Лето волков - Смирнов Виктор Васильевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серафима вскочила. Ждать одной было невмоготу.
– Гнат! Хочь ты выпей парного.
Усадила дурня, налила молоко в глиняный кухоль, дала краюху хлеба. Гнат пил, отрываясь, чтобы пропеть куплет, мычал с набитым ртом, белые струи текли по подбородку.
– А он не попил! – жаловалась Серафима. – Метается, як волк в загоне! Ему и мед не сладкий без Тоськи! А шо ему не по нраву, Гнат? Варюся красавица, ласковая, спивачка, живет через две хаты. Ходи себе, гуляй, пока в отпуску! Как кот в масло попал! Ну, як, Гнат, отказаться от такого?
Гнат кивал.
– Не сумели сдержать хлопца, – продолжала Серафима. – А с кем посоветоваться? Ты ж мою дочку Параску помнишь? Увезла малого хлопчика в город, в тернат! Сама подалась бог знает куды с кем. А хлопчик один! Карахтер стал нравный! Обидчивый!
Гнат мычал, полностью соглашаясь. Смысла сказанного не понимал, но то, что с ним разговаривают, ценил.
– С дочкой была б семья. Без отца много кто живет, а без матери нельзя. А Иван, ой, порох! Не в деда. Той терпящий был. Шесть разов сватался!
Гнат отдал кухоль, бросил на плечо мешок. Пошел и замычал:
– Тильки выйшла чорна хмара, ой, закрыла все село!Почалася злая буря, з хат солому разнесло, ой…42
Лебедка тяжело храпела после непривычного бега, бока ее блестели. В телеге, никого, кроме ястребка, не было.
– Чуть не запалил лошадь, – сказал Попеленко.
– Шо, не уговорил?
– Кого? Пусто на дороге.
– А где ж Иван?
– Выходит, Болотной стежкой подался, напрямки.
– Теперь там не ходят!
– Знаю.
– Господи, а он с медалями! Попеленко, бей в било, подымай людей!
– Та шо вы, Тадеевна? Нихто на Болотную стежку не пойдет, хоть зарежь!
43
Иван шел по узкой Болотной стежке, отводя ветви орешника. Стежка огибала глубокую часть болота. Под ногами чавкало.
Становилось жарко. Иван снял пилотку, сунул под погон. Семейство черных во́ронов, круков, серьезных, умных птиц, пролетело над тропой. Долго еще неслось над лесом басовитое «кр-кр».
Охотничья сторожка открылась за зеленью подлеска внезапно. Иван сразу направился к кадушке с дождевой водой – умыться.
Где-то над головой и чуть подальше раздалось недовольное «кр-кр», на этот звук отозвалась сразу дюжина обычных вороньих голосов.
Лейтенант умылся и поднял голову. Вороны разлетались в стороны от семейства круков, уступая место более сильным. Из-за чего у них спор вышел? Присмотрелся. Под деревом у сторожки что-то то ли висело, то ли стояло. Странная фигура. Иван осторожно приблизился.
Теперь пришла очередь круков уступать. Они взлетели медленно, без криков, соблюдая достоинство.
Под деревом висел человек. Вернее, то, что от него осталось после крепких вороньих клювов. Казалось, человек стоит: пальцы босых ног, полностью уцелевших, касались земли. Но от шеи вверх тянулся черный поблескивающий шнур, который выше был перехлестнут через обгоревший сук. Сук высоко, человек низко.
Иван видел удавленных. Но обычно вешали как положено. Иван снял вещмешок, достал полотенце, обмотал лицо. Запах начавшегося разложения стал не так чувствителен.
Ивану нечего было заниматься тем, что должно беспокоить совсем других людей. Он был проездом. Но близость родного села обязывала проявить интерес, предупредить, если возможно, опасность.
Он осмотрел землю под ногами, не забывая поглядывать вокруг. Поднял затоптанную ногами фуражку с поломанным козырьком. Отряхнул, отвернул подкладку околыша. Увидел размытую от пота надпись. Чернильным карандашом было выведено: «Штеб… Н. А.».
Значит, это тот ястребок, который проверял у него документы? Он что-то чувствовал? Ведь не зря просил пройти с ним до реки. Отпечатки сапог были беспорядочны. Здесь двигались суетливо, очевидно, борясь с сопротивлением.
Чуть в стороне лейтенант увидел следы копыт и колес. Некоторые ветви кустов были обломаны, кора деревьев ободрана.
На уровне лица заметил обломанный сучок, на конце которого повис пук буроватых волос из лошадиной гривы. Иван снял пук и положил за отворот пилотки. Нашел еще небольшой клочок шерсти с боков, сунул туда же. Зачем – сам не знал. На фронте столько было трупов, и никто никаких улик не собирал. Там убийство было естественным результатом боевых действий. Но в тылу убийство становилось преступлением. Странно: все изменяло расстояние.
Иван прошел по тропе с десяток шагов. Стащил повязку с лица. Сел под дерево. У него было предчувствие, что все это как-то повлияет на его жизнь. Скорее уезжать! Отдать фуражку Гупану, и на летучку, а там и поезд. Ту-ту!
Птицы начали возвращаться. Они садились на темную фигуру, галдели, дрались, пока всех не разогнал крук. Птицы хозяйничали, не обращая на него внимания, будто знали, что он транзитник и заниматься происшедшим не будет. В карканье звучало: «Иди своей дорогой, дыши в тряпочку, не мешай»!
Глава 2
«Если “завтра” было вчера, значит…»
1
Речку Иван перешел, неся сидор и остальные вещи над головой. Одеваясь, неотрывно смотрел на покинутый берег. Газогенераторка словно плыла против течения, оставляя две расходящиеся волны. Вода подмывала Глухарский горб, делая обрыв еще более крутым. Дорога, спускающаяся к реке, делила зеленый мир на лес слева и заросли верболоза справа. Эту картину Иван впечатал в память, как делал это на фронте, намечая переправу или переход. Зачем, сам не знал.
Через пять часов, пыльный, потный, стоял перед Гупаном и хлопцами.
– Уже погостил? – Данилка все еще носил синяк под глазом и не забывал об этом. – Шо, у невесты солдатские сапоги под кроватью нашел?
Иван развязал сидор и достал мятую, грязную фуражку повешенного.
– У вас в Глухарах, кроме Попеленко, ястребок…
– Штебленок.
– Да. А по имени-отчеству?
Гупан задумался. Сколько уж через него прошло, сколько погибло или ранено. Надо бы всех помнить по именам, надо бы!
– Никола Лексеич, – подсказал Ефрем. – Земляк мой.
– В лесу твой земляк. Висит. Вот: «Штебленок Н. А.».
Майор всмотрелся в расплывшиеся буквы. Спросил:
– Захоронил тело?
– Там не совсем тело. Два дня прошло. Птицы!
– Место покажешь?
– Место видное. Охотничья засидка. Найдете легко.
– Что приметил?
– Там было человек семь-восемь. Сапоги наши и немецкие. Один размер очень крупный, сорок шестой. У них лошадь с телегой. Ну, еще мелочи.
– Нарисуй подробно! – Гупан сорвал новый плакат с изображением оборванного немецкого генерала, положил на пол изнанкой наверх.
Хлопцы следили за движениями руки Ивана, державшей карандаш.
– Вот река… в воде полуторка газогенераторная… на той стороне холм… прямо дорога на Глухары… от нее старая дорога к брошенному Укрепрайону… здесь Болотная тропа, по ней идете… перед болотом сторожка, для охотников, засидка на дереве… старый дуб… на нем и повесили.
– Хорошо ориентируешься, – сказал Гупан. – Ты же из разведки?
– Артиллерийской.
– Тем более. Понимаешь пространство, ориентиры. На рассвете заглянем в Укрепрайон. Повезет, накроем их тепленьких. Может, разом сходим?
– У меня летучка, – ответил Иван. – Прямо к поезду.
– Дело хозяйское.
Иван подошел к окну. Внизу женщина катила детскую коляску с плетеным кузовком. Рядом на костылях скакал одноногий муж. На спине его подпрыгивал легкий карабин, похоже, итальянский «каркано».
Гупан отдавал короткие распоряжения:
– Смотри, чтоб полный боекомплект… Полтавец, сколоти гроб. И жести достань – обить. Чтоб щелей не было!
