Случаи-то всякие бывают - Светлана Бестужева-Лада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А теперь быстро уходим отсюда. Хоть на кухню. Если верить моей интуиции, гости могут пожаловать с минуты на минуту.
– А драгоценности куда же? Они способны обыскать всю квартиру, – обеспокоилась Лидия Эдуардовна.
– Вряд ли, – усомнился Никита. – Времена не те… Однако… Береженого, как говорится, и Бог бережет. Пусть кто-нибудь из дам спрячет пока в… то-есть, пардон, за корсаж! Туда-то уж точно не полезут.
Лидия Эдуардовна так и поступила. Но потом почему-то раздумала и передала маленький сверток мне:
– Спрячь ты, деточка, ты помоложе и в эту стародавнюю историю никаким боком не замешана.
Ирина наблюдала за происходящим с какой-то неприязнью. Не без определенного, правда, интереса.
– И только подумать, что именно эту квартиру описывал Булгаков!
– Где? – встрепенулся Никита.
– В «Собачьем сердце». Ну, пойдем наконец ко мне! Я устала, а тут еще эти вечные детективы…
– Почему вечные? – не унимался Никита, но Ирина не ответила и пошла по коридору к себе. Никите ничего не оставалось, как сделать общий полупоклон и отправиться вслед за нею.
Пришли через два дня, но не с обыском, а как бы для беседы, – двое в штатском с соответствующими удостоверениями. Дома были только мы с Лидией Эдуардовной. Вежливые до приторности мужчины объяснили, что «поступило заявление» от находящегося в данный момент под стражей гражданина Пименова о том, что он желает сдать государству ценности, оставленные им в данной квартире. Тайник он указал, так что…
Лидия Эдуардовна только покачала головой:
– По-видимому, он, если и жил здесь, то до войны. Я в этой квартире с 1941 года. А покойная хозяйка той комнаты, где стоит буфет, всю жизнь прожила в бедности, так что, скорее всего старик по старости лет несет ахинею. Впрочем, проверяйте, господа, работа ваша такая.
«Господа» проверили. Тайник открыли мгновенно, распаковали сверточек и явно огорчились. То, что им, судя по всему, описывалось как «драгоценности», оказалось дешевейшей бижутерией, да еще чуть ли не полувековой давности.
– Я же говорил – врет, – вполголоса заметил один из визитеров.
– Проверить все равно надо было, – так же вполголоса отозвался другой. – В этих дореволюционных домах то и дело сокровища находят…
Вечером Ирина снова пришла с Никитой. Выслушав наш рассказ, он необыкновенно воодушевился.
– Вот и все, теперь вас никто не тронет. Живите спокойно, милые дамы. А чтобы вас и в дальнейшем ничто не тревожило, хочу сообщить: сегодня я сделал предложение Ире, и мы с ней теперь – жених и невеста. Надеюсь, вы разрешите мне переехать сюда до свадьбы. А то прописка есть, квартира есть, а жить негде.
Возражений, разумеется, не было, поздравлений же посыпалось множество. Но они быстро прекратились: Елена Николаевна, последнюю неделю переживавшая «тихий период» и безвылазно сидевшая в своей комнате, вдруг распахнула дверь и с воплем «Костенька!» кинулась к ошеломленному Никите.
– Я не Костя, вы обознались, – попытался он освободиться из цепких объятий. – Я вообще только родился в тот год, когда ваш сын пропал без вести…
Но безумная женщина его явно не слышала. Она обнимала Никиту, гладила его по голове, плакала, шептала какие-то молитвы. И наконец обессиленная сползла на пол в глубоком обмороке.
– Надо бы «скорую» вызвать, – отдышавшись, сказал Никита. – Похоже, Ира, ты верно оценила свою квартиру. Скучно здесь во всяком случае не будет!
На следующее утро Елена Николаевна подкараулила несчастного Никиту в коридоре, затащила к себе в комнату и там довольно громким шепотом сообщила, что все поняла. Конечно, нельзя было возвращаться на Родину под своим именем: НКВД тут же обнаружило бы его и отправило в застенки. Она мать, она понимает, что он вернулся, несмотря на смертельную опасность, только чтобы увидеться с нею. Для этого он и придумал жениться на соседке. Умно, никто ничего не заподозрит. Она, Елена Николаевна, никому ничего не скажет, ей только видеть его и знать, что он жив-здоров. И еще – она за эти годы скопила для него немножко денег, пусть возьмет. На свадьбу понадобится да и вообще… А она теперь может спокойно умереть, наглядевшись на своего любимого сыночка.
Финал разговора оказался вообще потрясающим. Елена Николаевна полезла под кровать и выползла оттуда с каким-то газетным свертком. Уже в своей комнате окончательно обалдевший Никита развернул бумагу и увидел… пачку денег. Пятьдесят тысяч, как выяснилось, причем дореформенных, имевших хождение в стране с 1947 по 1961 годы.
Ирина была просто в шоке. Если до сих пор в общем-то совершенно безобидная сумасшедшая начнет откалывать такие номера, то на семейной и личной жизни можно поставить большой и красивый крест. Ни один нормальный мужчина не выдержит такого «приданого» и, разумеется, сбежит.
– Понимаешь, – шепотом жаловалась она, сидя как-то вечером у меня в комнате, – Никита вообще человек непредсказуемый. Он может сорваться в командировку, о которой еще два часа тому назад и речи не было, и пропасть на неделю, а то и две. А может сутками сидеть над каким-нибудь сценарием или статьей, и тут его лучше не отвлекать и вообще не мешать ему. В личной жизни – полная неразбериха: от первой жены он ушел давно, но развелся только что. Там остался сын, второй сын у него от женщины, которая замужем за другим. Квартиру он оставил первой жене, прописан у матери, ждет свою квартиру. И еще – только это, Регинка, никому – он только формально работает на телевидении, а фактически он – контрразведчик. Подполковник. Поэтому с отпусками всегда безумные сложности: то там не отпускают, то здесь отпуска не дают.
– Семейная жизнь у тебя, похоже, будет интересная, – хмыкнула я. – Ты просто какой-то специалист по незаурядным личностям. А попроще тебя не устраивает?
– Где же на всех простых взять, нужно кому-то и со сложными жить, – отшутилась Ирина. – Зато он прекрасно чувствует живопись, вообще хорошо разбирается в искусстве. А главное – я его люблю.
– А он тебя?
– А он мне в любви признался при первой встрече.
– Прямо подошел к тебе на улице и сказал: «Девушка, я вас люблю. Как вас зовут, кстати?». Да?
– Не язви. Мы познакомилась в мастерской у моей приятельницы – скульптора. Она – ученица Эрнста Неизвестного, феноменальной красоты женщина. Настоящая персидская княжна. И, по-моему, к Никите неровно дышит. А он весь вечер от меня не отходил, потом пошел провожать и у самых дверей сказал: «Я вас люблю»…
– И прослезился…
– Да что ты сегодня такая злая? Он тебе не нравится?
– Может, потому и злая, что немного нравится. Не сердись, Ирка. Просто иногда обидно, что меня никто не пойдет провожать и никто не скажет, что любит. Даже не при первой, а при сто первой встрече. Зависть это, подруга, зависть. И не к тебе, а к здоровым людям.
– Я понимаю, – тихо сказала Ирина. – Я иногда тоже это чувствую, когда вижу женщин с детьми…
Однако при всей непредсказуемости и таинственности Никита, похоже, не собирался бежать из «странной квартиры». Наоборот, начал обустраиваться в ней всерьез. Несмотря на ожесточенные протесты будущей жены перетащил в ее комнату практически всю обстановку из комнаты покойной Марии Степановны, а перед этим сделал там косметический ремонт. То есть не сам, конечно, а нанял двух мастеров, которые за несколько дней превратили огромную, запущенную комнату во вполне приличное жилье. Перевез откуда-то несколько ящиков книг. И наконец повесил на стену картину – черно-белый печальный Арлекин, – про которую небрежно сказал:
– Малоизвестный художник, но талантливый. И создает настроение…
Потихоньку решился вопрос и с найденными драгоценностями. Их поделили не столько по справедливости, сколько по соображениям практичности. Обручальные кольца – жениху и невесте, жемчужное ожерелье – тоже Ирине, как «коллективный подарок соседок» на свадьбу. Колечко с бриллиантиком – мне, а серьги – Лидии Эдуардовне, несмотря на ее протесты.
– Нужда заставит, не дай Бог, будет на что прожить, – сказал Никита, закрывая «дискуссии». Надо что-то иметь про запас на черный день.
– На черный день у меня есть колечко с изумрудом, – неожиданно для себя самой сказала Лидия Эдуардовна.
И рассказала, как ранним октябрьским утром сорок первого года, возвращаясь с Лубянки после чудесного избавления от ареста, нашла на Тверском бульваре колечко и посчитала это счастливым предзнаменованием. И как потом обнаружила вместо дома, где жила, – руины от бомбежки…
– А моя мама потеряла колечко в октябре этого же года, – задумчиво сказал Никита, выслушав рассказ «княжны». – А где, как – сама не помнит. Ночь, спешила в бомбоубежище, я у нее на руках, годовалый…
– А где вы тогда жили?
– На углу Качалова и Алексея Толстого, такой дом-утюг.
