Три чудовища и красавица - Марина Серова

— Меня интересуют жильцы всех квартир, где не была милиция, — ответила я.

Хозяйка квартиры встала с кресла, подошла к старенькому полированному секретеру и выдвинула ящик, а Валерия сказала, покосившись на мать:

— У нас была милиция. Я домой возвращаюсь, а во дворе полно милиционеров, меня не пускают, паспорт требуют. А у меня только студенческий билет был. Тогда они поднялись со мной, зашли в квартиру, все осмотрели здесь и про Бочарова тоже спрашивали. Я так и сказала, что он тут редко бывает, но я не знала, что он маме свои московские координаты давал. Правда, не знала.

— Вот, я нашла, — Ольга Альбертовна протянула мне серебристую визитную карточку.

— Можно, я ее возьму?

— Ну, если вам она нужна, то берите, — растерянно пожала плечами хозяйка. — Александр Васильевич оставил ее на экстренный случай, если что-то вдруг случится непредвиденное — кража, пожар или трубы, например, потекут.

— На этот случай ключи оставлять надо, а не визитку. Кстати, ключей он вам не оставлял?

— Нет, что вы! Хотя он мне их предлагал, но я на себя такую ответственность ни за что не возьму! Бочаров — человек странный, себе на уме, малообщительный, замкнутый. Когда Александр Васильевич вселился, это года два тому назад было, я к нему по-соседски с разговорами полезла, а ему это не понравилось. Так, односложно на вопрос ответит, и все. А в последние приезды он стал поразговорчивее, даже визитку свою дал. Зубы к нему лечить в Москву мы, конечно, не поедем, но карточку его я на всякий случай взяла.

— А вы не замечали, чтобы в отсутствие Бочарова в его квартиру кто-нибудь заходил, может быть, родственники, приятели?

— Нет, — ответила, не задумываясь, Ольга Альбертовна.

— Однажды было, недели две назад, — призналась Лера, с опаской взглянув на мать. — Тогда мне показалось, что хлопнула дверь, точнее, я была в этом даже уверена, потому что как раз находилась в прихожей, обувалась, собиралась уходить. В общем-то, я просто отметила про себя, что сосед приехал, немного удивилась, что не на выходные, как обычно, а среди недели. Вечером вернулась домой, а за стенкой — тишина. Мне это показалось странным. Вот, собственно, и все.

— Значит, вы не видели ни самого соседа, ни кого-то другого?

— Да, я только слышала, что хлопнула соседская дверь, а потом ушла.

— Знаете, Татьяна, у нас дом панельный, поэтому слышимость очень хорошая, — пояснила мать. — Если работает телевизор, кто-то громко разговаривает, то слышно. Слов, конечно, не разберешь, а гул стоит. Днем-то мы редко бываем дома, может, кто и приходит туда, а по вечерам там тихо.

— Ясно, спасибо, вы мне очень помогли, — я поняла, что говорить больше не о чем, и хотела уйти, но женщины смотрели на меня так, будто ждали каких-то разъяснений, например, считаю ли я убийцей их соседа. Увы, этого я им сказать не могла, поэтому ляпнула на прощание первое, что пришло мне в голову: — Если вдруг услышите, что в двадцать пятой квартире кто-то есть, то позвоните, пожалуйста, мне по этому телефону.

Ольга Альбертовна без особого удовольствия взяла мою визитку, зато Лера с готовностью помочь сказала:

— Хорошо, позвоним. Знаете, как страшно в подъезде теперь! Скорее бы убийцу нашли! Неужели это наш сосед?

Таня, Таня, что же ты наделала! Ты же сама собиралась сегодня проникнуть в квартиру Бочарова. Теперь они будут даже ночью прислушиваться к каждому шороху. Зайти-то ты туда, конечно, сможешь, возможно, примешь звонок с сообщением о своем собственном незаконном вторжении в чужую квартиру, но выйти оттуда незамеченной, скорее всего, тебе не удастся — засекут. Не исключено, что позвонят они не тебе, а в милицию. Может быть, ввести этих женщин в курс дела? Пожалуй, не стоит признаваться в том, что методы твоей работы выходят за рамки дозволенного.

Попрощавшись с Алешниковыми, я вышла от них и направилась прямиком к двадцать восьмой квартире, ведь там в момент убийства была беременная женщина. Может быть, она что-то видела или слышала. Я осторожно нажала на большую квадратную кнопку звонка и услышала красивую переливчатую мелодию.

— Кто там? — спросил мужской голос.

— Я частный детектив и хотела бы с вами побеседовать.

Дверь открылась, и передо мной предстал высокий, стройный молодой человек лет двадцати пяти. Он был с обнаженным торсом и в спортивных шортах ярко-зеленого цвета.

— Частный детектив? — переспросил он, бесцеремонно оглядывая меня с головы до ног. — Ну, проходите.

— Вася, кто там? — послышалось с кухни.

— Иди сюда, Риточка.

В дверном проеме показалась будущая мама в бежевом шелковом халате, подпоясанном выше живота широким поясом. «Уже месяцев восемь, — отметила я про себя, — она так молодо выглядит, прямо как школьница!» Увидев меня, Рита насторожилась.

— Риточка, это частный детектив, — сказал супруг, обнимая жену за плечи. — Вероятно, по поводу происшествия в доме.

— Да, меня зовут Татьяна. Я по поводу того, что произошло в среду в вашем лифте, — так же, как и муж Риты, я не смогла произнести вслух слово «убийство».

— Меня уже опрашивали, — сказала она, по-детски надув губки, — но я ничего не знаю. Надеюсь, вы мне верите?

— Конечно, но у меня к вам есть несколько вопросов. Вы живете напротив двадцать пятой квартиры. В тот день вы не видели или не слышали, чтобы туда кто-то заходил?

— Нет. Мужчина, который там живет, бывает здесь редко. Я его только один раз мельком видела. Кажется, он старый.

— А я вообще его никогда не видел, — вставил муж. — Наверное, у него есть другая квартира. Знаете, мы сами тут недавно живем, меньше года, и ни с кем толком не общаемся.

— Когда это все произошло, — Риточка перебила мужа, — я спала, даже криков никаких не слышала.

— Да, ее все время днем в сон клонит, — пояснил супруг.

— Меня милиция звонком в дверь разбудила, ничего толком мне не объяснили, осмотрели здесь каждый угол, наследили, задали свои вопросы и ушли, — Риточка снова обиженно поджала губки.

— Понятно. Извините за беспокойство. — Молодые супруги кивнули головами, давая мне понять, что пока я их не слишком побеспокоила, но больше нам говорить не о чем. Мне не оставалось ничего другого, как попрощаться: — До свидания.

— До свидания, — сказала Риточка и улыбнулась, довольная тем, что мой визит не затянулся надолго.

— Я вам открою, — молодой человек подошел к двери. — Всего вам хорошего.

Разговор оказался коротким и бестолковым. Я снова оказалась перед выбором, с кем из жильцов теперь поговорить, но решение пришло быстро: надо побеседовать с Марией Петровной без свидетелей. Может быть, она действительно что-то знает. Лифт был занят, вероятно, не все боялись на нем ездить. Мне пришлось спускаться вниз пешком. На шестом этаже я услышала голос Анны Александровны, доносящийся из-за двери. Вероятно, она разговаривала с кем-то по телефону, и я не могла не прислушаться.

— Правильно ты все сделала, ничего не бери в голову! Мой Анатолий говорит, что она девка толковая, его начальник нанимал ее и остался доволен. Да… Нет… Все может быть.

Мне было очень приятно узнать о том, что какой-то бывший клиент остался доволен моими услугами. Я еще немного постояла около хлипкой двери двадцать третьей квартиры, напрочь лишенной звукоизоляции, но больше ничего интересного не услышала и стала спускаться вниз.

Мария Петровна не спешила открывать мне дверь. Я вновь и вновь нажимала на звонок, уверенная в том, что бабуля дома и ее терпение наконец-то лопнет. Я не ошиблась — примерно после десятого нажатия на кнопку за дверью раздался недовольный голос:

— Что вам надо?

— Мария Петровна, это Татьяна. Мы недавно разговаривали с вами…

— И что дальше?

— Хочу кое-что уточнить.

— Вот неугомонная, — сказала Балалейкина, после чего послышался лязг открывающихся замков. Впрочем, Мария Петровна не впустила меня в квартиру, а встав на пороге, заявила: — Нечего уточнять! Все уже сказано. Разве на мне свет клином сошелся? В нашем подъезде тридцать шесть квартир, вот и беседуй со всеми подряд, может, наткнешься на…

Балалейкина вдруг замолчала, с испугом уставившись за мою спину. Я оглянулась и увидела, что на ступеньках стоит женщина, взявшаяся буквально из ниоткуда. То ли она совсем бесшумно поднялась снизу, то ли все это время стояла между этажами, кого-то поджидая, а услышав разговор, решила проявить себя. В голове мелькнуло — вдруг это и есть она, убийца, поэтому я внутренне собралась, чтобы в случае необходимости дать отпор.

В первый момент, когда незнакомка еще находилась на малоосвещенной лестнице, ее лицо было плохо видно, но когда она подошла ближе, я смогла ее разглядеть. Ей было лет тридцать восемь — сорок. Мешки под ее глазами свидетельствовали о больном сердце или о пристрастии к алкоголю, скорее о последнем, поскольку от нее шел запах спиртного, смешанный с дешевыми сигаретами.