Любовь в никогдабре (СИ) - Белозубова Ольга

Пнула себя под попу и всё же покинула безопасное пространство машины. Окинула железного друга тоскливым взглядом… Эх, уже через несколько дней у меня его не будет. Покупатель скоро переведет деньги, и прощай, верная коняшка. Но как бы ни было грустно, надо, надо! За ипотеку платить уже нечем, и людям, в чей дом папа врезался на своей фуре, уже пора выплачивать первый взнос, а еще надо на что-то жить… ведь я уже два месяца без работы.

Перед тем как ехать к родителям, зашла в аптеку с волшебным списочком и выложила практически последние деньги…

«Ничего, прорвемся!» — про себя простонала любимую Олину фразу.

— Привет, моя родная, привет, моя хорошая! — Мама всегда здоровалась бурно, вот и теперь не изменила привычке.

Обняла, звонко поцеловала в щеку.

— Пойдем, милая, я тебя чаем напою, ватрушек напекла со сливовым вареньем…

— А папа как?

— Папа спит… Пусть отдыхает, не будем его будить.

Я поплелась за мамой по коридору.

Домик у них хоть и частный, но небольшой, скудно обставленный. Всего три небольшие комнаты, но спасибо и на этом. Пока я училась в школе, такое понятие, как дом, для меня вообще не существовало. Мы частенько переезжали из-за папиной работы. Лишь после того как поступила в университет, осели здесь. Как же я тогда радовалась этому домику! Жить на одном месте было моей мечтой.

Ни тебе новых школ, ни адаптации, можно завести настоящих друзей… Давно это было. Уже больше десяти лет мы живем в Краснодаре, и подруга лучшая в наличии. Еще бы как-то справиться с чередой неудач, папу на ноги поставить, и заживем.

— Я вам тут лекарств купила… — С этими словами я стала выкладывать из сумки на кухонный стол разные цветные баночки и упаковки.

Папе теперь много чего нужно, всего без списка и не упомнить… А ведь еще совсем недавно был здоровый мужчина, ему и лет-то всего пятьдесят девять, еще жить и жить. Не передать, как мне жаль, что с ним случилась такая беда. Ну ничего, я папу знаю, он у меня боец! Встанет, точно встанет!

— Ой, да зачем ты, доченька, я бы сама пошла, купила…

Ага, пошла бы, купила бы… лекарств вместо еды. У моих родителей теперь выбор такой, с деньгами совсем туго. Раньше отец был основным добытчиком, а теперь он слег. А мама и вовсе пенсионерка. Много ли лекарств можно купить на пенсию?

— Купила и купила, — машу рукой. — Аптека всё равно по пути.

Мне так каждые две недели по пути, ведь не оставлю же родного отца без так необходимых ему медикаментов?

«А родного ли?» — вдруг прострелил кровожадный вопрос.

«В любом случае родного! Роднее не бывает!» — ответила сама себе.

Над столом на кухне висела старая фотография мамы и папы времен их молодости. Они поженились точно в моем возрасте — по двадцать восемь им было. Сколько себя помнила, эта фотография путешествовала с нами по всем домам, квартирам, куда переезжали за годы моего детства.

Папа весь такой важный, плечистый, справный. Темноволосый, как и я. И мама брюнетка, но на этом мое с ними сходство заканчивается.

«Ни единой черточки от них не взяла…» — вдруг пришло на ум.

Пока я пялилась на фото, мама поставила возле меня кружку с ароматным чаем, пододвинула блюдо с ватрушками.

— Я ведь не приемная? — вдруг вырвалось из меня.

Само, без каких-либо усилий.

Я тут же услышала, как из маминых ослабевших рук выпала кружка.

Тактично спросила, нечего сказать… Кто ж так спрашивает?

— Мам, прости… — тут же буркнула я.

А она вдруг повернулась ко мне, плюхнулась на ближайшую табуретку, взяла за руку и спросила, заглядывая в глаза:

— Ты вспомнила, да?

«Так-так… всё не так просто!» — мысленно закатила глаза я.

— Что вспомнила, мам?

— Ну как же? — всплеснула руками она. — Ты же только что спросила… Или не вспомнила? Да брось, доченька, это я глупость сморозила, не обращай внимания!

Это как это? Это что ж это? Это от моего вопроса попытались отмахнуться?

— Сказала «а», говори и «б»! — посмотрела я на нее угрюмо. — Мам, меня удочерили?

— Эх, что уж теперь… — протянула она сдавленным голосом. — Удочерили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Одно дело догадываться, другое — знать. Я словно приросла к стулу. Возникло такое чувство, словно из меня вынули душу, осталась одна пустота, которая, впрочем, довольно скоро сменилась едкой всепоглощающей болью.

Мама тем временем завела рассказ.

Скрывать не планировали, да только так вышло.

Оказалось, моя биологическая мать действительно умерла при родах, а до семи лет я прожила с бабушкой, с которой случилось страшное несчастье: она погибла в пожаре.

Но до того как погибнуть, мудрая женщина успела подружиться с соседями, моими теперешними родителями. Они меня сразу полюбили, у нас будто возникла связь на ментальном уровне.

Бабушке не пришлось их долго уговаривать, чтобы, если что с ней случится, взяли надо мной опеку. Она будто предвидела свой скорый конец, не иначе. Передала им тайком неприлично крупную сумму денег, чтобы хорошо обо мне заботились, чтобы чаще переезжали, поскольку когда-то за бабушкой охотились бандиты, и она боялась, что те будут охотиться и за внучкой.

Правда, никаких признаков охоты мама с папой не увидели, но наказ исполняли.

— Так вот отчего мы всё время жили в разъездах! — охнула я громко.

Мама кивнула, продолжила рассказ:

— Ты не думай, мы тебя и без всяких денег взяли бы, а выданные твоей бабушкой средства потихоньку разошлись. Последнюю крупную сумму мы вложили в тебя, оплатили обучение, — заявила мама. — Мы давно хотели детей, а тут ты, подарок судьбы. О лучшей дочке я никогда и не мечтала…

При удочерении, оказывается, сменили имя, чтобы замести следы, — тоже наказ бабушки. И раньше меня действительно звали Мариной. Более того, удочерили не сразу, а через какое-то время — почти полгода прятали у родни в другом городе, придумали целую историю, чтобы никто не связал «найденную девочку» с Мариной. В общем, я не запомнила деталей, да и вряд ли они теперь важны.

— Уже после того, как удочерение состоялось, и мы перебрались на новое место, случился пожар, загорелся сарай с сеном. У тебя на фоне этого случился припадок, истерика. Тебе тогда было девять, и после этого ты напрочь забыла годы раннего детства. Ну… мы смалодушничали и решили не рассказывать тебе, что ты удочеренная. Еще ты после того пожара стала жутко бояться огня, мы даже печку электрическую вместо газовой потом купили, помнишь?

— Как не помнить? — кивнула я.

Огня я боялась до сих пор, но кто же его не боится? Я научилась пользоваться газовой плитой, даже костерок на природе с друзьями вполне могу выдержать, хоть восторга и не испытываю. Но страх большого огня жив до сих пор. Вот он, оказывается, откуда — побочный эффект после смерти бабушки.

Самое главное — получается, иннифер мне не врал. И вся эта безумная история с хранительницами и зимородками — это не плод моей больной фантазии, а правда.

«Вот так да… — охнула я про себя. — А может, и не было никаких бандитов, а за бабушкой охотились инниферы?»

Очень хотелось поделиться переживаниями с родной душой, да только как тут поделишься, когда и звука выдавить из себя не можешь, стоит только захотеть поговорить о странных магах-оборотнях.

— Ты не обижайся на нас, милая! Мы тебя всей душой… Любили, любим! Ты наша! Пусть и не по крови… — говорила мама, а у самой слезы на глазах.

Как бы горько ни было признать, что твоя мама не твоя мама, а всё же не ее вина, что она меня не рожала. Зато делала всё, что могла, чтобы я была счастлива. Надо признать, у нее здорово получалось! Так что и она, и папа — самые близкие, родные и дорогие мне люди! Теперешняя моя боль не ее ответственность, мне ее надо как-то самой пережить, а у мамы и без меня забот хватает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не обижаюсь, мамуль! Ни вот столечко! — Я показала ей миллиметровое расстояние между большим и указательным пальцами.

Обняла родную душу.

Вдруг в кармане начал вибрировать телефон, да так старался, что аж почти выпрыгнул.