Опасность сближает (СИ) - Лазарева Катерина

А она сообразительная. Вздыхаю. Ладно уж, не буду врать.

— Ты догадливая, — даже изображаю подобие улыбки для неё.

Да-да, именно для Арины, а не для того, чтобы Крючкова видела, что мы с её подругой ладим. Пошла бы эта Вика вообще.

Впрочем, её подруга тоже не очаровывается мной — не сейчас. Всё ещё смотрит с лихорадочным встревоженным блеском в глазах.

— Если у тебя какие-то проблемы, лучше говори об этом сразу, все ребята будут рады найти решение, — чуть ли не просит.

С меня срывается смешок. Хотя, блин, тут ржать в голос тянет. Она совсем бесхребетного овоща из меня сделать пытается? По синякам в больницу, по любым проблемам — к ребятам?

Мне даже как-то пофигу, оскорбится сейчас Арина или нет. Не буду и пытаться делать вид, будто не отношусь к её предложению в лучшем случае с насмешкой.

— Вот уж чего точно мне не надо, — пренебрежительно заключаю.

— Я хотела как лучше, — Арина поджимает губы.

Улавливает всё-таки, что я не в восторге от её попыток превратить меня в омежку.

— Я понял, спасибо, — снисходительно отвечаю.

И чувствую на себе взгляд Вики. Бросаю ответный — ледяная стерва явно не одобряет, как я с её подругой говорю. Ну и шла бы тогда. Так нет, стоит на месте, смотрит на меня чуть ли не прищурено.

Уже и Арина отходит, а Крючкова почему-то нет. Хотя препод пришёл, пара вот-вот начнётся и постепенно все подтягиваются в аудиторию. Только мы с Викой друг напротив друга в коридоре остаёмся.

— Ты идёшь? — останавливается на полпути и окликает её Арина.

— Потом подойду, ты иди, — бросает ей Крючкова, на что я зачем-то ухмыляюсь.

Поговорить со мной хочет? Объяснить, что нехорошо девушек обижать и им грубить? Ну так я её подруге и не грубил. Подумаешь, слегка тон не тот.

Арина, кстати, тормозит от такого ответа, мешкает, прежде чем всё-таки пойти в аудиторию со всеми. Мне кажется, или она это делает настолько неохотно, что даже напряжённо аж? Как будто оставлять нас наедине не хочет, ревнует меня к Вике.

А что, есть повод?

Снова смотрю на Крючкову. А она, скрестив руки на груди, явно ждёт, когда все уйдут. И вот уже аудитория закрывается за последним зашедшим — преподавателем, бросившим на нас озадаченный взгляд. Хорошо хоть не заставил зайти, не сказал ничего. Наверное, из-за моего раскраса понимание типа проявил. Думает, наверное, меня тут девушка или жалеть будет, или убеждать домой пойти. Вот только чёрта с два. Отчитывать она меня будет, вижу же по глазам.

И не за то, что я себя не берегу — а за подругу свою.

С одной стороны, сам этот факт бесит, а с другой я чувствую странное удовлетворение от того, что мы с Викой наедине.

— Учитывая, как отстойно ты дерёшься, не выпендриваться и рассказать всё ребятам было бы не такой уж плохой идеей, — она довольно неожиданно нарушает молчание, говоря в привычной язвительной манере, которую нагло использует со мной. — Уж точно идеей получше, чем бросаться в одиночку с твоими-то силами.

Мгновенно завожусь от каждого её слова. Задолбала уже припоминать мне якобы неумение драться! Причём так серьёзно говорит, будто и вправду так думает. Бесит.

— Я ради тебя это сделал, дура, — несдержанно цежу.

Вика так растерянно округляет глаза, что я бы усмехнулся такому непонимающему её выражению лица, да вот и злорадствовать не тянет. Просто идиотом себя чувствую. Из-за того, что сижу тут разукрашенный ублюдками перед ней, из-за того, что вообще припёрся сегодня, беспокоясь, что они могут тереться рядом с её байком. И просто из-за того, что ей как будто что-то доказываю, причём продолжаю как можно более тяжёлым взглядом. Как будто мне есть дело до мнения Крючковой.

— В смысле ради меня? — наконец отвисает она.

Спрашивает, кстати, без типичной язвительности или отчуждённости. Тихо так, почти с придыханием. Теперь аж сам по-дурацки замираю, внимая этому. Хорошо хоть недолго — несколько секунд хватает, чтобы разум забил тревогу, напоминая, что и без того я как идиот.

— Не вникай, — хмуро отрезаю. — Всё равно тебе пофигу.

Чёрт, а последнее-то нафига я сказал? Звучит почти жалко, словно у меня обидка какая-то на неё по этому поводу.

Морщусь, уже собираясь просто встать и на пару идти. Но Вика неожиданно отвечает:

— Это не так. Мне не пофигу.

Непроизвольно прищуриваюсь, глядя ей в лицо. Странно, но Крючкова говорит так, будто и вправду ей есть дело. Ещё и смотрит чуть ли не мягко. Неожиданно видеть такое выражение в её глазах. Отчего-то странно щемит в груди.

И с ответом не нахожусь. Хотя Вика продолжает сама, вздохнув:

— Я совсем не понимаю, зачем надо было геройствовать и бросаться в одиночку, но верю, что ты говоришь правду. И мне не пофигу, — на этот раз это утверждение она повторяет настолько твёрдо, что любой бы убедился.

К счастью, у меня хватает мозгов хотя бы на то, чтобы глупо не улыбнуться. Ну не пофигу так не пофигу, ладно. Не должно от этого так теплеть внутри. Просто до Крючковой, видимо, дошло, что я не шутил про всю ту опасность.

— Надо было, — почему-то бурчу, игнорируя другие её слова и поясняя только ту часть, где я геройствовал и бросался в одиночку.

Кстати, занятно, какие она на этот раз слова подобрала по ситуации. Про моё «неумение драться» ни слова, вместо этого «геройствовать, бросаться в одиночку». Прям углы обходит, старается. Я заценил.

— Давид… — Вика так неожиданно и тихо называет меня по имени, что аж вздрагиваю, как от удара. — Тебе бы к врачу всё-таки сходить. Ну или домой, отдохнуть, восстановиться. В таком состоянии лучше не напрягаться.

Воу, она так чуть ли не просит об этом, будто и вправду ей есть дело. Как будто даже волнуется. Резкая, однако, перемена. До этого скрывала переживания по мою душу за язвительностью?

— Не пойду я к врачу, — упрямлюсь. Не то чтобы хочу, чтобы уговаривала, но почему бы не повредничать?

Тем более и вправду не хочу. Нафиг оно мне надо, само заживёт.

— А домой? — настаивает Вика.

— Только если с тобой, — неожиданно решаю. — Докажи, что тебе не пофигу, — усмехаюсь.

Глава 8

Вика

С одной стороны, я уже привыкла к наглости и непредсказуемости Давида, но с другой…Что это ещё за заявления?

Тянет осадить его — да и надо бы тоже. Но вдруг вспоминается, с каким чувством он выпалил, что из-за меня под удар подставился… Конечно, это в любом случае глупый поступок и странный, но я как будто какую-то ответственность за этого придурка чувствую. А иначе не объяснишь, почему сжимается сердце от одной только идеи оставить его сейчас. Да и наверняка тот оглянувшийся на нас препод не вмешался и на пары не позвал как раз потому, что думает, будто я тут Давиду помогать собираюсь.

Второй раз уже, кстати. Не слишком ли много для той, которая его скорее недолюбливает?

А пауза затягивается. Давид смотрит на меня с интересом и… будто даже надеждой. И зачем оно ему надо — чтобы я с ним домой ехала? В какой, кстати, дом? Его или мой? Или каждый в свой? О чём вообще речь была?

Против воли опять вспоминается поцелуй, губы мне обжигает.

— Думаешь, я на это поведусь? — тогда как можно пренебрежительнее усмехаюсь: ведь меня тут на слабо по-дурацки берут, доказывать что-то требуют.

Как будто мне так уж важно, чтобы Давид знал, что мне не пофигу на его состояние.

Но этот придурок упрямится. Небрежно пожимает плечами, поднимается и заявляет:

— Ну тогда я на пары.

Вздыхаю сквозь стиснутые зубы, жмурю на мгновение глаза и выпаливаю решительно:

— Нет уж, поехали.

В конце концов, что такого случится? Провожу этого идиота, попробую помочь с ранами, чтобы убедиться; что в относительном порядке он, и всё, обратно вернусь. Препод вряд ли тревогу забьёт, Арина…. С ней в любом случае потом придётся разбираться.

Давид кажется удивлённым, но только мимолётно. Выражение его лица быстро становится привычно уверенным, ещё и нагло довольным к тому же. Аж не по себе немного. Но запрещаю сомнениям взять верх и просто иду по коридору к лестницам. Рабочего лифта в этом корпусе, увы, нет. Так что пусть уж ковыляет вслед. Тем более ходит вполне себе уверено — не похоже, что снизу его сильно били.