Синдром Минотавра - Михаил Учайкин

– Город в мраке сутулится, где-то плещется в улице твоих глаз море синее в берегах любви, – выводила она тоненьким голоском, стараясь при этом не разбудить соседей своей бабушки. Не хватало, чтобы ее попросили покинуть площадку, где она сидела, и спуститься ниже.

С чердака раздалось заунывное мяуканье кошки – то ли та подпевала, то ли требовала прекратить пение, Ариадна не поняла. Она поежилась и, подняв голову, посмотрела на запертый на висячий замок люк, ведущий на чердак. Кошек она боялась до смерти – у тех на нее были неадекватные реакции. Бабушка, правда, пыталась убедить Ариадну, что кошки пытаются ее всего лишь лечить, но ей совершенно не нравилось, когда те ложились ей на грудь или на шею. Она начинала задыхаться, хватать ртом воздух, но кошку не скидывала, боялась, как бы та в довесок ее не поцарапала или укусила.

На всякий случай Ариадна петь все же прекратила и, не выдержав, достала телефон, чтобы взглянуть на часы и позвонить бабушке.

Одна из четырех дверей на площадке открылась, выпуская девочку лет одиннадцати, как Таня, подумала Ариадна, и мальчика лет восьми с рюкзачками за спиной.

– Здравствуйте, – улыбнувшись, произнесла негромко девочка. – Ваша бабушка спит и не слышит, как вы звоните?

Ариадна кивнула.

– А вы к нам зайдите, – предложила девочка, и придержала дверь, – подождите немного, а потом еще раз позвоните. Родители в отъезде, а наша бабушка все равно уже не спит, так что вы никому не доставите беспокойства.

Отказываться от приглашения Ариадна не стала – она устала, хотела пить и в туалет одновременно. Уже подумывала, к кому лучше попроситься. А тут, можно сказать, такая удача.

– А-а-а, Ариадночка, – протянула соседка Нина Петровна. Она догадалась и нисколько не удивилась, что ночь девушка провела не в мягкой постели, а на лестнице – ее бабушка отличалась жестким характером, если не сказать, жестоким. – Проходи. Чайку попьем, я оладушков напекла.

К своему стыду Ариадна поняла, что и от завтрака отказаться не сможет. Более того, съест с аппетитом все, что ей предложат.

– Ты ешь, ешь, – соседка подкладывала и подкладывала ей в тарелку оладьи с курагой и изюмом. – Сметанку бери, густая, как нынче говорят по телевизору, термостатная.

«Развод доверчивых покупателей», – улыбнулась Ариадна, но сметаны щедро добавила, нисколько не стесняясь.

– А теперь рассказывай, – приказала Нина Петровна, подливая и гостье, и себе ароматного чая, настоянного на травах, и выставляя на стол вазу с шоколадными конфетами.

– Да и рассказывать-то особенно нечего, – пожала плечами Ариадна, беря в руки «Метелицу». – Меня уволили, а бабушка требует, чтобы я пала ниц и просила прощение неизвестно за что.

– Это должно было случиться, – многозначительно заметила соседка, от таких, как Нина Петровна, ничего не утаить – они всегда все знают и имеют на все свое мнение. – Сколько лет уже твоей воспитаннице?

– Одиннадцать, – ответила Ариадна.

– Большая уже, как моя Инночка, – улыбнулась соседка, – и вполне может обойтись без няни.

– Наверное, – кивнула Ариадна. Она не стала рассказывать все детали своего увольнения, это лишнее, Нине Петровне совершенно не обязательно это знать. А если бабушка решит поделиться с ней семейными секретами, то это уже ее личное дело.

– И что думаешь делать? – Нина Петровна проявляла к Ариадне неподдельный интерес.

– Пойду искать работу, встану на биржу, – ответила та, беря из вазочки еще одну конфету. – Если бабуля домой не пустит непослушную внучку, что вполне вероятно, то придется искать еще и угол.

– Угол, – неожиданно активизировалась соседка. – Угол… Ариадночка, – проговорила она вкрадчиво, словно вопрос о том, что девушка будет снимать жилье, уже решен, – а не хочешь мою квартирку снять. Много не попрошу. Мои на заработки за границу подались, год их не будет, я временно совсем сюда перебралась. А за квартирку боязно, как бы чего не вышло. А ты бы там пожила, последила. А? Пятнадцать в месяц меня вполне устроят.

Ариадна тихо крякнула – вот тебе и недорого. Она планировала снять комнату не дороже шести тысяч рублей, но, видимо, стресс и бессонная ночь сыграли свое дело, и она неожиданно согласилась на предложение. А, может, это и к лучшему, что все так повернулось.

Она протянула руку.

– Что? – не поняла ее Нина Петровна.

– Ключ и адрес, – ответила Ариадна. – Хочу взглянуть на вашу квартирку перед тем, как отдам за нее деньги.

– Да-да, – засуетилась соседка. – Сейчас, моя хорошая. Квартирка уютная, чистенькая, недалеко от центра. Тебе понравится.

Она выложила на стол перед Ариадной связку ключей и клочок бумаги с написанным корявым почерком адресом.

– Бабушке только не говорите, – попросился Ариадна, – а то не только мне, но и вам не поздоровится. И вообще, вы меня не видели, я вас тоже. Я все-таки решила в вашей квартире задержаться на пару месяцев, больно уж место удобное – недалеко центр города, пока буду искать работу, на транспорт тратиться не придется. За деньгами можете прийти завтра ближе к вечеру.

– Да-да, – радостно закивала Нина Петровна. – Сколько поживется, столько и живи. Заплатишь по факту, не надо мне аванса.

Ариадна улыбнулась – а это уже хорошо…

Как и пообещала бабулька с последнего этажа, квартирка оказалась маленькой, но невероятно уютной, расположена была, правда, на первом этаже. Из-за этого, видимо, и переживала Нина Петровна – как бы кто не забрался. Мебели мало, ее просто ставить было негде на тридцати метрах: в крошечной прихожей лишь вешалка для пальто и зеркало, на кухне – парочка шкафов на стенах и тумбовый стол с холодильником, обедала хозяйка, похоже, в комнате за старинным круглым столом, сидя на старом венском стуле. У них с бабушкой тоже когда-то были такие стулья. Ариадна поежилась от воспоминаний – лучше об этом не думать. Дивана не было – его некуда было ставить, а спала Нина Петровна на кресле-кровати, на этом предмете мебели, когда он находился в собранном состоянии, забравшись с ногами, вполне можно было отдыхать с книжкой в руках или смотреть телевизор. А вот шкаф-купе во всю стену оказался на удивление вместительным, хоть и не очень глубоким. На полу ковер с длинным ворсом. Живи да радуйся – только дороговато.

Одна только вещь в этой квартире оказалась, как не из этого мира. Ариадна протянула руку к старинным ходикам, растянувшим стрелки по циферблату, застыв на шести часах.

«Интересно, – подумала она, потянув за цепочку, чтобы завести часы, – это было утро или все же вечер?»

– Ку-ку, – откликнулась кукушка шесть раз и спряталась внутри своего домика.

Ариадна взглянула на телефон, чтобы перевести стрелки на часах и выставить правильное время, и тут же поймала себя на мысли, что хотела прямо с утра позвонить Тиму и договориться с ним о встрече.

– Слушаю, – раздался его завораживающий сочный голос. Он ответил сразу после второго гудка.

– Это я, Ариадна, – произнесла она почти шепотом. Голос предательски сорвался. – Хотела записаться на прием.

– Сегодня к шести тебя устроит? – спросил Тим.

– Вполне, – прокашлявшись, ответила Ариадна. Сердце, непонятно почему, бешено заколотилось в груди…

С трудом дождавшись вечера, Ариадна чуть ли не бегом отправилась в бизнес-центр, где находился кабинет психоаналитика Тимофея Кузнецова. Охранник на входе хмыкнул, оглядев ее, когда она поинтересовалась, на какой этаж ей нужно подняться. Ариадна сделала вид, что ей все равно, что о ней думает человек в форме, обязанный следить лишь за порядком и изредка отвечать на вопросы посетителей.

Осторожно постучавшись, она приоткрыла дверь и вошла в первую комнату, которая представляла собой своего рода холл, где посетители дожидались назначенного часа. Обычная приемная, ничего особенного, даже секретаря не было – на полу лежал бежевый ковер, стояли темно-коричневые кресла, на низком столике стопками лежали глянцевые журналы и детские книжки. Ариадна присела в одно из кресел и рассеянно принялась листать журнал, как она говорила, стала читать картинки.

– Проходите, – неожиданно раздался в помещении громкий механический голос, и над дверью, ведущей в другую комнату, замигала лампа.

Ариадна вздрогнула и негромко возмутилась: – Надо Тиму сказать, чтобы либо сам приглашал посетителей, либо помощник или помощница, так и Кондрашка может схватить.

Она поднялась с кресла, свою палку брать не стала и, прохромав до двери, открыла ее. Запутавшись в тяжелой портьере, с трудом попала в кабинет, где вел прием психоаналитик. Комната больше смахивала на будуар, чем на кабинет: на окнах и дверях – бархатные портьеры глубокого темно-синего цвета, такой же по оттенку кожаный диван, на котором должны были возлежать посетители-дети, и видимо, из того же гарнитура кресло для родителей – дети вряд ли одни посещали Тимофея Кузнецова.