Мысли и размышления - Митрофан Глобусов

Но мы к ним все равно теперь лучше относимся. И это понятно. Одна холодная война закончилась, а другая не началась, хотя и носится в воздухе дьявольский запах нового термоядерного противостояния. А что касается того, почему мы всегда были, есть и будем выше их по нашей нравственной составляющей, то даже в этом проявляется безудержный американский размах, который теперь все чаще декларируется как наше отечественное достижение.

Свинг

В подземном переходе сунули мне журнал «Свинг». Что такое? У меня просто огромный словесный запас, а этого не знаю. Оказалось — предлагают идти в закрытый ночной клуб и меняться мужьями и женами. Для секса. Даже разнузданного. С явственным оттенком порока.

Идея не так уж плоха. Своя жена мне исключительно надоела. Столько лет вместе. От рассвета до заката. То есть, от петухов до пения похотливых котов. Кушаем вместе. Гуляем вместе. Спим вместе. Говорим вместе. Иногда я готов ее убить. Но я гуманист. Держу себя в «ежовых рукавицах».

А вот поменяться? Вдруг туда придет грандиозная цаца? В клетчатой юбчонке. Ножки от ушей. Высокая и вольная грудь. С блудливой улыбкой.

Ай, хорошо!

Одно смущает…

Я вот мужчина еще хоть куда. Казанова отдыхает. Фаллос — Александрийским столпом. Но будет ли свинговать, то есть котироваться моя супруга? Уже вид не товарный. Легкая потрепанность. Походка в раскоряку. Нет одного зуба.

Тут с кондачка не решишь… Надо скрупулезно обмозговать.

А вот завтра о свинге и поговорю с женой.

Доллар и рубль

Никогда не задумывались, почему доллар вечно зеленеет, а отечественный рубль уж который год бьется в падучей?

А дело — в изображении.

На банкнотах США — полновластные президенты. А у нас какие-то дамбы, кони, кораблики.

Надо поместить на банкнотах самого уважаемого человека. Президента? Нет! Премьер-министра? Мимо!

Тут нужен носитель всероссийского духа.

Скажем, мой бы портрет весьма подошел.

Экономика России, уверяю вас, сразу бы пошла в гору.

Страна подо мной

Не согласен с утверждением, что такие люди, как я, не чувствуют страны под собой. Еще как чувствуют! У себя дома, на улице, в ЦПКиО, в магазине. Пишущий человек вообще обязан всё острее чувствовать, чем не пишущий. А тем более я. Я вот как выйду на свой балкон, так сразу и начинаю ощущать. Все девять часовых поясов. Вижу по утрам, насколько далеко от меня восход солнца, какие уникальные природные ресурсы находятся на всей площади этой уникальной страны. Но кажется мне, что несколько она великовата, и никому еще не удавалось обозреть ее всю: дохлое дело! И управлять такой махиной ни одна еще сволочь не научилась. Лучшие люди брались и шеи себе посворачивали. Где эти люди теперь? Кто помнит о них? Ну, и милиции слишком много. Я понимаю: в такой огромной стране должно быть много милиции. Но для чего лупней таких понабрали туда? Кто разрешил? И почему лопухом и крапивой столько земли поросло? Кто теперь будет косить? И для чего так воруют? Кто им право давал? Куда они деньги девают? Куда такие бабки всаживают? А так, во всем остальном, страна для меня самая лучшая. Я чувствую эту страну круглосуточно и должен непрерывно думать о ней. Но все-таки лучше о людях. О них, по-моему, не думает никто, и кажется мне, что не нужны они никому, кроме себя… и меня.

Почему бараны не играют в футбол

Действительно, почему?

И вот что я по этому поводу думаю.

Бараны не сражаются в футбол, но это вовсе не значит, что они не хотят или, тем более, не умеют играть.

И хотят, а умеют презамечательно.

В прошлом веке то там, то сям можно было увидеть на зеленой лужайке разбившихся на две команды баранов.

Гладкошерстные обычно бросали вызов волнистошерстным.

Играли изумительно.

Многие игроки нашей команды, состоящей сплошь из хомо сапиенс, приезжали спецрейсами к баранам на стажировку.

И не жалели об этом.

Бараны точно и сильно бьют с любой ноги, будь то правая передняя, левая передняя, правая задняя или даже левая задняя.

Причем бараны умудрялись своими копытцами так подкручивать мяч, что тот летел не по дуге, а по совершенно немыслимой траектории.

Бараны голкиперы — это отдельный разговор.

Они бросались на мяч с самоотверженной прыгучестью снежного барса.

Лев Яшин плакал навзрыд, со светлой завистью наблюдая за поразительной игрой бараньих голкиперов.

Еще характерная деталь. Бараны весьма корректны, никогда не нарушают правил. Хотя бараны слегка и близоруки, они никогда не оспаривают мячи, которые, то ли пересекли, то ли, не пересекли кромку поля. А если баран нечаянно лягнет барана, то обязательно извинится, или даже предложит материальную компенсацию.

Одним словом, в футболе бараны были короли. И много мировых наград, главная из них «Золотое руно», хранится за бронированным стеклом исторического музея.

Все неприятности начались с ведения в футбольную баранью игру ворот.

Раньше они попадали меж двумя специально отполированными бараньими шкурками валунами.

Ворота произвели на баранов просто ошеломительное впечатление.

Играя, они стали поминутно оглядываться, любуясь на свои ворота.

Кое-кто из самых впечатлительных баранов подходил к штангам, терся о них боком, а иногда и вовсе целовал их.

Все бы хорошо, но когда во втором тайме нужно было поменяться воротами, начиналось невообразимое.

Бараны напрочь забывали об игре.

Они подбегали к своим новым воротам и, чуть лупоглазо выкатив очи, долго, почти не мигая, смотрели на них.

Об игре забывали напрочь.

Даже сам бараний судья, хоть и крепился, призывно посвистывал, но и сам, в конце концов, подходил к одним из ворот и с тупым любопытством глазея на них.

Во время одного из таких казусов футбольный фанат гневно обронил: «Пялятся, как баран на новые ворота».

Так появилась поговорка.

Поговорка-то появилась, а о бараньей футбольной игре пришлось забыть.

Хотя, поначалу, хотели прибегнуть к хитрости, и отменить ворота.

Но бараны все равно сбивались в кучку, восторженно блеяли, вспоминая какие новые ворота были в прошлые игры.

Замечательно, что у людей этого гипнотического пристрастия к воротам нет. Хотя прецеденты и среди них случаются. Но хронического стопора, как у баранов, к нашей радости, пока не отмечалось.

Дети подземелий

Вчера в подземном переходе мне никак не давали пройти. Две девицы с протянутыми шапками. Требовали денег. А за что? За истошные звуки, которые в дрезину пьяный детина исторгал на пиле.

Не дам ни копейки!

Если уж ты решил подзаработать, то играй на благородном инструменте. На скрипке, например. На худой конец, на электрооргане.

А выпендривающимся на пиле я резко говорю: «От винта!»

Моя фамилия

У кого-то фамилия Петров, у кого-то Сидоров, Мафусаилов, Хряпов…

У меня же — Глобусов.

Чувствуете космический размах? Бездну?

Поэтому я, не жалея живота своего, творю гениальные романы. А Петровы и Сидоровы прочищают канализацию, ловят дроздов, стригут пуделей. И не надо себя укорять. Так карта легла.

Черная вдова

Женщины за сорок напоминают мне обветшавшие общественные здания.

Поделился этим тонким наблюдением с супругой. Вызвал ее неожиданный гнев.

Срочно сел за комп. Надо познакомиться с женщиной. Для утешения.

Нашел почти тут же. Зовут — Любушка. Богатая. Очень! Вот она на сафари охотится на львов. Вот ловит на донку пираний. И т. д.

Любушка пригласила к себе в гости.

Приехал. Домина у нее на Рублевке. Забор десять метров. Псы-убийцы сидят на злаченой цепи.

Проводит в свои хоромины. И тут я обмер! На стенах, в виде охотничьих трофеев, приколочены головы мужчин. Лысые и в поэтических кудрях. Брыластые и субтильные. И т. д.

— Кто такие? — спрашиваю, выбивая зубами «Танец с саблями» ныне покойного композитора Арама Хачатуряна.

— Мои бывшие мужья. Все банкиры.

— Так вы черная вдова?

— Ну, конечно…

Дорогие друзья, я тотчас покинул эти чертоги. Еле унес ноги.

Не хочу я висеть на стене! Хоть я и не банкир. Мне еще жить да жить…Книги писать, наконец.

И теперь моя любимая поговорка такая: «Сорок пять — баба ягодка опять». Слова эти супруге моей очень нравятся.

Девушка с кривыми ногами

Не ту главу в романе написал, герой дико запил, мясорубка сломалась. Привычный мир с треском рушится, и я оказываюсь вне родных стен, среди совсем других женщин.

Я понимаю — и отдаю себе в этом полный отчет, — что там, куда я попадаю, девушки с кривыми ногами приятней и нежнее всех прочих девушек, у которых ноги либо прямые, либо не настолько откровенно кривые, как у моей новой знакомой. А у моей новой знакомой ноги очень кривые и тонкие, как самодельные удочки. Это поразительно для меня сексуально. Я вот однажды с ней просыпаюсь и вижу эту девушку с кривыми ногами, и так мне от этого на душе сексуально, что хочется сразу этой девушкой овладеть. Она не против. Она говорит, что ждала, когда ею овладеет такой модный и духовный человек, как я. И я ею овладеваю, и время для нас обоих сжимается, и пространство тоже сжимается, и весь вещный мир перестает что-либо значить, и мы с ней оказываемся на полу в долгом и сладостном процессе овладевания друг другом. Она — мною, я — ею. Да, именно на полу, а не на кровати мы как бы проходим сквозь самих себя, сквозь наши физические тела, и попадаем на тот уровень, где находятся наши души. Кричим мы при этом так же громко и заунывно, как звери в темном лесу. Потом мы кончаем. Она в меня, я в нее. Судорожно и забойно. Кончив, мы продолжаем лежать, словно мертвые, и она долго ничего не говорит, а потом говорит, что еще ни разу в жизни так живо, мощно, яростно, так сильно не кончала в меня. И я ей откровенно говорю, что и я тоже не кончал в нее так живо, мощно, яростно и сильно. Полежав как мертвый еще какое-то время на полу, я добавляю, что это, наверное, потому, что ноги у нее такие кривые, какие трудно даже вообразить. И она соглашается с этим. Она говорит, что да, это так, и ей от этого хорошо, и жить дальше ей хочется, и даже ребенка от меня родить не слишком большого, но симпатичного. А что касается меня, то ей во мне больше всего нравится, что у меня ноги прямые и ровные, как придорожные столбы. Они-то удачно и контрастируют с отчетливой кривизной ее ног. А во всем остальном мы с ней — единое целое. И пусть она навсегда такой и останется — моей новой девушкой с кривыми ногами!