Имя этой дружбы – поэтическое братство - Анна Тоом

Медный всадник. Работа П.Г. Антокольского. Середина 1960-х106. Аппликация. Цв.тушь, гуашь, цв.бумага, фольга. Хранится в фондах Литературного музея им. А.С. Пушкина, Вильнюс

Исторической основой «петербургской повести» (так назвал её Пушкин) стало произошедшее 7 ноября 1824 года наводнение, самое глубокое и разрушительное за всю историю северной российской столицы107. Во время морского прилива река Нева разлилась, и утонули, пропали без вести тысячи людей. В стихотворении Антокольского о том трагическом событии напоминают улицы-разливы.

Увлечённый строительством российской столицы («В Европу прорубить окно / Ногою твёрдой встать при море»108), император Пётр I не думал о той угрозе, которой подверг жителей, в особенности – бедную часть населения, живущую в низине. Он был озабочен могуществом России как государства, но игнорировал интересы простонародья. В конце концов, то, что имело военное значение для державы («Отсель грозить мы будем шведу»109), обернулось несчастьем для её собственных граждан.

Уже в юности большой поклонник Пушкина, Антокольский вслед за своим кумиром возвеличил Петра Первого, спроецировал его на все эпохи. У него Пётр и сегодня жив, оттого и «вспоминает» пригрозившего ему несчастного безумца из следующего столетия.

«Но пусть хоть вечно останется жив, – как бы говорит Антокольский вслед за Пушкиным, – кулак, обращённый к нему, тоже вечен».

Этой мыслью о неизбежном возмездии – «Ужо тебе!» – и заканчивается стихотворение. Пётр Великий покорил природу, заложив столицу российского государства «при море», и в результате жители Санкт-Петербурга по сей день расплачиваются за грандиозность государевых строительств, страдают от разрушительных наводнений. Николай I не пожелал диалога с декабристами: казнил их, сослал в Сибирь, заточил в казематы, – а через сто лет пришли другие бунтари и без всяких переговоров попросту расстреляли Николая II и всю его семью110. Едва ли предвидели декабристы, мечтая о революции, что она будет направлена против них же, но когда она наконец грянула в октябре 1917-го, началось тотальное истребление российского дворянства. За всё приходит расплата.

Княгине Е.П.Тархановой

Февральская революция, как пишет Антокольский, вломилась к ним – ворвалась, круша всё на своём пути: и её опущенный штык – знак готовности к бою, и полки движутся под вой музыки. Вой, плач бывают слышны не на празднествах, а на похоронах. Антокольский написал своё стихотворение весной 1917 года, когда последствия Февральской революции ещё были неочевидны. Цветаева же услышала его поздней осенью 1917-го, провожая мужа в Добровольческую армию. Она, конечно, почувствовала в стихотворении настороженные нотки – они были ей созвучны.

Представители того сословия, к которому принадлежала Цветаева, – русские либеральные дворяне, были обеспокоены судьбой России. Несмотря на произошедший в стране губительный раскол, российские интеллигенты старались сохранить наиболее ценные культурные завоевания. Об этом находим у Горького, у Бунина111. Отголосок тех настроений слышен и у Антокольского: он проявляется в парадоксальности его стиха – одновременно реалистичного и фантастичного.

Ни одну строку стихотворения, ни одно четверостишие нельзя понимать буквально. Не врывалась русская революция в плаще Жиронды. Призраки не водят полки в бой. Не мог встретиться самодержец Великий с героем поэмы Пушкина, написанной сто лет спустя. Но Антокольский легко перемещает своих героев в пространстве и времени, из вымысла в реальность и обратно. Персонажи, события и просто слова под его пером превращаются в символы, благодаря которым он легко связует разные эпохи: петровскую, пушкинскую, свою, – и создаёт стих выразительный и ёмкий.

Заметим, что в своей склонности к фантастике Антокольский не был одинок. Уже опубликован «Петербург» Андрея Белого112, вскоре будет написана А. Блоком поэма «Двенадцать»113. Антокольский «шел в ногу» с литературными исканиями своего времени, что тотчас же оценила Марина Цветаева. В своих воспоминаниях она пишет:

«Пропал <Антокольский> у меня, в Борисоглебском переулке, на долгий срок. Сидел дни, сидел утра, сидел ночи… Как образец такого сидения приведу только один диалог.

Я, робко:

– Павлик, как Вы думаете – можно назвать то, что мы сейчас делаем – мыслью?

Павлик, еще более робко:

– Это называется – сидеть в облаках и править миром»114.

Что удивляет в совсем ещё юном человеке, к тому же темпераментном и даже импульсивном, так это его беспристрастность в описании исторических событий. Ему одинаково понятны обе стороны социального конфликта. Он любуется всеми своими персонажами: и Петром Первым, и декабристами, и «Медным всадником», и Евгением, несмотря на их непримиримую вражду. Он – объективный летописец русской истории. Это была позиция, выработанная им под влиянием родных.

Антокольские образовывали большой, разветвлённый клан, с крепкими родственными связями, чему способствовал переезд многих членов семейства из Литвы в Россию115, и уже сложившимися художественными традициями, заложенными их предком и кумиром – великим скульптором Марком Матвеевичем Антокольским. Это был один из самых талантливых летописцев русской истории XIX века, воплотивших её в мраморе и бронзе. После Мастера остались скульптурные шедевры116 и несколько прекрасных учеников, среди которых – и его племянница скульптор Елена Павловна.

Родители Павлика сделали для него всё, что могли – обеспечили ему учёбу в одной из лучших московских гимназий117. Но гимназия осталась позади – предстоял выбор жизненного пути. Яркая и разносторонняя одарённость подростка требовала участия человека более осведомлённого и лучше освоившегося в российской жизни. Наставником Павлику стала его тётя, сестра матери, Елена Павловна – в замужестве княгиня Тарханова118.

Князь И.Р.Тарханов и Елена Павловна принадлежали к самому передовому кругу санкт-петербургского общества. Среди близких им людей – выдающиеся учёные, композиторы, художники. Сохранилась фотография119, где Тархановы в кругу гостей И.Е. Репина120 в его имении «Пенаты»: с В.В. Стасовым121, М. Горьким и Л. Андреевым. Большая дружба с И.Е. Репиным осталась Елене Павловне в наследство от Марка Матвеевича, учившегося вместе с Репиным в Санкт-Петербургской Академии Художеств122. Опубликованная в 1937 году переписка Репина с Тархановыми – один из образцов русского эпистолярного жанра конца XIX – XX веков123.

Портрет скульптора Е.П. Тархановой-Антокольской. Работа И.Е.Репина. 1893 г. Картон, пастель. 85 х 67. Хранится в Государственном Русском музее, Санкт-Петербург

Вот под чьим влиянием формировались художественные взгляды, вкус и мировоззрение юноши Антокольского. Мнение Елены Павловны очень много значило для него. Она как маяк, с которым он соотносил свой путь в самые, пожалуй, важные годы – годы своего становления как личности. Образ Елены Павловны Тархановой