Победившие смерть - Николай Струтинский

Лина Семеновна не сразу ответила.

— То ли в глаза не может смотреть людям, то ли присматривается к ним. Ну и пусть, мы ему цену знаем...

За окном темень. Ветер разогнал тучи, и сразу стихла однообразная дробь капели. Через открытую форточку в комнату струился сырой воздух.

За чаем Виктор, глядя в свою чашку, спросил Спокойного, давно ли он в Луцке, чем занимается.

— В Луцке я недавно. Работу подыскиваю, — ответил Спокойный.

— Какую?

— Какая придется по душе.

Вячеслав Васильевич сочувственно покачал головой и рассказал о том, как ему не так давно приходилось искать работу, с начала войны до марта этого года семья перебивалась тем, что меняла вещи на хлеб. Украинские националисты донесли на него полиции, его арестовали.

—’ Ты коммунист? — спрашивал начальник полиции. — Если скажешь правду — отпущу домой.

— Нет!

Полиция не располагала точными данными о принадлежности Вячеслава Васильевича к Коммунистической партии. Адвокат по профессии, Измайлов учел это обстоятельство и потребовал очной ставки с доносчиком.

— Ишь чего захотел! — рассмеялся толстолицый, с затекшими после пьянки глазами полицай. — А почему же ты не работаешь? Большевиков ждешь? Напрасно! Их песенка спета!

— Я юрист и хочу работать по специальности.

— Надо работать, а не только хотеть! — сердито оборвали его. — А то, пожалуй, с добровольцами поедешь в Германию.

Улик не оказалось, и Измайлова отпустили. А через две недели Вячеслав Васильевич устроился грузчиком на крупорушке. С тех пор в семье Измайловых наступило некоторое облегчение. В доме появился хлеб.

Воспоминания Вячеслава Васильевича прервал Виктор. Он ответил Спокойному:

— Работу найдете. Придется ли по душе — не знаю. Ведь это еще и от вас зависит...

Взаимное «прощупывание» продолжалось еще некоторое время. Рассказывали о появившейся в городе листовке с сообщением Советского информбюро. Виктор с воодушевлением воскликнул: «Молодцы ребята!» А Спокойный ему в тон:

— С такими молодцами не грешно бы познакомиться!

— Для чего?

Наступил момент, когда требовалось сказать правду. И партизан ответил, глядя Измайлову прямо в глаза:

— Для дела.

Виктор положил свои руки на плечи Спокойного.

— Мы так давно ждем этой встречи! Нам так нужна ваша помощь!

— А нам — ваша!

* * *

Утром Виктор проснулся раньше обычного, ему хотелось быстрее перевезти продукты и выкроить время для свидания со связным обкома. Захватив с собой небольшую корзину, положил в нее стеклянную банку и будильник. «Приход к часовому мастеру не должен вызывать подозрений», — сам себя наставлял Виктор.

В пятидесяти метрах от входа на базар стоял киоск, выкрашенный в зеленый цвет. Над дверью вывеска: «Часовой мастер. Ремонт с гарантией».

Искоса заглянув в открытое оконце мастерской, Виктор увидел, что там никого из посторонних нет. Часовщик через лупу рассматривал механизм и не сразу поднял голову. А когда посмотрел — улыбнулся и тихо сказал:

— Явились! — И громче: — Испортились часы? А ну, покажите.

— Як вам за советом, Иван Денисович... — начал было Виктор, но в это время к мастерской подошел мужчина в светлой шляпе и стал за Виктором в очередь. Беседа прервалась.

Иван Денисович взял у Виктора будильник, открыл крышку, вынул механизм.

— Если обождете, я исправлю.

— Хорошо, я пойду на базар, а на обратном пути зайду. Только прошу вас — сделайте на совесть.

— Не беспокойтесь, с гарантией.

Человек в светлой шляпе подал карманные часы и тоже попросил сейчас же их отремонтировать.

— Здесь много работы, не успею, зайдите, пожалуйста, завтра к концу дня.

— А я прошу сделать сегодня, часы мне очень нужны. Вы же стоявшему передо мной мужчине обещали сделать сегодня.

Настойчивость и рассерженный взгляд клиента не понравились Ивану Денисовичу. Он решил от него избавиться, отложил все прежние заказы и начал ремонтировать его часы.

Когда Виктор возвращался с базара, он заметил, что человек в шляпе все еще стоит возле мастерской. Когда наконец назойливый клиент ушел, Виктор снова подошел к киоску.

— Не нравится мне этот тип, — признался Иван Денисович. — У меня такое ощущение, что он за кем-то из нас следит.

Виктор кратко рассказал о встрече со Спокойным и просил доложить Доброму, что отныне его группа становится основной базой связи с партизанским отрядом Медведева.

— Хорошо, я передам Доброму. Через три-четыре дня приходите сюда за инструкциями. — Иван Денисович посмотрел по сторонам, перевел взгляд на корзину. — Возьмите обещанные вам пистолеты, а гранаты дам в следующий раз.

Измайлов дал часовщику корзину, тот положил на ее дно два пистолета с запасными обоймами, сверху застелил бумагой и только потом положил овощи и фрукты и сказал громко:

— Обижаться не будете, сделал на совесть.

— Спасибо. — Виктор поднес будильник к уху, послушал и удалился.

В этот же день Нина принесла Спокойному бланки немецких документов, которые дала ей Паша Савельева.

Наклеив фотокарточку на «мельдкарту», Нина четко написала: «Турченко». Потом аккуратно поставила круглую печать. Документ не мог вызвать никаких подозрений. Так же оформили и «ауевайс».

С новыми документами Спокойный почувствовал себя увереннее. Несколько раз приходил к Измайлову, вместе обсуждали тексты листовок, разработали план наблюдения за генералом Шоне, по поведению которого можно будет предположить время приезда в город Эриха Коха.

ВЫСТРЕЛ У РЕСТОРАНА

На работу Паша всегда приходила аккуратно к девяти. Но в тот день она появилась за письменным столом раньше обычного. Раскрыв пухлые папки, аккуратно внесла несколько записей в журнал и с грустью посмотрела в окно. Уже сентябрь. Желтеют листья. Скоро начнутся холода. Пленные останутся в тех же бараках из досок. Помочь им она не в силах. Разве только еще кого-то вырвет по поддельным документам... Но всех не спасешь таким способом! О, если бы нашелся великан,

который расшвырял бы колючую изгородь, распахнул железные ворота и крикнул: «Товарищи! Вы свободны!»

— Савельева, к шефу!

— Сейчас... Иду! — встревожилась Паша. По какому поводу вызывает шеф? Донос? Или какой-нибудь освобожденный из плена оказался неудачником, попался и признался, от кого получил документ? Во всяком случае твердо решила — ничего им не скажет.

Постучала в дверь.

— Битте!1

В кресле, развалившись, сидел молодой лейтенант. Он встретил Пашу подчеркнуто вежливо.

— Курите? Нет? И никогда не пробовали? Похвально! Однако в нашей беспокойной работе без сигарет не обойдешься. — Лейтенант на секунду умолк. Ему было лестно, что такая привлекательная девушка теперь, как птичка в клетке, оказалась в его руках. Он откинулся на спинку кресла.

— Мы знаем, фрейлейн Савельева, работаете вы хотя и недолго, но добросовестно. Немцы ценят ваше прилежание, но, к сожалению, писарская единица сокращается, нам с вами придется расстаться, фрейлейн.

Притворный тон сожаления раздражал Пашу, по она думала сейчас не о себе. Если она отсюда уйдет, что будет с теми мучениками, которым подпольщики еще могут протянуть руку помощи?

Паша смотрела на гестаповца и удивлялась. По его прихоти угасали десятки жизней пленников, и он никогда над этим не задумы иался. А с ней он так милостив, слушает ее, проявляет «заботу» о ее судьбе. Истинные мотивы этого ей, конечно, ясны. Лейтенант хочет подчеркнуть ее зависимость, унизить и заставить во всем беспрекословно подчиняться...

— Могу вас перевести в подсобное хозяйство лагеря, если вас это устроит.

Вихрем пронеслись в голове тревожные мысли. Уйти? Остаться? Но какую он захочет плату за снисхождение?

Ее боевые товарищи считали, что именно Паша должна поддерживать связь с узниками. Имеет ли она право обманывать их надежды? Нельзя упускать ни малейшей к 7

О I возможности удержаться на территории лагеря. И Паша почти выпалила:

— Конечно, я согласна!

— Но там получать будете меньше и работа тяжелая, — опять «заботливо» предупредил шеф.

— Господин лейтенант, у меня мама больная, я должна работать, иначе не на что будет жить!.. — как можно жалобней проговорила Паша.

Хорошо. Я вас переведу, но и то всего лишь на несколько дней. — И шеф многозначительно поднял палец, давая этим понять, что и это какая-то особая милость.

В ландвиртшафт4, где теперь временно находилась Савельева, фашисты ежедневно пригоняли на работу военнопленных. Тяжело было смотреть на измученных товарищей, но утешало непосредственное общение с ними. Здесь легче передать медикаменты или справку. Однажды Савельева подошла к черному высокому парню в рваной, вылинявшей гимнастерке. Парень хромал на левую ногу, обмотанную грязной тряпкой, сквозь которую просочилась кровь. Как и в первый раз, она с волнением предложила марганцовку, чтобы промыть рану.