Роман о любви - Сергей Пилипенко

Сделав такое умозаключение, Кларк незамедлительно передал информацию в другие участки, и на этом его миссия была пока завершена. Он вылез из машины и подошел к беседующим между собой Обрайну и Парки.

Ну, что, капитан, – обратился Парки, – что узнали?

Узнал многое и в то же время ничего. Смерть наступила часов в шестнадцать прошлого дня. Покойный был действительно полицейским и его имя указано в списке участка на Браун-стрит. Также известно, что он погиб, даже не зная за что, и то, что он это не сам сделал.

Так, так, так, – промолвил Обрайн, – дело, похоже, очень серьезное. Что будем делать?

Будем искать дальше. Ты обратил внимание на трубу, что выглядывает из-под фундамента?

– Да, нет. А что в ней особенного?

– Особенного вроде бы и нет ничего, но там я вымазался в какую-то странную липкую грязь, что пришлось отрывать ее от башмаков руками.

– Что ж, пойду, посмотрю.

– Погоди, один не ходи. Пойдем туда вместе, – и, обернувшись к Парки, сказал, – ты будь здесь. Охраняй, а заодно умойся, переоденься и наведи порядок.

– Есть, сэр, – бойко ответил тот, хотя по его виду было и так понятно, что это ему мало доставит удовольствие.

И Кларк, и Обрайн знали, что такое уборка, но виду, естественно, не подали и, добросовестно повернувшись к нему спиной, зашагали в сторону трубы…

Глава 7. Проклятие

А в это время, на другом конце города, в самом западном его районе, шла обстоятельная беседа.

В ней участвовали двое. Один из них был высоким, худощавого телосложения и, судя по манере держаться и вести беседу, скорее всего, был уголовником, нежели аристократом.

Но, как оно зачастую и бывает, внешнее всегда обманчиво. На самом деле, человек очень боялся других и только напускал на себя вид очень страшного человека.

По происхождению он был грек, но тщательно скрывал это от других и даже перекрасил волосы в белый цвет, что придало его лицу какое-то непонятное выражение блудного сына в общей людской пастве.

Как и было сказано, этот человек был худой, но за его внешней диспропорцией скрывалась полная внутренняя гармония. Голос был тихим, ненавязчивым и спокойным. Можно было бы даже отнести его к бархатному, но учитывая его происхождение – нельзя, так как он иногда все же срывался, достигая пределов весьма заурядного характера.

В целом, это был человек неуравновешенный и, практически, всегда подергивал правой частью лица. Можно было бы отнести это к нервному тику, но так как все делалось сознательно, то, само собой, отпадало.

Человек был чем-то обеспокоен. Он явно нервничал, отчего подергивание щекой становились все чаще и быстрее.

Второй, его собеседник, был вовсе не похож на человека, склонного что-то отрицать. Скорее, по виду он был еще более беспомощен, нежели первый. И если мужчина сидел, то это еще не означало, что ему в этом разговоре отдается предпочтение.

Он просто был обескуражен явным поведением своего собеседника.

Это был Иштван Медиа – известный в своем далеком прошлом убийца.

Сейчас, мужчина, молча, сидел в кресле и слушал своего бесноватого начальника, которого так окрестил уже давно.

Невозможно было определить по его лицу, что он в это время думает. Взгляд был блуждающим, ничего не выражающим.

Он смотрел на шефа, как на обыкновенную змею, которую только и нужно, что задушить и, выпотрошив, набить солью.

Пока Иштван размышлял о чем-то своем, Высокий Блондин, а это, как вы догадались, и был он, усердно объяснял ему, что нельзя просто так, от нечего делать убивать людей.

Что надо вначале слушать внимательно его личные приказы и распоряжения.

На что Иштван довольно улыбнулся и сказал:

– А я и не убиваю, а только их немножечко придушиваю, а остальное они делают сами.

Услышав это, Высокий Блондин опешил, но потом понял, что объяснять далее было бесполезно и решил, что пора просто приступать к делу.

Хорошо, давайте, мы сейчас обсудим варианты локализации некоторых личностей и освобождения их от занимаемых должностей.

Давайте, – так же невозмутимо ответил Иштван.

Итак, следуя моим указаниям, вы вчера обезоружили двух полицейских и отправили туда, куда следует. Это хорошо. Но нам этого недостаточно. Эти двое только начало на нашем пути. Необходимо устранить более крупную птицу. Это главу местного муниципалитета и двух его сподвижников, которые хотят добиться перевеса в борьбе с нами. Поэтому, в ближайшие двенадцать часов их надо устранить и дело придать огласке. Я хочу сказать, что их тела убирать не надо. Пускай думают, что мы сильнее. Это подорвет доверие к ним народа и укрепит наши позиции.

Как проводить операцию?

– На ваше усмотрение, исходя из того, что я сказал ранее. Дальше действуйте самостоятельно, – и Высокий Блондин зашагал прочь из комнаты, таким образом, давая понять, что беседа окончена и обсуждению не подлежит.

Иштван пожал плечами, повертел шеей, взял сигарету в зубы и сказал:

Когда-нибудь я и до тебя доберусь, красавчик. И с удовольствием стяну с тебя твой белый сюртук, – и тоже зашагал в сторону выхода.

За дверью, как и положено, в таких домах, стоял камердинер и почему-то довольно улыбался, чем разозлил Иштвана:

– Чего скалишься, сука, давно в морду не получал?

На что, тот покрутил пальцем у виска и покачал головой, всем своим видом показывая, что он все прекрасно понял и доволен всем тем, что у него есть.

Улыбка, правда, исчезла. Но Медиа уже шагал по коридору к выходу и не обращал на это никакого внимания.

Цель его была ясна, и он не сомневался в ее исполнении, а заодно, не сомневался в том, что ему причитается солидный гонорар и ему, как всякому убийце, совершенно наплевать на тех, кого вскоре не станет на этой грешной земле.

Медиа шел по улице и размышлял: с кого же ему начать. То ли с основного кандидата, то ли с его помощников. Не обладая достаточной степенью самоанализа, Иштван все же решил вначале начать с главного.

– Надо поискать, где он сейчас, – пробормотал он вслух и тут же огорчился.

Всякий раз, когда ему давали очередное задание, жертва почему-то ускользала из рук, и это оттягивало то вознаграждение, которое он мог бы получить уже сейчас. А оно сулило ему временную свободу и часы безмятежного отдыха в своей неуютной квартире.

Надо отдать должное Медиа, он не любил хорошо одеваться, жить в больших апартаментах и премного наедаться.

Он любил тихую и скромную жизнь. Вечерами любил слушать музыку и мечтать о заслуженном отдыхе. Это был человек дела, нежели слова. Ему не надо было повторять одно и то же по нескольку раз.

Но, когда у него что-то не ладилось, он начинал нервничать и совершать небольшие глупости, от которых, в первую очередь, страдал сам.

– Наверное, это какое-то проклятие, – думал Иштван, шагая в сторону метро.

Кобура пистолета немного оттопыривала пиджак, но Медиа не боялся этого. Едва заметив приближение полицейского, он сразу же начинал делать вид, что поправляет одежду или завязывает шнурки на ботинках.

И это довольно много раз его спасало.

В других случаях, он просто удирал, одному ему известными тропами в густых насаждениях улиц.

А, в-третьих, просто убивал, если в этом была необходимость.

Такой вот был современный убийца.

Не обремененный семьей, не тративший попусту деньги и любящий тихую спокойную музыку в своей неуютной квартире.

Медиа не любил хвастать своими подвигами и в кругу, ему подобных, просто молчал.

Наверное, он был единственным закоренелым преступником среди всей молодой братии.

Он никогда не напивался, хотя выпивал изрядно. Старался быть всегда в тени и всякий раз, когда его спрашивали о деле, он лишь сурово мычал:

– Не твое дело, щенок!

И все.

На этом его словарный запас был исчерпан.

Другое дело, когда вопрос касался женщин. Здесь он раскрывался весь.

Он любил подолгу просиживать штаны в барах и созерцать полуголых, а то и совсем голых девиц.

Ему мало доставляли удовольствия их худые спины, но он любил смотреть неотрывно на женскую грудь.

Она его зачаровывала и притягивала магнитом. Иногда он думал, что сейчас кинется на нее со всего размаху, но ум все же побеждал, и Иштван продолжал сидеть спокойно.

По вечерам Медиа ходил в гости или приводил к себе сразу нескольких подруг.

Что он с ними делал, описывать не будем. Скажем только так, что к утру, девицы выходили, едва волоча ноги, а Медиа, довольный и торжествующий, почти кричал им вслед:

– В следующий раз берите еще подругу, а то, как мокрые курицы осенью, – и закрывал дверь.

Пил он редко, но довольно умело.

Как и говорилось, Медиа мог держать себя в руках.

Но все же бывали дни, когда он уходил в подполье и напивался так, что казалось, треснет голова на следующий день.