«Совок» - Вадим Агарев

- Ты все равно сейчас на моей земле живешь, там и затаримся, – успокоил меня Вова. – Здесь нам ничего, кроме хлеба и кильки в томате не обломится, – он мазнул взглядом по вывеске «Продукты», – А на своей территории нас голодными не оставят! – солидно заверил меня мой татарский друг.

И действительно, выходя из полуподвального магазинчика на углу улиц Свободы и 22 Партсъезда, Нагаев держал объемный пакет, который он тут же сунул мне в руки. Косить под немощного я не стал и пакет принял.

- Давай, сам неси, я в форме, мне не положено! – ухмыльнулся участковый коррупционер. – Держи чек, с тебя двенадцать рублей. – Вова протянул мне длинную узкую бумажку с мелким нечитаемым шрифтом синего цвета.

Поскольку ключи Нагаев мне еще не вернул, то к своему временному жилью я двигался в его кильватере. Я пытался вспоминать дорогу и все, что связано с окружающим пейзажем. Сосредоточиться мешал сверток. После скудных больничных харчей, запах из пакета сводил с ума. Время было еще не обеденное, но мне уже хотелось распотрошить колобуху с вовиной добычей.

Я резал хлеб и сыр, пока снявший китель и рубашку Вова колдовал у плиты.

- Надо Черняева подтянуть, он по поселку раскладом владеет. Помнишь его? Не отрываясь от плиты, скосил на меня взгляд мой добычливый друг.

- Нет, не помню, – я отрицательно покачал головой. – Я вообще, мало, что помню. Боюсь, как бы не нагнали меня со службы, друг мой Вова, за это мое беспамятство! – не стал я притворяться нормальным и вводить товарища в заблуждение.

- Юра Черняев, он же Чирок, дважды судимый, работал на мясокомбинате. Развозил продукцию по магазинам. Недавно что-то там крысанул и его оттуда поперли. Порвали бы Чирка, но кто-то его кроет. Все это, кстати, ты же мне и рассказывал, от тебя эта информация. И я думаю, ты не все мне слил.

Вовка поставил на стол сковороду с обжаренными сосисками, залитыми яичницей, а я открыл литровую банку с маринованными огурцами, которую нашел в холодильнике. Интересно, моя эта банка или локтионовская?

Не велик кулинар мой друган, но яичница с сосисками после больничной манной каши на воде и жидкого молочного супа с вермишелью показалась мне вполне достойным деликатесом. Я бы и один всю сковороду подчистил.

- Завтра суббота, я Толика Еникеева подтяну и зайдем в гости к Чирку. Толик, если что, это твой внештатник. Помнишь Толика? – напарник смотрел на меня с надеждой и даже жевать перестал.

- Помню, здоровый такой. Он рыбак и охотник, на четвертом ГПЗ шоферит. Мое лицо непроизвольно расплылось в довольной улыбке, и Вовка тоже облегченно заулыбался. Как ни крути, а идиот в милицейской форме, это все-таки стремно. Форменный идиот милицейский, это гораздо хуже, чем форменный м#дак гражданский. Потому, как милицейскому форменному идиоту, кроме формы доступен пистолет. А ведь я действительно вспомнил здоровенного парня с добродушным лицом. Как вспомнил и то, что ГПЗ №4, это государственный подшипниковый завод.

Глава 6

Частный дом гражданина Черняева располагался в самом конце улицы с неромантичным названием Прожекторная. Уазик «буханку», на котором мы приехали в поселок, пришлось оставить у проходной мясокомбината. Подъезжать к дому потенциального источника информации, из-за давно уже впитавшихся в мозг оперских рефлексов прошлой жизни, я посчитал категорически невозможным. А оставлять автомобиль за углом было верхом безрассудства. Толик заверил, что уже через полчаса на нем отсутствовали бы колеса, аккумулятор и все навесные агрегаты, включая стартер, генератор и далее по списку. Он был прав, на «мясухе» такого небрежения к сохранности мало-мальски ценных предметов не прощали.

Из-за черняевского забора был слышен пьяный гомон, доносящийся из открытых форточек. Прислушавшись к невнятному шуму, я понял, что культурный отдых с картишками и в дамском обществе там сейчас в самом разгаре. Стало быть, сегодня интимного разговора с Чирком не получится. Зря только ноги били, можно было подъехать к черняевскому шалману с шиком на авто.

В калитку мы стучались минут десять. Забор надежным не выглядел и именно поэтому лезть через него никому не хотелось. А вот ворота и калитка были крепкими, ногой их не вышибешь. Наконец-то дверь дома открылась и басовитый мужской голос с крыльца невежливо поинтересовался, какого хера нам здесь надо. Эвон, как! Вопрос и сам по себе был сформулирован некорректно, а с учетом того, что Вова Нагаев был в форме, то и вовсе прозвучал в высшей степени неуважительно. Надо было реагировать должным образом.

Не знаю, как в этой жизни вел себя мой донор, но в той реальности я такого хамства подучетному элементу не прощал. И дело тут совсем не в моей гордыне, которая почему-то у православных считается грехом. Начиная с детских лет, проведенных на улице, потом в армии и на службе в РУБОП в эпоху девяностых, я накрепко усвоил ряд основополагающих принципов. Один из них гласит, что если тебе плюнули на ботинок и ты этим ботинком не соприкоснулся с лицом плюнувшего, то уже завтра тебе неизбежно обоссут штанину, а то и обе. То обстоятельство, что вовин ботинок был форменный, данную ситуацию только усугубляло. И усугубляло кратно, потому что ботинок был не просто форменный, а еще и милицейский.

Пора приводить охамевшего утырка в чувство. Вежливость по отношению к этой уголовной шушере всегда воспринимается ею как слабость. А слабым выглядеть мне надоело. Я уже был слабым. Почти целый месяц. И как раз из-за такой вот публики. У меня зачесались не только шрамы, но и кулаки.

- Тебе, Чирок, минута, чтобы открыть калитку, иначе я все свои дела брошу и сосредоточусь только на тебе! И к хозяину на третий срок ты уедешь уже через месяц. Через месяц, это максимум, Чирок, но думаю, что я раньше управлюсь!

Рассудительная созерцательность мудрого взрослого мужика уступила место раздражению мента юного, того, который со взором горящим. Хамство этого оборзевшего босяка помножилось на противный зуд