В сетях интриги - Лев Жданов

Все это великолепно выполнила Елизавета-Луиза.

– Знаете ли, я сама бы лучше не сумела сделать этого! – рассказывала всем и каждому императрица, повторяя без конца повесть об успехах своей новой внучки Луизы.

То же самое поспешила написать Екатерина и своим заграничным корреспондентам, начиная с родителей невесты и кончая, конечно, Гриммом, ее «страстотерпцем» и «козлом».

С сыном и невесткой в эти дни тоже обращалась очень ласково государыня, невольно вызывая ответный отклик с их стороны.

Ясно глядели на землю небеса, весеннее солнце – и ясно, радостно шли дни в семье русской императрицы…

Двенадцатого мая выехала Екатерина в свою любимую летнюю резиденцию, в Царское Село. Дня через два туда же тронулись жених с невестой и весь их двор…

Павел с Марией и свитой еще раньше вернулись в Павловск.

Веселье, затихшее в столице, вспыхнуло с новой силой здесь, в обширном старом дворце, в садах и парках царскосельских.

Пока действительно были веселы и счастливы все главные действующие лица царственного спектакля, который поставила на удивление миру Екатерина после тридцати лет славного царствования своего.

Однако уже и теперь какие-то полутени, полузвуки, как бы идущие вразрез общей гармонии, стали постепенно прорезаться для чутких ушей, мелькали перед зоркими глазами опытных дворцовых людей.

А таких немало во всем «придворном Петербурге», составляющем добрую четверть населения всей столицы. И стало их еще больше сейчас, когда новый «молодой двор» прибавился к прежним: «большому» и «малому» дворам, к заднему дворику или «basse cour» самой Екатерины в лице ее любимой камер-фрау Перекусихиной, двух дворецких – Тюльпина и знаменитого Захара Зотова, – дуры Даниловны и других. Затем идет второй «птичник» фаворита Зубова, который с каждым днем захватывает все больше и больше влияния. Здесь первую скрипку играет секретарь фаворита, Морков, иностранцы-дельцы – пройдоха Альтести, политический агент и сводник граф Эстергази, смелый де Рибас, музыкант-итальянец Джузеппо Сарти, граф Федор Головкин, любовник старухи Шуваловой, красивый и наглый, как обычно бывают люди такого сорта. Завистливый, злой, бесстыдный лжец и остряк, он одно время даже метил сам занять «заветное местечко» в сердце Екатерины. Но та его скоро разгадала, и неудачный честолюбец ограничился ролью прихвостня у признанного фаворита, утешился ласками толстой, но влиятельной и щедрой для любовников старухи Шуваловой. Отец и сын Штакельберги – примыкают сюда же.

Французские знатные эмигранты Шуазейль-Гуфье, Дотишан, Круссоль, Ришелье и, наконец, один из знатнейших немецких выходцев принц Нассау-Зиген, за собой ведущий других немцев без меры и числа, – эти люди, богатые алчностью, старыми дворянскими хартиями и поржавевшими доспехами, но бедные «фортуной», явились без всяких предрассудков в северную столицу, зорко глядят: где потеплее можно пристроиться? И в погоне за успехом словно играют «в четыре угла», перебегая от одного двора к другому. Но в Гатчину они попадают уже только по крайней нужде, раньше постучав в более позолоченные двери и потерпев там неудачу.

Если к перечисленным дворам и задворкам прибавить штат учителей и наставников обоих великих князей, их «кавалеров» и дядек, которые, как Остен-Сакен, Протасов, Муравьев, тоже набраны из видных семейств, – получится полный состав, общий вид того, что называется «придворными кругами» столицы.

Само собой понятно, что в обычное время все эти дворы, дворики, задворки и придворные закоулки отчаянно соперничают между собою, в одиночку и целыми группами роют друг другу ямы, стараясь урвать для себя и родни побольше подачек, наград и милостей, какими щедро сыплет уж много лет державная управительница этого сложного «хозяйства» своего…

Но кроме такого явного соперничества и сплетения интересов существуют между всеми этими людьми иные, невидные, но тем более прочные взаимоотношения и тайные связи.

Люди, стоящие наружно как бы в разных враждебных лагерях, при разных дворах, все-таки взяты из одного общего круга и сословия служилых дворян и высшей знати русской. У них главные интересы одинаковы. Мало того, большинство из них в тесных дружеских и родственных связях. Старшее поколение занимало важные посты при императрице, а более юные – сыновья, дочери, племянницы и братья – находились при Павле, при его жене, сыновьях или даже при «фаворите», кто бы ни занимал в данное время это важное место, первейшее среди других придворных чинов…

Если случайно открывалось новое место или освобождалась вакансия при любом из дворов или «двориков» – «чужому» можно попасть на него только по воле всемогущего случая либо по прихоти самой Екатерины. А обычно такие места занимались «своими».

Поэтому получалась очень сложная картина, головоломный, запутанный узор непонятных взаимоотношений и конъюнктур.

По фронту обычно велась показная война, в подражание «господам».

Свита цесаревича и его супруги на глазах у последних даже не разговаривала с придворными императрицы, ограничиваясь официальными приветствиями.

А между тем в Гатчину быстро и подробно переносилось все, что говорится и делается в самом интимном кругу Екатерины. И наоборот: каждый шаг, чуть ли не каждая мысль угрюмого сына становилась известна его матери… А чтобы сделать более терпимым свое предательство, чтобы скрасить шпионство, «друзья» Павла, служащие государыне, уверяли, что шпионят за цесаревичем ради его же собственной пользы. Он-де сам вредит себе своим отчуждением от матери, своими дикими, неосторожными выходками… И чтобы остановить, исправить зло, решаются на свои доносы эти «честные друзья».

То же самое приходилось выслушивать и цесаревичу, только, конечно, по отношению к его матери… То же было и у фаворита, у великих князей, всюду и везде.

Сея ветры, мутя воду, они исправно ловили золотую рыбку, эта огромная свора придворных умных людей, и пожинали то, чего не сеяли сами: все блага мира.

Конечно, самые глубокие тайны и закулисные затеи всех этих дворов зачастую выплывали на свет Божий. Атмосфера подкопов, интриги, наносных речей и клеветы отравляла вокруг весь воздух, не давая свободно дышать более чистым и бескорыстным людям, которые порою каким-то чудом появлялись у подножия трона.

Но дело от того не менялось чуть ли не сотни лет, и только с каждым новым царствованием принимало несколько иные, более грубые или более утонченные формы, как было сейчас, в долгие годы царствования Екатерины, соединяющей в себе самые несоединимые черты сильного, отважного человеческого ума и духа.

И вдруг совершилось нечто неожиданное и крайне неприятное для бесчисленной свиты придворных шептунов, переносчиков, хулителей, доносителей и интриганов высшей воды. «Хозяева», вся семья Екатерины, как будто спаянная новой нитью – появлением Елизаветы в ее среде, зажила совсем по-родственному, без свары, без вражды и озлобления взаимного, как «Бог велел» жить всем родственникам, носящим царский пурпур или сермягу крестьянскую – все равно.

Без дела, без занятий осталось множество лиц: нельзя клеветать, некому и не на кого сплетничать… Нет случая втереться в милость при помощи наговора, урвать подачку за кстати сделанный донос… И впереди – все то же…

Всполошились многие. Лишь те, кто постарше и поумней, не падали духом. Криво улыбались только и говорили:

– И ветер дует не сплошь: с перемежкою… Отдохнет, сил наберется – и пуще людям тогда глаза порошит… Тишь перед непогодью всегда бывает. Чем больше тишь, тем грознее бурю надо ждать… да готовиться…

И они ждали… и готовились. Вернее, сами исподволь подготовляли ряд новых бурь и непогод на дворцовом небосклоне все – начиная с графини Протасовой, злой, желчной, черной, как негритянка, и распутной, как только может быть уродливая женщина, за ней чередовались дамы и кавалеры: Зубов, Шувалова и многие другие, уже перечисленные выше, свои и иноземные авантюристы и блестящие вельможи блестящего петербургского двора.

Но пока еще небо было ясно, и ласковый май, цветущий, ароматный месяц, чарует и греет усталые от зимней непогоды молодые и старые души и тела.

Однако случается, что и в знойные летние дни бушуют сильные грозы. Одна из них и разразилась над Елизаветой-Луизой в начале августа, который был особенно прекрасен в этом году.

Пришла пора принцессе Фредерике возвратиться к себе домой, в милый тихий замок на дворцовой площади в Карлсруэ. Родители настаивают на этом. И они имеют свои основания. Теперь, когда старшая сестра станет супругой великого князя российского, наследника сильнейшей державы, младшая сестра имеет право рассчитывать на самого лучшего из женихов остальных европейских династий… Каждому приятно породниться с «порядочной» семьей, хотя бы и посредством брака, дающего право на свойство, если не на кровное родство с будущим императором всероссийским.