Большой вальс - Людмила Григорьевна Бояджиева

Они оказались в Москве в самый канун симпозиума, узнав, что некая Виктория Меньшова вместе с остальными участниками съезда ужинает в «Метрополе». «Это имя, под которым скрывается Антония — счастливый знак. Я выиграю сражение», — думал Бейлим, наблюдая из бокового кабинета центрального зала ресторана за танцующей девушкой.

О если бы в летучем воздухе «сегодня» могли проявляться тени былого… Как на старой полузасвеченной пленке выплыла бы в круг танцующих веселая Светлана под руку с молоденьким смуглым кавалером, а из-за бархатной портьеры им благосклонно кивал бы улыбающийся Хосейн… Амир живо вспомнил прошлое, поражаясь тому, что видит сейчас перед собой дочь Ванды и взрослого юношу, зачатого, возможно, Светланой в ту самую ночь… Его Светланой… Вандой. Он зябко поежился от потустороннего холодка, пробежавшего по спине из глухого неведения — тех тайных глубин бытия, куда не надлежит заглядывать смертному.

Нет, Амир не интриговал, предавая хозяина, он просто исполнил долг, веление могущественной десницы. Возможно, спасая девушку, помогал тем самым Хосейну остаться в мире со своей совестью и со своим сыном.

«Да не разлучит вас смерть, — думал Амир, выпуская пули по уносящей Антонию машине. — Бейлим и Антония. Бейлим и Хосейн — живите в мире, ведь он так короток — этот земной путь. Не стоит омрачать его враждой».

Вот и ещё раз спасли они Антонию. От сумасшедшего наркомана, а теперь — от чрезмерно заботящегося о своем наследнике эмира.

«Э, да здесь заметна рука „помощников“!» — подумал Амир, обнаружив подброшенные в сумочку девушки документы, из которых следовало, что она российская шпионка, находящаяся в родстве с полукровкой-«принцем», Виктория Козловская. — «Любопытно будет разобраться во всем этом». Прихватив бумаги, советник направился в салон принца, но решил повременить с докладом, застыв на пороге.

«А этот мальчик не умеет уступать… — подумал он, глядя на сидящего у постели возлюбленной принца. — Жаль, не судьба ему стать эмиром, хороший получился бы Хозяин.»

«Пропадай они пропадом, все престолы мира, короны, скипетры, державы… Не помню из истории, чтобы кому-то трон принес счастье. По крайней мере, в любви. Все дровосеки, поэты да пахари доживали как голубки до последнего часа со своей милой… Раз так — стану дровосеком. Теперь-то отец не отвертится!» — Бейлим не мог успокоиться, переживая предательство Хосейна и с мстительной радостью придумывая болезненные удары: отказаться от престола, от фамилии вообще, уехать из страны и начать все сначала… Кто он? Максим Козловский. Отлично — станет российским эмигрантом, отправившись на московскую биржу труда. И ни копейки не возьмет от кровожадных Дали Шахов! Или пойдет в конный цирк — вместе с Антонией! «Максим и Тони — сказки Венского леса» — прекрасный номер!

— Максим! — девушка открыла глаза, переполненные нежностью. — Я знаю — это ты. И в Венеции знала, но боялась навредить тебе… Да что с тобой?!

Юноша посмотрел на больную как на призрак, отпрянув от кровати и бросил её руку, словно змею. Она приподнялась, зажмурилась. Окружающее поплыло, замелькало, подкатил к горлу ком тошноты. Виктория опустилась на подушку.

— Тебе плохо, Антония? Ты понимаешь, кто я? Бейлим. Это мой «Боинг», мы летим домой. В наш дом на берегу — ведь тебе понравилось у меня… А это Делия — узнаешь?

Он за ошейник притянул собаку, всегда следовавшую за ним. Делия уперлась и ощетинилась, не желая приближаться к девушке.

— Ты же лизала ей руки, глупая псина! — настаивал Бейлим. — У тебя испортился нюх или пропала память?

Принц был удивлен поведению борзой — таких ошибок она ещё не совершала, держа в своей собачьей памяти обширнейшее досье знакомых запахов.

— Это у тебя плохо с памятью, Максим… — прошептала Виктория, не открывая глаз. — Я — Виктория. Виктория Меньшова, прежде — Козловская. Я дочка Жени, Алексея, Кати… — Ей было тяжело говорить, преодолевая головокружение и тошноту…

— Мы, действительно, очень похожи с А. Б. И мы друзья. Потом… потом расскажу все. Только мы поменялись временно ролями. Она спокойно ждет в Вирджинии… Потому что я так хотела увидеть маму.

— Вика?.. А как же… как же?.. — Бейлим, рассматривая заново её лицо, не находил никакого сходства со своей сестрой. Разве только голос.

— Так же, как и ты. Но мама и бабушка в Москве меня узнали. — Она заговорила по-русски. — И ещё я была на могиле отца… Он фотографирован в черкеске… А дедушка рядом И ещё рябина… — Виктория засыпала, на бледных губах остались догорать отблески счастливой улыбки.

А юноша сидел рядом, думая о том, что не так-то все просто в этом мире и благодаря высшие силы за неожиданный подарок. Разве тогда еще, в Венеции, он не почувствовал нечто, что можно было бы назвать голосом крови, будь Виктория ему родней, — загадочное, нежное притяжение? А страсть к Антонии, такая жаркая и в то же время — ответственная, не несла ли она в самой своей сердцевине зерно братского, родственной любви, связывающей людей изначально близких, созданных для содружества в этом мире? Как фантастически прекрасно, что две самые дорогие ему женщины на свете воплощены в едином, столь невероятно прекрасном облике! Слава тебе, Аллах, и великий волшебник Динстлер!

Принц осторожно взял руку девушки и поднес к губам, счастливый от того, что так чудесно, сказочно отвоевал только что её жизнь у настоящих беспощадных головорезов.

— Макс, а ведь меня опять хотели убить. Как тогда, в Москве… прошептала Виктория сквозь сон. — А я опять выжила. Наверно, у меня, как у кошки, — семь жизней…

— Нет, дорогая моя, достаточно и двух таких приключений. Страшно подумать — ведь я мог не успеть…

— А я знала — успеешь. И ни чуточки не боялась… Только потихоньку застывала… как сосулька мартовским вечером.

— Ты умирала, глупышка… Но теперь будешь жить долго, очень долго… Как тетя Августа…

— Ее нет больше, Макс… А может быть, она следит за нами вон с той звезды, что висит в левом окошке, и машет розовым кружевным платком…

Виктория радостно кивнула звездному небу и Максим понял, что она ещё находится под воздействием препаратов, то проваливаясь в сон, то возвращаясь к некой полубредовой реальности. Сейчас она казалась ему особенно хрупкой и маленькой, как та робкая девчонка, которую он защищал во дворе. И эту девочку, это чудесное юное существо обрекли на смерть! Сжав зубы и нахмурив брови, Максим смотрел на возвращенную сестру. Он изо всех сил сдерживал слезы, но на черных ресницах нависли тяжелые капли. И прежде чем он успел отвернуться, скрывая мужской позор, на его локте повисла Виктория и к влажной щеке