Следствие… Том 1 - Георгий Бурцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваше величество! Довожу до вашего сведения, что в период с весны прошлого года по настоящий момент вверенное мне для охраны ваше кастелянство перенесло немало бедствий. В июне 1428 года на земли домена вашей семьи напала банда бургундцев и англичан под командованием француза-предателя Антуана де Вержи. Жители Гре и Домреми-сюр-Мез подверглись нападению банды, которой предводительствует не менее тёмная личность де Орли. Несчастные обитатели селения вынуждены были продолжительное время укрываться в Невшато у францисканцев, сохранивших верность единственному и законному наследнику престола — вам, Карлу VI. Сейчас на землях ваших разруха и запустение. Так бандиты нанесли огромный ущерб всему, что составляло вашу собственность. Но даже в самые в самые тяжёлые дни испытаний, ниспосланных судьбой, мы продолжали думать о вас.
Государь, в вашем кастелянстве объявилась юная дева, которая утверждает, что к ней являлись святые и передали ей слова господа нашего, чтобы она пошла к вам, сняла осаду с Орлеана и повела вас в Реймс для коронования.
Мы, Роббер де Бодрикур, Бертран де Пуланжи и Жан де Мец, беседовали с ней для выяснения её личности, но она не показалась нам обманщицей или ненормальной. С ней также имел беседу ваш дядя, герцог Лотарингский Карл II и даже вознаградил её четырьмя золотыми…»
Услыхав это сообщение, Карл неожиданно для присутствующих сделал два уверенных шага к секретарю, выхватил письмо, отыскал то место, где было написано о ней, пробежал по нему глазами и, не оборачиваясь к Шартье, спросил:
— Он здесь?
— Кто? — переспросил тот. — Гонец?
— Да. Гонец.
— Здесь, ваше величество.
— Позовите.
Шартье поклонился и вышел. Тотчас вместо него в проёме двери возник фельдъегерь, которого дофин встретил вопросом:
— Она здесь?
— Да, ваше величество.
— Какая она?
— Девчонка, ваше величество… Особенного в ней ничего нет, но хорошенькая.
— Говорит она что?
— Да она больше молчит, чем говорит.
— Ну что-то же она говорит? Не заговаривается?
— Нормально говорит, ваше величество, не заговаривается. Гладко, складно. Справлялась о вашем здоровье…
— Где она?
— На постоялом дворе у Франсуа Колье.
— Ну, хорошо, спасибо, позовите сюда нашего секретаря.
— Слушаюсь, сир, — курьер вышел.
— Что прикажете, ваше величество? — спросил с порога Шартье.
— Оповестите всех членов Совета Дофинэ, что я желаю их видеть вечером за праздничным столом по случаю моего дня рождения.
— Слушаюсь.
Совет Дофинэ
Когда вечером Карл вошёл в зал, то вокруг накрытого стола уже расхаживали сенешал, комендант Шиньона и Орлеанский губернатор Рауль де Гокур; королевский духовник, прелат Жерар Маше; бывший канцлер, а ныне шамбеллан, старик Роббер Ле Масон; граф Антуан Виндом; герцог Жан Алансонский; советник Франсуа Гаривель; советник и президент Счётной Палаты Симон Шарль; коннетабль, маршал Жорж Ла Тремуйль; граф Шарль де Бурбон; канцлер королевства, архиепископ Реймса Реньо де Шартр; казначей Эдмон Рагье; придворный поэт, летописец, дипломат и советник Ален Шартье; советник Персеваль де Буленвилье; граф Бернар Арманьяк; маршал Жискар Буссак; лейб-медик Реньо Тьерри и секретарь Жан Шартье.
— Монсеньоры, — обратился к собравшимся Карл, — я пригласил вас не только по случаю дня моего рождения, но и чтобы обсудить с вами необычное явление. В кастелянстве Вокулёра объявилась дева, которая говорит, будто её послал господь Бог, чтобы снять осаду с Орлеана и короновать меня в Реймсе. Комендант-капитан Бодрикур прислал эту деву к нам. Она здесь, на постоялом дворе, в сопровождении людей капитана. Прошу вас, монсеньёры, за стол, окажите мне честь.
Старик граф де Гокур оживлённо потёр руками и прищурил чёрные, не утратившие живого блеска глаза, обвёл взглядом присутствующих.
Прелат Жерар Маше внешне не проявил оживления, но в глазах его мелькнуло беспокойство, вызванное скорее не самой новостью, а необходимостью высказать сейчас своё мнение, которое могло понравиться дофину, но наверняка не понравиться канцлеру или наоборот.
А у того на старчески бледных щеках выступил фиолетовый румянец, на шее и на лбу проступили вены, а в глазах сверкнул злобный огонь.
На полном, красивом лице коннетабля отразилась ревность; она искривила его налитые красные губы, изломала брови над глазами, полными растерянности и невыразимой обиды.
На лице Ле Масона блуждала улыбка.
Ален Шартье встретил эту новость спокойно; то ли был готов к этому, то ли разучился удивляться.
— Что скажете, монсеньёры? — подал голос Карл.
— Судя по тому, что она заявляет о себе, она намерена лично присутствовать в войсках и участвовать в боевых действиях, ведь одной молитвой — пусть меня извинят господа служители божьи — она вряд ли чего добьётся, — медленно и значительно выговорился граф де Гокур. — Не так ли?
— Наверное, так оно и есть, — ответил Карл.
— Но вы же не знаете, как поступить: принять её или нет? — опять задал вопрос дофину де Гокур.
Карл качнул головой к плечу.
— В конце концов, её судьбу мы можем решить заочно.
— Можем, если отвергнем её миссию априори, — сказал сенешал.
— Желающих помочь королю много. Их, как минимум, половина Франции! Но… — протянул канцлер.
— Но далеко не все добиваются аудиенции. Вы это хотели сказать? Да, данный случай особый — дева заявила о чрезвычайной миссии. Я не знаю, кем она послана. В конце концов, я не против того, чтобы её послал сам Бог. Но бесспорно то, что она таки может принести нам пользу, — сказал Буленвилье.
— О какой пользе вы говорите, мэтр? Мы дни и ночи проводим в молитвах, прося у Всевышнего милости отвести напасти, ниспосланные пастве, за бесчисленные прегрешения. И вдруг, какая-то девчонка возомнила себя посланницей и спасительницей. Неслыханная ересь! — вскипел архиепископ Реймса.
— Плохо молитесь, ваше преосвященство! А её появление в войсках может оказать положительное психологическое воздействие на воинские массы. О ней ходят благоприятные слухи. О ней знают. Её везде ждут. Разумеется, её миссия может быть успешной при условии её приятной наружности, — высказался Буленвилье.
— Её появление подорвёт веру в короля и основы правящей церкви, посеет недоверие к нам, священнослужителям. Паства и без того с большим трудом удерживается в лоне церкви. Народ погряз в неверии. А тут ещё девка, источник соблазна, греха, разврата и адово исчадие.
Ален Шартье в раздражении пожевал губами и мотнул головой.
— Откуда вам известно, ваше преосвященство, что она источник греха и разврата? Его величество ясно сказал: она дева! И потом, если она не та за кого себя выдаёт, а это обнаружится в её поведении, от неё можно будет легко избавиться.
— А вдруг она, действительно, послана Богом? — гнусавым голосом выдавил из себя Маше.
Канцлер свирепо воззрился на него и прошипел:
— Что вы болтаете, брат Маше? Каким ещё Богом? Перед вами не деревенский сход, а королевский совет.
С трудом, преодолевая раздражение, повернувшись к Буленвилье, Ля Тремуйль ревниво спросил:
— Вы допускаете, что она способна решать стратегические задачи, монсеньёр Персеваль?
— Нет, сир, не допускаю, хотя и не исключаю вовсе. Однако дело не в её таланте стратега. Планы военных операций будут, как и прежде, разрабатывать настоящие военачальники. Её же участие в этом деле мне представляется чисто символическим.
— Нельзя ли поточнее? — всё так же, ревниво кривя губы, спросил коннетабль.
Буленвилье шумно вздохнул, выразительно повёл глазами, сцепил с силой ладони и, отчётливо артикулируя, тоже едва сдерживая раздражение оттого, что ему приходится объяснять очевидное, ответил, не глядя на толстяка:
— Её дело — вести людей вперёд, на штурм, на приступ и быть постоянным живым упрёком тому, кто дрогнул и отступает.
— А если она не пойдёт вперёд? — подал красивый и юный голос Жан Алансонский.
Буленвилье повёл плечами и, склонив голову набок, устало и медленно, как бы сожалея, произнёс:
— Значит, она не та, за кого себя выдаёт… Во всяком случае, по-иному её миссию я не представляю.
Ален Шартье выступил вперёд:
— Её миссия может ограничиться и одним присутствием. Уже этого будет достаточно, чтобы поднять боевой дух нашей армии и повергнуть в смятение врагов.
— Но это возможно лишь в том случае, если она воплотила в себе всё лучшее и необходимое: целомудрие, истинное желание помочь королю и христианскую добродетель, — высказал своё мнение старейший советник двора Роббер Ле Масон и в ожидании поддержки обвёл взглядом присутствующих.
— Чего толочь воду в ступе, давайте её испытаем, — предложил сенешал.