Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том. 7 - Иван Гончаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что такое я видела? – старалась она припомнить, – да, молнию, гром гремел – и, кажется, всякий удар падал в одно место…
– Какая страсть! – сказала Марфинька, – я бы закричала.
– Я была где-то на берегу, – продолжала Вера, – у моря: передо мной какой-то мост, в море. Я побежала по мосту, – добежала до половины: смотрю, другой половины нет, ее унесла буря…
– Всё? – спросил Райский.
– Всё.
– И этот сон хорош: и тут поэзия!
– Я не вижу обыкновенно снов или забываю их, – сказала она, – а сегодня у меня был озноб: вот вам и поэзия!
– Да ведь всё дело в ознобе и жаре: худо, когда ни того ни другого нет.
– А вы, братец? теперь вам говорить! – напомнила ему Марфинька.
– Вообразите, я всю ночь летал.
– Как летали?
– Так: будто крылья явились.
– Это бывает к росту, – сказала бабушка, – кажется, тебе уж не кстати бы…
– Я сначала попробовал полететь по комнате, – продолжал он, – отлично! Вы все сидите в зале, на стульях, а я, как муха, под потолок залетел. Вы на меня кричать, пуще всех бабушка. Она даже велела Якову ткнуть меня половой щеткой, но я пробил головой окно, вылетел и взвился над рощей… Какая прелесть, какое новое, чудесное ощущение! Сердце бьется, кровь замирает, глаза видят далеко. Я то поднимусь, то опущусь – и, когда однажды поднялся очень высоко, вдруг вижу, из-за куста в меня целится из ружья Марк…
– Этот всем снится; вот сокровище далось: как пугало, – сказала Татьяна Марковна.
– Я его вчера видел с ружьем – на острове: он и приснился. Я ему стал кричать изо всей мочи, во сне, – продолжал Райский, – а он будто не слышит, всё целится… наконец…
– Ну, братец, – ах, это интересно…
– Ну, я и – проснулся!
512
– Только? ах, как жаль! – сказала Mapфинька.
– А тебе хотелось, чтоб он меня застрелил?
– Чего доброго: от него станется и наяву, – ворчала бабушка. – А что он, отдал тебе восемьдесят рублей?
– Нет, бабушка: я и не спрашивал.
– Все вы мало Богу молитесь, ложась спать, – сказала она, – вот что! А как погляжу, так всем надо горькой соли дать, чтоб чепуха не лезла в голову.
– А вы, бабушка, видели какой-нибудь сон? расскажите. Теперь ваша очередь! – обратился к ней Райский.
– Стану я пустяки болтать!
– Расскажите, бабушка! – пристала и Марфинька.
– Бабушка, позвольте, я расскажу за вас, что вы видели? – вызвался Викентьев.
– А ты почем знаешь бабушкины сны?
– Я угадаю.
– Ну, угадывай.
– Вам снилось, – начал он, – что мужики отвезли хлеб на базар, продали и пропили деньги. Это во-первых…
Все засмеялись.
– Какой отгадчик! – сказала бабушка.
– Во-вторых, что Яков, Егор, Прохор и Мотька, пьяные, забрались на сеновал, закурили трубки и наделали пожар…
– Типун тебе, право, болтун этакий! Поди, я уши надеру!
– В-третьих, что все девки и бабы, в один вечер, съели все варенье, яблоки, растаскали сахар, кофе…
Опять смех.
– Что Савелий до смерти убил Марину…
– Полно, тебе говорят!.. – унимала сердито Татьяна Марковна.
– И наконец, – торопливо досказывал он, так что на зубах вскочил пузырь, – что земская полиция в деревне велела делать мостовую и тротуары, а в доме поставили роту солдат…
– Вот я же тебя, я же тебя – на, на, на! – говорила бабушка, встав с места и поймав Викентьева за ухо. – А еще жених – болтает вздор какой!
– А ловко, мастерски подобрал! – поощрял Райский. Марфинька смеялась до слез, и даже Вера улыбалась. Бабушка села опять.
513
– Это вам только лезет в голову такая бестолочь! – сказала она.
– Видите же и вы какие-нибудь сны, бабушка? – заметил Райский.
– Вижу, да не такие безобразные и страшные, как вы все.
– Ну что, например, видели сегодня?
Бабушка стала припоминать.
– Видела что-то, постойте… Да: поле видела, на нем будто лежит… снег.
– А еще? – спросил Райский.
– А на снегу щепка…
– И всё?
– Чего ж еще? И слава Богу, кричать и метаться не нужно!
XXII
Весь день просидели, как мокрые куры, рано разошлись и легли спать. В десять часов вечера всё умолкло в доме. Между тем дождь перестал, Райский, надев пальто, пошел пройтись около дома. Ворота были заперты, на улице стояла непроходимая грязь, и Райский пошел в сад.
Было тихо, кусты и деревья едва шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три сад и прошел через огород, чтоб посмотреть, что делается в поле и на Волге.
Темнота. На горизонте скопились удалявшиеся облака, и только высоко над головой слабо мерцали кое-где звезды. Он вслушивался в эту тишину и всматривался в темноту, ничего не слыша и не видя.
Направо туман; левее черным пятном лежала деревня, дальше безразличной массой стлались поля. Он дохнул в себя раза два сырого воздуха и чихнул.
Вдруг он услышал, что в старом доме отворяется окно. Он взглянул вверх, но окно, которое отворилось, выходило не к саду, а в поле, и он поспешил в беседку из акаций, перепрыгнул через забор и попал в лужу, но остался на месте, не шевелясь.
– Это вы? – спросил шепотом кто-то из окна нижнего этажа, – конечно, Вера, потому что в старом доме никого, кроме ее, не было.
514
У Райского затряслись колени, однако он невнятным шепотом отвечал:
– Я.
– Сегодня я не могла выйти – дождик шел целый день; завтра приходите туда же в десять часов… Уйдите скорее, кто-то идет!
Окно тихо затворилось. Райский всё стоял.
«Куда “туда же”? – спрашивал он мучительно себя, проклиная чьи-то шаги, помешавшие услышать продолжение разговора. – Боже! так это правда: – тайна есть (а он всё не верил) – письмо на синей бумаге – не сон! Свидания! Вот она, таинственная «Ночь»! А мне проповедывала о нравственности!»
Он пошел навстречу шагам.
– Кто тут? – громко закричал голос, и с этим вопросом идущий навстречу начал колотить что есть мочи в доску.
– Ну тебя к черту! – с досадой сказал Райский, отталкивая Савелья, который торопливо подошел к нему. – Давно ли ты стал дом стеречь?
– Барыня приказали, – отвечал Савелий, – мошенники в здешних местах есть… беглые… тоже из бурлаков ходят шалить…
– Врешь всё! – с досадой продолжал Райский, – ты подглядываешь за Мариной: это… скверно, – хотел он сказать, но не договорил и пошел.
– Позвольте о Марине слово молвить! – остановил его Савелий.
– Ну?
– Нельзя ли ее в полицию отправить?
– Ты с ума сошел, – сказал Райский, уходя. Савелий за ним.
– Сделайте божескую милость, – говорил он, – хоть в Сибирь сошлите ее!
Райский погружен был в свой новый «вопрос» о разговоре Веры из окна и продолжал идти.
– Или хоша в рабочий дом – на всю жисть… – говорил Савелий, не отставая от него.
– За что? – спросил Райский, остановившись.
– Да опять того… почтальон ходит всё… Плетьми бы приказали ее высечь…
– Тебя! – сказал Райский, – чтоб ты не дрался…
– Воля ваша!
515
– Да не подсматривал! это… скверно… – сквозь зубы проговорил он, взглянув на окно Веры.
Он ушел, а Савелий неистово застучал в доску.
Райский почти не спал целую ночь и на другой день явился в кабинет бабушки с сухими и горячими глазами. День был ясный. Все собрались к чаю. Вера весело поздоровалась с ним. Он лихорадочно пожал ей руку и пристально поглядел ей в глаза. Она – ничего, ясна и покойна.
– Как ты кокетливо одета сегодня! – сказал он.
– Вы находите простенькую палевую блузу кокетливой?
– А пунцовая лента, а прическа с длинной, небрежно брошенной прядью волос на плечо, а пояс с этим изящным бантом, ботинки, прошитые пунцовым шелком! У тебя бездна вкуса, Вера: я восхищаюсь!
– Очень рада, что нравлюсь вам; только вы как-то странно восхищаетесь. Скажите, отчего?
– Хорошо, скажу: пойдем гулять.
– Когда?
– В десять часов.
Она быстро и подозрительно взглянула на него. Он заметил этот взгляд.
«Напрасно я сказал так определительно – “в десять часов”, – подумал он, – надо бы было сказать “часов в десять”… Она догадалась…»
– Хорошо, пойдемте! – согласилась она, подумавши, – теперь еще рано, нет десяти часов.
Она села в угол и молчала, избегая его взглядов и не отвечая на вопросы. В исходе десятого она взяла рабочую корзинку, зонтик и сделала ему знак идти за собой.
Они шли молча по аллее от дома, свернули в другую, прошли сад, наконец, остановились у обрыва. Тут была лавка. Они сели.
– Вера! – начал он, едва превозмогая смущение, – я нечаянно, кажется, узнал часть твоего секрета…
– Да, кажется! – холодно сказала она, – вчера вы подслушали мои слова…
– Нечаянно, клянусь тебе честью…
– Верю, – перебила она, взглянув на него мельком, – ну, что же?
– Ничего… Итак… ты любишь кого-то! Сомнения исчезли и… Но кто же он?
– Не скажу, не спрашивайте! – сухо сказала она.
516
Он вздохнул.
– Сам знаю, что глупо спрашивать, а хочется знать. Кажется, я бы… Ах, Вера, Вера – кто же даст тебе больше счастья, нежели я? Почему же ты ему веришь, а мне нет? Ты меня судила так холодно, так строго: а кто тебе сказал, что тот, кого ты любишь, даст тебе счастья больше, нежели на полгода? Почему ты веришь?..
