Проклятие Индигирки - Игорь Ковлер

– А чего – у меня биография хоть завтра в генеральные секретари: отцом, матерью и флотом приучен своим трудом все в жизни добывать.

– Я, может, не меньше твоего приучен, – незлобиво отбрехивался ТТ. – Только с генеральным ты хватил, не по плечу тебе эта глыба. Кому-то землю лопатить надо.

– Землю кидать тоже с умом следует. Ты вот не понимаешь, что мы своей лопатой мильён всегда перебросаем. Самосвалы подавай, а за нами дело не станет. А их под нас начальство считает: будет мильён в плане – и самосвалы будут. Понял?

– Не первый год замужем, – проворчал Тимоха.

– Вот я и говорю, не перестроился ты, – слегка глумился Боцман. – Не проникла перестройка в твое сознание, в самую суть – как надо делать, знаешь, да шкурные интересы в тебе глубоко засели, мешают осознать масштаб стоящих перед страной замыслов.

– Я что, ради себя? Я обо всех думаю, – немного растерялся Тимофей. Про шкурные интересы звучало нехорошо. Хоть и не взаправду разговор, но все же шкурники – народ неуважаемый. Их за стол в хорошую компанию не позовут. Шкурник – клеймо. – Что ж ты сидишь-то, лясы с нами точишь? – подступился с другого бока Тимофей. – Что ж мильён свой не кидаешь? Где самосвалы? Начальство где? Мороз-то не спрашивает, с ним не договоришься. А поломка, профилактика, запчасти! Сижу – куру? Потом давай, догоняй, Тимоха! Не, нельзя всем разом нырять.

– Ну, ты-то известный «морж», – съязвил Боцман, намекая, как года два назад Тимофей ехал с приятелем по зимнику, машина угодила в парящую промоину, которую поначалу приняли за наледь, и ушла в воду по кабину. Оба успели выбраться на крышу. Хорошо, что шли колонной. Задние остановились, мужики связали веревки, забросили их бедолагам, танцующим на кабине в мороз. Те обвязались, но пришлось нырять, а потом в теплых кабинах растираться спиртом, изрядно глотнув его, вместе с чифирем. – Живешь ты, Тимоха, во власти темных заблуждений, – не унимался Боцман. – И выйти из них просветленным не хочешь.

– Кончай травить, – сказал Петелин, закончив возиться с закуской. – Садитесь жрать, пожалуйста.

– Картежников надо позвать, – устраиваясь поудобней, прокряхтел Боцман.

– Вызывай по одному, – передал рацию Тимохе Петелин, – а то задохнемся.

– Ты тоже, Петля, не увиливай, выскажи свое мнение, – потребовал Боцман.

– Мое мнение: не там перестраиваемся. Может, работаем плохо? Дай нам волю – всю тайгу перелопатим. Пускай начальство перестраивается. Я сколько «миллион» лбом прошибал? То-то. Он только мне нужен? Пока этим умникам указивку не спустят, им хоть кол на голове теши. Работягу-то просто в нужную сторону развернуть – плати ему, и все дела. А они хотят на сознании прокатиться, вот на мозжечок и давят.

– Слыхал, Тимоха?

– А чего Тимоха? Самим, что ли, в хомут лезть? Им не надо, а мы – давай. На Север не сачковать едут. На хрен тут сопли морозить без толку?

– Это ты в точку, Тимоха. Север – надежда страны. – Боцман шумно почесал нос – запахи в кабине щипали ноздри, не было мочи терпеть. – Надо везде, как у нас, сделать: пришел работать – подпиши договор на год, на три. Сачкуешь – за борт!

Уже прошли первый круг – все помощники по разу побывали в хлебосольной кабине. Разомлев, забросив карты, они делились впечатлениями от новогоднего гулянья, прикидывая, скоро ли опять позовут на бригадную скатерть-самобранку.

– Эх, – зевая, смачно потянулся Боцман, – закатиться бы сейчас к морю Черному, да с хорошенькой пеструшкой, да ощипать ее до последнего перышка!

– Околеет голышом-то, – тыкнул Петелин.

– Тимох, а ты когда с машины нырял, часом не простудился?

– Я-то! – не почувствовав подвоха, беспечно протянул ТТ. – Даже не кашлянул. Мне мороз по барабану.

– Все вам по барабану, – проворчал Боцман. – А сейчас слабо?

– Чего слабо? – уставился на него Тимофей.

– Голым до того экскаватора дойти, медленно, в печали.

– Мне слабо? – втянул голову в плечи ТТ. – Да я тише тебя пройду, факт. – Петля, время сечь будешь. Раздевайся, – скомандовал он, – посмотрим, у кого яйца раньше зазвенят.

– Нет! – покачал головой Боцман. – Петля тоже должен участвовать в «заплыве». Он бригадир, негоже ему отсиживаться. Вот и определим: кто лучший экипаж, а кому – на перековку. Кто парой с помощником раньше придет – тому второй миллион с Петлёй грузить.

– Сдурел, что ли? – отмахнулся было Петелин. – Всех в больницу уложить хочешь? Любка твоя узнает, такую вахту закатит, склянки отбивать замучаешься.

– Давай-давай, – непреклонно надавил Боцман, – зови эту «золотую» молодежь, счас поглядим – кто тут за перестройку, а кто примкнул по дурости. Форма одежды – шапка и валенки.

– Гы, – гоготнул ТТ, – без порток, что ли?

– А ты как думал? – не сдавался Боцман. – Баб нету. Первыми идут «старики».

Для лучшей видимости зажгли фары, направив их одна на другую. Яркий свет вспорол темноту, перемешанную с туманом. Внушительный треугольник между агрегатами горел неземным белесым светом. Разошлись парами по кабинам, прихватив термосы с чаем.

Первым выпало идти Тимофею. Он поругался, посетовал на судьбу, сунул босые ноги в собачьи унты, натянул посильнее на патлы шапку и, чувствуя, что она дальше натягиваться не желает, прихлопнул к макушке. Прикрыв широкой ладонью все, что ниже живота, испытывая неловкость, словно предстояло выйти на городскую улицу, полную знакомых, приоткрыл дверь кабины, примериваясь, не послать ли затею вместе с Боцманом подальше, пока не поздно. Но в кабине уже затрещала, захрипела рация. Послышался хрюкающий голос Петелина, сообщивший, что время пошло.

– Передай, чтоб с земли засекал, гад! – рявкнул ТТ помощнику. – У меня акклиматизация. – И, крякнув – эх, ёшки-матрёшки! – начал спускаться, как по лестнице космического корабля, на землю, похожую на лунный ландшафт, чувствуя, как его целиком заворачивают в простыню из наждака и начинают тереть.

Помощник Тимофея Игнат Шестаков, жилистый вертлявый парень лет двадцати семи, неотрывно следил за своим машинистом из кабины, непроизвольно подергивая плечами, тоскливо ожидая неотвратимо надвигающееся на него испытание, слабо надеясь, что ТТ вернется в теплую кабину, хватит у него ума не шляться нагишом по шестидесятиградусному морозу, и затеянная Боцманом нелепость прекратится. Игнат очень хотел, чтобы все повернулось именно так, в душе понимая – ТТ не отступит, даже окати его сейчас водой. Понимал и гордился силой характера ТТ, настраивая себя не задать стрекача по полигону. Они – экипаж! Должны быть как одно целое. А он обязан прикрыть спину своему командиру пусть и в такой дурацкой затее.