Великан на дороге - Василий Головачев

Границу, вдоль которой расположились испускающие огонь "грибы", они проехали безо всяких эксцессов. Ионизация пошла на.убыль, красные огни индикаторов побледнели, Корабль вырастал в размерах. Без отверстий, щелей и мелких деталей серый монолит, он был суров и молчалив, он походил на монумент, на гигантский памятник самому себе, на гору мертвого металла, застывшего невысоко над почвой... Вот такие сравнения лезли р голову Грехову.

Но корабль не мог быть мертвым, он был обязан быть живым, стон его повторялся каждые полминуты: "...Внимание! Выбрасываю.", молчание, шорохи, скрежет, и снова тот же стон или вскрик, повторяемый автоматом, теперь Грехов в этом не сомневался.

До корабля оставалось меньше полукилометра, они все пытались понять, почему он виден как сквозь слой толстого стекла, как вдруг "стекло" это вспенилось и разлетелось в стороны белыми нитями разной толщины. Нити оказались свернутыми в рулоны "паутинами", они вертели карусель вокруг корабля со скоростью, в результате которой "размазывались" до невидимости. Они сделали одинаковый пируэт в воздухе, развернулись и зависли над кораблем лесенкой, одна над другой, самая первая из них, словно почуяв приближение чужаков, вдруг медленно поплыла к ним и накрыла слабой ажурной тенью. И снова повторился поразительный, сопутствующий появлению "паутин" эффект: "внутри" Грехова забились, защептали неясные человеческие голоса, он ощутил давление извне на виски, сменившееся покалыванием в затылке, а потом по всей голове. Показалось, что видит он зыбкие прозрачные контуры каких-то предметов, цветные сполохи, накладывающиеся на них, и что-то еще огромное и неразличимое, как омут, в который упал танк. Он сделал усилие, и видение растаяло, только шепот не исчезал и щекотно покалывало кожу на затылке, что было даже приятно. .... Мимо них проплыла еще одна громадная, "сеть", горб которой опустился низко над почвой. Пришлось взять в сторону, чтобы разминуться с "сетью" на приличном расстоянии. Местность заметно понижалась, танк спускался в глубокую воронку, центр которой, по расчетам Грехова, должен был нaходитьея где-то почти под кораблем. Почва воронки была странного рыжего цвета, будто всю ее покрыла ржавчина, ничего примечательного на ней не располагалось. Грехов собрался увеличить скорость, и в этот миг его словно вывернуло наизнанку. А когда он очнулся от непонятного забытья, оказалось, что танк карабкается вверх по склону воронки, совершенно диким образом повернувшись к Звездолету кормой.

Товарищи выглядели так же потерянно, как и он, и это обстоятельство позволило Грехову сделать вывод, что метаморфоза произошла со всем танком, а не только с ним одним.

- Поворачивай обратно. Попробуем еще раз.

Грехов повернул "Мастифф", на малой скорости покатил вниз, и примерно в том же самом месте властная, но мягкая рука повернула его с ног на голову, подержала и опустила. Танк снова оказался повернутым кормой к кораблю. Они попробовали подойти к нему в другом месте, в третьем, и всюду их ожидало то же самое: непостижимым образом танк оказывался развернутым на сто восемьдесят градусов по отношению к направлению движения. Их не пускали к кораблю. Кто - неизвестно, но способ был настолько прост и красноречив, что не понять его было невозможно.

В последний раз повернув машину, Грехов остановил ее у огромной дыры, уходящей куда-то в недра планеты. Моторы умолкли, и стало очень тихо. Только перед глазами все еще плыло, будто они продолжали двигаться.

Три часа пролетели в безуспешных попытках приблизиться к кораблю на расстояние ближе, чем те несчастные сто метров, которые им осталось пройти. Дошло до того, что Сташевский при молчаливом согласии Молчанова испробовал на невидимой, вывертывающей наизнанку стене все виды оружия танка вплоть до тиамата. Разряды лазеров и деформаторов поглощались этой средой бесследно, а луч тиамата, видимый дрожащим голубоватым струением атомного распада, вызвал цепочку ярких зеленых вспышек в висящих этажеркой над кораблем "паутинах". Там, вверху, поднялась тихая паника, "паутины" поломали строй, заколебались, но к ним присоединились свободно плавающие неподалеку собратья, и положение стабилизировалось. На тихий шепот в ушах Грехов уже не реагировал, только иногда ловил себя на других явлениях: то глох беспричинно, то все предметы начинали казаться ему искривленными или плоскими, иногда мутнело зрение. Одно только спасало и отвлекало - он был занят работой. " Перейти магическую границу "перевертывания" они так и не смогли. Радио и телезапросы оставались без ответа, словно вязли в стометровом слое прозрачного, по меркам Тартара, воздуха. Теперь и висение земного звездолета в полусотне метров от почвы их не удивляло, хотя порой Грехов механически задавал себе вопрос: каким способом можно поддерживать почти миллион тонн без ощутимых затрат средств и энергии?..

Светило склонилось к горизонту, наступил тот вечерний час, когда лучи его скользят параллельно земле, воздух кажется заполненным алым туманом и все предметы в нем невесомыми.

Небо потемнело, приобрело сходство с малахитовым куполом, который портили снующие в разных направлениях "паутины".

Они решили ждать ночи у корабля, чтобы сообщить на Станцию о положении дел. Предпринимать что-либо без решения научного Совета остерегались, ибо, как выразился Молчанов, "это чревато последствиями, в результате которых мы не смажем наблюдать собственные похороны".

Сташевский настоял, чтобы они поужинали, что и проделали с охотой.

- Желудок есть устройство, - объявил с полным ртом Диего Вирт, предназначенное для постоянного напоминания человеку о бренности его тела.

- Существования, - уточнил Грехов.

- Тела.

- Существования.

- Ну хорошо, существования. Какое это имеет значение? Хихикайте, если больше ничего не умеете, как сказал мудрец.

- Так его, - одобрительно сказал Сташевский, собирая посуду. Грехов показал Диего, кто он есть, и, так как делать было совершенно нечего, начал пытать Молчанова вопросами.

Отвечал коммуникатор довольно охотно, и за какой-то час Грехов узнал о Тартаре немало нового, с удивлением обнаружив, что и Сташевский и Диего Вирт с одинаковым вниманием слушают рассказ. Молчанов говорил о первых планомерных экспедициях на поверхность планеты, о том, как многие вездеходы и летательные аппараты землян пропадали без вести и некоторые из них находили потом в космосе, за пределами атмосферы Тартара, будто вынутые из-под пресса - так они были разбиты и расплющены. О том, как взрывались некоторые десантные корабли, успевая, как правило, передать, что встретились с роем любопытников. О том, как люди стали осторожнее, перестали отправлять экспедиции на летающих машинах," потом и совсем перестали выходить из кораблей, посылая одни автоматы. Но и автоматы исчезали. Планета казалась населенной настолысо агрессивными обитателями, что вмешался спецотдел УАСС н запретил вообще посадки на планету. Ученые вынуждены были довольствоваться только зондами-автоматами и наблюдениями с безопасных орбит: ни "паутины", ни любопытники, ни пластуны и таж называемые "серые призраки" никогда не выходили из границы ионосферы Тартара, за исключением тех случаев, когда "паутины" выбрасывали в космос закапсулиреванные ядерные взрывы.