это?

– Съемщик вообще колоритная фигура. Вот посмотри.

Артем перебросил через стол несколько снимков. Моложавый мужчина на фото больше всего походил на… православного священника: благообразный вид, окладистая, чуть подернутая сединой борода, длинное черное пальто. Общее впечатление портил лукавый, с хитринкой взгляд.

– А! – Корняков хлопнул себя по колену. – Религиозный мошенник!

– Тоже не совсем. Очень интересный персонаж – всего понемногу и ничего совсем. Знакомьтесь: Игорь Анисимович Елагин, тридцать три года, холост, безработный, числится на бирже труда.

– Не тяни, командир. Рассказывай про этого гаврика.

– Почему он так выглядит? – спросил Даниил. – Он что, иерей?

– Почти в точку, Даня. Но, как и всё с этим деятелем, – почти, но не совсем. Восемь лет назад он поступил в семинарию, даже отучился там какое-то время, но потом его отчислили. Характеристика чрезвычайно лестная, вот, смотри… – Чернышов открыл на компьютере какой-то документ, зачитал прямо с экрана, – … авторитарный склад характера, товарищей старался подавить волей или знаниями. Для жизни в общине не приспособлен, для пастырского служения чрезвычайно опасен. Дальнейшее обучение не рекомендуется, получение сана не рекомендуется категорически.

– Забавный парень.

– Это только цветочки, Сав. Дальше – больше. Потерпев неудачу с духовной стезей, Елагин подался в психотерапевты, прошел трехмесячное обучение, даже диплом какой-то фиктивный получил. И – судя по всему – возомнил себя великим духовником и психологом. Квартира, где нашли самоубийц, числится за вполне официальной организацией. Зарегистрированной, со счетом в банке, реквизитами и всеми разрешительными документами. Внешне всё очень даже невинно. Называется «Реабилитационный кружок помощи потенциальному суициду».

– О как! А что ж эти двое тогда…

– Этот вопрос Елагину задавали уже не раз. Пустин и Линчуковская – не первые самоубийцы в его квартире. За время существования «кружка» погибли семь человек. Теперь девять. И ничего нельзя сделать. Не подкопаешься, даже по статье «доведение до самоубийства» не привлечешь. Во первых, Елагин клянется, что всё обстоит совсем иначе. Он, мол, выискивает в Сети и на улицах молодых глупцов, готовых к суициду, селит их на этой квартире – кстати, оказывается, она тоже свое наименование имеет, громкое и пафосное: Приют. Елагин их кормит-одевает, развлекает даже, стремясь отвлечь от деструктивных мыслей. Мнит себя великим психологом и считает, что вот-вот всех вылечит. А во вторых, он, оказывается, популярная личность. Любимое детище либеральной прессы и правозащитных организаций.

– Ну как же, – процедил Савва, – герой, небось. Бессердечное государство плюет на проблемы молодежи, по улицам бродят два миллиона беспризорников, и вот нашелся, наконец, благородный спаситель глупых девчонок и пацанов. Вроде наших старых знакомых из «Зеленого луча»…

Даниил вздрогнул, чуть приподнялся, собираясь что-то сказать. Корняков почти сразу понял свою ошибку.

– Прости, Дань, вырвалось. Не хотел тебе напоминать. Но те гады тоже в спасатели рядились, работу, мол, детишкам даем, благоустроенное будущее. Может, и этот с ними в одной куче?

– Да нет, всё чисто, никакого сексуального давления. По крайней мере, никто не заявлял. Пациенты уж точно. Судя по всему, они вообще на него молятся, Учителем величают. Он же в семинарии всякой церковной риторики нахватался, скрестил с дедушкой Фрейдом и кое-какими бредовыми теориями собственного производства, а в итоге получилась почти секта с псевдоправославной базой.

– Опять почти?

– Опять. Потому что Елагина и здесь нечем прищучить. Подопечные на него не пашут, скорее наоборот – он сам вертится, как белка в колесе, чтобы их содержать, квартиры никто не переписывает, на счет в банке если чего и падает, то исключительно пожертвования. От фондов благотворительных да от частных лиц. Судя по тому, что удалось накопать, – от родителей некоторых пациентов.

– Нет, точно герой! Только вот ребятишки почему-то вены режут, – мрачно заметил Корняков.

– Сав, не говори так! Я даже представить не могу, что должно случиться, чтобы человек сам, по собственной воле лишил себя самого ценного из всего, что даровано Господом.

– Но это же правда, Дань! «Всё хорошо, прекрасная маркиза», а люди гибнут.

– Он даже слово специальное изобрел: суицидеры. – Артем собрал со стола фотографии, положил в папку. – О тех, кто погиб, скорбит, но, говорит: остальных-то по своей методике я вытянул. А их поболее будет.

– Судя по тому, что случилось вчера, методика слегка прогнила.

– Да какая там методика, Савва! Он в семинарии пробыл меньше года, да и психотерапию за три месяца не изучишь. Думаешь, он с ними душеспасительные беседы вел и сеансы психоанализа? Ну, с кем-нибудь, может, и вел, но в основном, судя по многочисленным рапортам участкового, Елагин своих пациентов просто спаивал.

– Как?

– Элементарно. После первых случаев понял, что добрым словом ничего не добьешься, и решил проблему кардинально. Только средства выбрал не самые подходящие: потенциальных суицидеров на краю жизни удерживали водка и легкие наркотики. Грубо говоря, Приют превратился именно в притон. И на какие средства всё это делается – неизвестно. Вот так.